Андрей Хуснутдинов - Данайцы
– Какая машина? – спросила Юлия.
– Хотите пить? – спросил человек.
– Какая машина? – повторила Юлия и поднялась с земли.
Затянувшись, человек выпустил облако дыма себе в ноги.
– Не знаю… какие там машины у военных?
– А вы-то кто?
Человек забыл донести сигарету до рта и посмотрел на Юлию с уважением.
– Вас довезут до аэропорта, – сказал он.
– А куда ж Хлоя?
– Хло… кого? – искренно удивился человек и опять забыл донести сигарету до рта.
– Ну да, в первый раз слышите, – усмехнулась Юлия.
– Ах, этого! – Человек кивнул вверх. – Как вам сказать… В программе записана встреча только одного… героя… Его, простите, и встречали по полной программе… А что?
– А для нас места в вертолете не нашлось?
Человек засмеялся, бросил сигарету и подал Юлии руку:
– Александр.
Она, однако, не пошевелилась, ждала ответа на свой вопрос. Тогда он дотянулся до ее запястья и двумя пальцами встряхнул его.
– Александр. Очень приятно. – Человек вдруг наклонился и протянул руку мне. – Александр.
Я выставил свою, и он сжал ее, точно теннисный мяч. Ладонь его была твердой и легкой, как галька.
В порыве чувства ему, видимо, очень хотелось сделать что-нибудь приятное для нас, он опять спросил, не хотим ли мы пить, и рассмеялся, вспомнив, что спрашивал об этом. А затем, сделав неподвижное лицо, побежал к своему вертолету – единственному, который еще оставался на земле.
– Не пойму, – пробормотала Юлия, – зачем в аэропорт?
– Ты у меня спрашиваешь? – сказал я.
Александр принес плоскую фляжку и мятый одноразовый стаканчик.
– Пас, – улыбнулся я.
– Бальзам, – сказал Александр и, перехватив взгляд Юлии, добавил с решительным видом: – Понял.
Он наполнил себе стаканчик, а ей протянул фляжку:
– За прибытие.
– За прибытие. – Юлия следила за ним.
Александр выпил.
– Что с машиной? – спросила Юлия, пригубив фляжку.
– Десять минут.
– А с вертолетом?
Александр потряс стаканчик вверх дном.
– То есть?
– В смысле мест. – Юлия вернула фляжку.
– Нет, – ответил Александр. – Вы только поймите меня правильно. Будь моя воля, я уступил бы вам свое. Нет. – Он смял и бросил стаканчик и сделал глоток из фляжки.
– Будь ваша воля, майор, – сказала Юлия, – вы б расстреляли нас еще в стратосфере.
Александр подавился бальзамом, и в глазах этого немолодого и, вероятно, много повидавшего за свою жизнь человека явилось выражение некоей озаряющей, горькой иронии. Он кашлянул с открытым ртом, приподнял фляжку и, не облизываясь, будто хватил кипятка, смотрел, как бальзам капает с губ на землю.
– Так зачем вам машина? – спросила Юлия.
Александр достал платок и тщательно промокнул рот. Глядя на него, я вдруг подумал, что так промокают кровь после удара. Вот если бы он промокал не губы, а все лицо, то это было бы похоже на утирание после выплеснутого шампанского. Или после чего там обычно утираются. Спрятав платок и завинтив фляжку, он молча направился к вертолету. Я был уверен, что он больше не подойдет к нам – лопасти винта, до того вяло ползшие по кругу, ускорили ход, – но погодя он вернулся с небольшим сейфом-сундучком.
– Это – ваше. – Александр поставил сундучок на землю. – Деньги, документы, ключи от дома. Все. Я не имею права говорить вам об этом, но, что бы вы там ни думали, а дорога в Центр вам уже заказана навсегда. – Ему приходилось повышать голос, так как вертолетный двигатель набирал обороты. – И это не мое решение!
– Вы с ума сошли! – сказал я.
Он достал из нагрудного кармана толстый конверт плотной бумаги и, встряхнув, подал его мне:
– Бронь на билеты и паспорта!
– Билеты – куда?! – закричал я.
– Придумайте что-нибудь!
– А кто вы?!
В поднимавшемся оглушительном реве турбины Александр нашел силы для улыбки:
– Скажем так: не майор и не зенитчик! Мне пора, простите! Сейчас будет машина! Они не должны видеть нас! – Он пожал мне руку, кивнул Юлии и, ссутулившись, точно под дождем, побежал к вертолету.
***Так, минуту спустя мы остались одни.
Сколько хватало взгляда, во все стороны простиралась темная промозглая равнина. Не было видно ни одного огонька. Нижний край облачности, ровный и отчетливый, словно потолок, едва ощутимо фосфоресцировал. Набегавший порывами ветерок копошился в огромной луже забытого парашюта. Я смотрел на сейф-сундучок, оставленный Александром, и с замиранием сердца представлял, что все это мне снится.
Юлия неожиданно заплакала.
– Перестань, – попросил я и, оттолкнув ногой сундучок, стал прохаживаться вдоль купола.
Я пытался представить себе, где сейчас Хлой и чем он занят: все еще накрыт пледом? пьет горячий бульон? Впрочем, собственно, чего ж нам было ждать еще? Человеческого моря, скандирующего наши позывные? Ковровой дорожки, посыпанной розовыми лепестками? Чепуха. Инерция горя, как говорил Профессор. Нельзя – глупо и страшно – ждать благодарности за свои страдания. Не может быть ничего более унизительного, чем это поощрение прошедшей боли. По идее-то, как раз в точку попала Юлия, намекнув Александру про расстрел. Вот чего следовало ждать. Пули, а не бульона. Сырой холодной ямы, а не роз.
Не глядя под ноги, я несколько раз споткнулся и чуть не упал, пока наконец, будто в унисон моим нервным разглагольствованиям, где-то на самой границе неба и земли не проклюнулись и не стали приближаться, подплывать натужным бормотанием мотора дрожащие светлячки автомобильных фар.
– И благословен и здравствует, – прошептал я, подошел к Юлии, указал ей на этих светлячков и со стиснутыми зубами глядел на них.
***В пыльном, пропахшем сапогами и скрипевшей всеми деревянными сочленениями кунге военного тягача мы всю дорогу протряслись у единственного окошка в двери. Мы сталкивались шлемами, будто бильярдные шары, однако еще крепче прижимались к окошечку и друг к другу. И когда под колесами понеслось гладкое, блестевшее от воды полотно асфальта, и машина, как будто удалившись от кунга притихшим мотором, ощутимо прибавила ходу, мы переглянулись, как сумасшедшие.
Мало-помалу дорога выпрямлялась и, разливаясь, обрастала фиолетовыми фонарями. То и дело, помигав дальним светом, нас бесшумно обскакивала легковушка, и после долгого сосредоточенного преследования обходила чуть не впритык лакированная баржа автобуса. Указатели, выбегавшие с нашей стороны дороги, обращались к нам неосвещенными спинами, а прочитать располагавшиеся на другой стороне мы могли только в том случае, если по встречной полосе пролетала машина. Так до самого аэропорта мы впустую гадали, где и в окрестностях какого города оказались.
На привокзальной площади, парализовав шумную компанию с пивом и бутербродами, тягач остановился прямо против стеклянного портала главного здания. Солдат-водитель с треском распахнул дверь будки и улыбнулся, будто видеть нас составляло для него неслыханное счастье. Мы посмотрели на него так, словно он открыл дверь нашей спальни. Я даже начал было что-то объяснять, но Юлия толкнула меня в бок. Держа перед собой сейф-сундучок, я стал спускаться по отвесной, в три ступени, лесенке. Эти три ступени были для меня ступенями в пустоту, в пропасть. Ступив на асфальт, я потрогал его носком ботинка, как воду. В мое утешение – которое, впрочем, вряд ли могло быть подкреплено разумными посылками – асфальт был влажным после недавней поливки.
Не глядя, я протянул свободную руку Юлии и чуть не ударил ее по лицу. Она поймала и сдавила мои пальцы.
Сияя от счастья, водитель уступил нам дорогу:
– Приехали.
– Погоди, – прохрипел старший машины, сонный мятый сержант, и кивнул с зевком на будку. – Там же этот еще…
– Точно. – Водитель хлопнул себя по ноге и полез вверх по лесенке.
Пока он громыхал в кунге сапогами, сержант привалился спиной к грязному номерному знаку, потер глаза и равнодушно уставился на компанию с пивом и бутербродами, все еще парализованную. За прозрачным трехэтажным фасадом виднелась часть громадного табло. Изумрудный оттиск геометрических граффити лежал на стеклах, отражался в лужах и в хромированной кромке забрала Юлии.
– Один не смогу! – закричал из будки водитель.
Сержант беззвучно выругался.
– Что там? – спросила его Юлия.
Сержант, не ответив, переступил с ноги на ногу и с брезгливой усмешкой продолжал разглядывать компанию.
Наконец в дверях будки показалось красное от натуги лицо водителя и под ним – пульсирующий пузырь парашютной материи. Шелковый этот пузырь мгновенно сдулся на пороге, потек бурной бесшумной струей на асфальт. Пыхтя, солдат принялся выгребать оставшуюся его часть из салона.
– Идиот, – сказала Юлия сержанту.
В компании одобрительно вздохнули и зашевелились, однако сержант, казалось, и вовсе перестал слышать что-либо. По-моему, он засыпал.
