Дэвид Файнток - Надежда победителя
– Слушаюсь, сэр.
Обратно к столу я брел в задумчивости. Аппетит пропал. Дернул же меня черт согласиться с Дагани! Нельзя создавать тепличные условия сынку сенатора, не правильно это! Ко всем кадетам отношение должно быть одинаковым.
После ужина я сразу пошел к себе в кабинет, плюхнулся в кресло. За окном темнело. Настроение было паршивым. Если я начну расспрашивать сержанта Ибареса о Роберте Боланде, он воспримет это как намек на то, что сынку сенатора надо делать послабления. Это не прибавит ко мне уважения. Хуже другое – остальные кадеты сразу заметят особое отношение к Роберту и начнут его презирать. Своим неуместным вмешательством сенатор только поссорит сына с товарищами. Но выхода нет. Приказ есть приказ. К тому же я обещал адмиралу.
Тренькнул телефон.
– Я уже кое-что проверил и нашел немало интересного, – сообщил Толливер. – Позвольте…
– Не сейчас! – гавкнул я и бросил трубку. Звонят тут всякие, нигде от них нет покоя! Я вскочил, начал расхаживать по кабинету. Едва раздражение спало, снова заверещал телефон. Чтоб вы все провалились! На этот раз звонил из моей собственной приемной дежурный гардемарин Гутри Смит. – Сегодня больше не пропускай ко мне звонков! – рявкнул я.
– Есть, сэр. Но это ваша жена.
– Тогда другое дело. – Я нажат кнопку, переключив линию на свой телефон. – Анни?
– Привет, Никки. Я только что говорила с доктором О'Нейлом, он сказал… В общем, я решила позвонить тебе.
– Правильно сделала, я так соскучился по тебе.
– Как у тебя дела? Дрючишь кадетов? – хихикнула она.
Наконец-то у нее хорошее настроение!
– Пытаюсь. – Мне ужасно хотелось забросать ее вопросами, но я решил сдерживаться, чтоб случайно не испортить ей настроение.
– Никки, знаешь, в последние дни мне как-то не по себе, иногда мне хочется, чтобы ты приехал, забрал меня куда-нибудь в такое место, где мы ляжем в кровать.
– Прилечу в любое время, могу прямо сейчас!
– Нет, не надо приезжать, совсем не надо. Понимаешь, мне этого хочется только иногда, а всегда хочется совсем выздороветь, вот тогда приезжай.
– Может быть, без меня ты никогда не выздоровеешь? – с надеждой спросил я.
– Да, точно. Не знаю, ей-богу, не знаю. Понимаешь, мне просто хотелось услышать твой голос.
– Анни, я люблю тебя.
– И я тебя люблю, Никки, но хочу побыть без тебя. Можешь ты это понять?
Как же так? Странно как-то. Поколебавшись, я сказал правду:
– Нет, лапочка, этого я понять не могу.
– Ох, Никки, – простонала она. Я почувствовал угрызения совести.
– Лапочка, я все понимаю…
– Я еще подумаю об этом, может, звякну тебе через несколько дней, может, даже завтра.
– Хорошо, любовь моя.
– Ну, пока.
Она положила трубку, и я почувствовал страшное одиночество.
Через несколько минут я нашел в себе силы встать. Надо было выполнять обещанное – поговорить с сержантом Ибаресом о сыне Боланда. До отбоя оставалось еще пятнадцать минут. В ожидании, пока кадетов загонят в койки, я начал прогуливаться у казарм.
Из холла имени Райта выбежал кадет, встал лицом к стене. Я узнал его: Джеренс Бранстэд.
– За что тебя наказали? – полюбопытствовал я.
– Я, сэр, просто…
– Давай, докладывай капитану, – прикрикнул на него вышедший из казармы сержант Радс. – Добрый вечер, сэр.
– Я постигаю науку не дерзить старшим, сэр, – четко доложил Джеренс.
– И сколько ты будешь постигать эту науку, кадет? – строго спросил Радс.
– Сколько скажете, сержант.
– Полночи, для начала, думаю, хватит.
– Так точно, сэр!
Мне не следовало вмешиваться в воспитательный процесс, но уже было поздно. Пришлось изобразить строгого начальника Академии.
– Слабовато вы его наказали, сержант. Пришлите его утром ко мне, я разберусь с ним как следует, – приказал я. – Если окажется, что он недостоин учиться в нашей Академии, моментально выгоню. Желающих поступить к нам достаточно.
– Есть, сэр, – ответил сержант.
Завтра Джеренс часа два побегает со всякими мелкими поручениями, а потом я его прощу. Но заранее знать об этом он не должен. Пусть думает, что я собираюсь его выпороть. Такая наука пойдет ему впрок, больше не будет раздражать сержанта.
Когда я поворачивался, чтобы продолжить путь, сержант успел хитро мне подмигнуть. Я не спеша побрел к холлу имени Вальдеса, в котором жил кадет Роберт Боланд. Дали отбой, в казармах погас свет. Превозмогая себя, я постучался в квартиру сержанта Ибареса.
– Добрый вечер, сэр, входите, – гостеприимно предложил он.
Ни за что! Но как же быть с приказом адмирала Дагани? Если не выполню, то… Адмирал не узнает, что я не говорил с сержантом. Скажу сенатору Боланду, что с его сыном все в порядке, да и дело с концом. С другой стороны, как я могу требовать от кадетов подчинения, если сам не подчиняюсь приказам? Черт возьми, голову можно сломать. Что же делать?
– Нет, я заглянул просто спросить, все ли в порядке, – улыбнулся я.
– Все как обычно, сэр.
– Хорошо. – Итак, решение принято. Гора свалилась с плеч, и я легкой походкой направился в свой кабинет звонить сенатору Боланду.
По пути из кабинета домой я кривился и ругал себя за придурковатые выражения, которыми заверял Боланда, будто его сыночек чувствует себя в казарме прекрасно, как и всякий нормальный кадет. Конечно, сенатор не особо мне поверил, но высказывать свое неудовольствие не стал.
Добравшись до квартиры, я позвонил Толливеру:
– Не спите?
– Никак нет, сэр. Флот всегда бдит, – бодро доложил он.
– Хватит придуриваться. Я насчет финансовой проверки. Вы…
– Вы звоните из квартиры? – перешел он на серьезный тон. – Я могу прийти к вам прямо сейчас.
– Может, не стоит пороть горячку, лучше…
– Лучше обсудим это сейчас, сэр, а то утром вы опять будете не в настроении. Сейчас приду.
Проворчав нечто невразумительное, я бросил трубку. Что ты с ним будешь делать? Наглец! Но знает меня как облупленного и пользуется этим, чтоб его черти жарили.
Через пятнадцать минут он уже сидел на моем диване, положив ногу на ногу, и посматривал в свой карманный компьютер, видимо, уже напичканный бухгалтерией.
– Сразу скажу, что никаких нарушений я не нашел, сэр, – начал Толливер. – Однако это не означает, что их нет.
– Выражайтесь яснее.
– Дело в том, что многих финансовых документов просто нет. Возьмем, например, топливо. По нему нет ни счетов, ни расписок в получении, поэтому неизвестно, сколько топлива мы получили в действительности. Так же дело обстоит и с униформой, и со многими другими заказами.
– Какие объяснения дал интендант?
– Я пока не спрашивал сержанта Серенко, сэр. Ведь вы просили вести проверку скрытно.
– Может быть, об этом лучше спросить Слика?
– Может быть, Слика об этом лучше не спрашивать, сэр.
Если Толливер кого-то подозревает, то основания наверняка есть. Неужели лейтенант Слик жульничает? Крайне неприятная новость.
– Продолжайте проверку, – приказал я.
– Есть, сэр. – Толливер захлопнул свой компьютерик. – Кстати, попутно я выяснил интересный факт. Оказывается…
– Что оказывается?
– Возможно, вы узнаете это, если соизволите меня не перебивать. Итак, оказывается, в давние времена количество набираемых кадетов было поставлено в зависимость от бюджета с тем расчетом, чтобы денег хватило на каждого. Потом был период, когда бюджет не менялся несколько лет подряд и количество новобранцев тоже не менялось, застыв на отметке триста восемьдесят человек в год. Наш флот и его традиции, как вам известно, тоже имеют свойство окаменевать. Вот как получилось, что в нашу Академию все еще принимается триста восемьдесят кадетов в год, хотя бюджет с тех пор несколько раз уменьшался. А на самом деле вы имеете полное право сократить прием новобранцев, и тогда не придется экономить в ущерб кадетам.
Я был потрясен:
– Боже мой…
– Очаровательная организация наш космический флот, – с сарказмом прокомментировал свои изыскания Толливер.
– Но мы не можем сократить прием, когда треть флота потеряна. Придется выкручиваться имеющимися средствами.
– Есть, сэр.
7
Присяга принималась по уже отработанному сценарию. Едва я вошел, по залу прогремел зычный голос: «СМИРНО!» Очередной поток новобранцев, неумело подражая своим сержантам, попытался изобразить стойку «смирно».
– Вольно, – рявкнул я. – Сержант, построить будущих кадетов в две шеренги!
Как только мальчишки и девчонки выстроились неровными рядами, я начал речь:
– Я, капитан Николас Эвин Сифорт, начальник Военно-Космической Академии ООН, сегодня приведу вас к присяге. Это обещание Самому Господу Богу верно служить Космическому Флоту пять лет. Вместе с присягой вы принимаете мое опекунство на весь срок обучения вплоть до получения звания гардемарина.
В этот момент один слабонервный мальчишка всхлипнул и украдкой утер слезы. Придется сержанту повозиться с этим пятнадцатилетним плаксой.
