Сергей Лукьяненко - Звёзды — холодные игрушки
— Ты правильный, Петя, — негромко продолжил дед. — Ты ведь сам не знаешь, насколько правильный. Когда ты был мальчишкой это умиляло взрослых и отпугивало от тебя сверстников… когда ты стал взрослым, это стало отпугивать взрослых и привлекать детей.
Он тихонько засмеялся.
— Общаясь с тобой люди начинают испытывать комплекс неполноценности.
— Что? — я растерялся.
— Комплекс неполноценности, — повторил дед. — Ты абсолютно честен и этичен. Ты всегда ставишь общественные ценности над личными. Ты способен вести разговор на любую тему… от влияния эллинской культуры на развитие восточной философии, и до технологии кустарной выплавки легированной стали…
— Нет, дед, погоди, легированную сталь кустарно не…
Дед тонко захихикал. Я потер лоб и замолчал.
— Ты вызываешь у окружающих спонтанную неприязнь. Настолько бессмысленную, что их поведение становится, наоборот, подчеркнуто дружелюбным. И в то же время это лишает тебя друзей. С идеальными людьми не дружат, им поклоняются. Но от этого я тебя сумел уберечь… хоть и было трудно.
У меня горели щеки. Это не просто неприятно, это гнусно!
— Я добивался одного, — сказал дед. — Чтобы в этот, наступивший миг… как я надеялся, что он наступит!.. ты был вправе принимать решения. Не боялся преступить черту общепринятой морали. Законы придумывают для того, чтобы их нарушать. Каждый шаг человечества в завтра был нарушением законов сегодняшних. И всегда находились те, кто смел нарушить законы… Те, кто переступал черту, обычно были негодяями. Я мечтал о другом. Чтобы ты мог решать — не оглядываясь на человечество. И был не худшим его представителем, одновременно. Невозможная задача. Но я попытался ее решить.
— Дед, ты веришь в то, что говоришь? — прошептал я.
— Да.
— Уговариваешь меня принять собственную, личную этику? И при этом считаешь, что я останусь человеком?
— Да.
— Но ведь это не моя этика, дед, — тихо сказал я. — Это все — проекция твоих взглядов. Твои страхи, комплексы, мечты. Я твой инструмент, дед. Ты верил, что человечеству, чтобы достичь величия, потребуется такой как я. И создал меня. Вырастил, как в колбе.
Дед кивнул.
— Ты прав. Но я задам лишь один вопрос. Ты веришь, что я прав? Веришь, что нынешнее состояние приведет Землю к гибели?
— Верю, — сказал я. — Верю.
— Тогда не бойся решать, Петя.
Я долго молчал, а дед ждал ответа. За стенами шумел ветер. Спали на своих дачах дряхлые писатели и резались в покер их энергичные дети. Набиралась сил перед новым трудовым днем бывшая столица. В Звездном ночная смена диспетчеров вела на посадку возвращающиеся корабли. Огромная страна гнала горючее и клепала ракеты-носители, жадно разглядывала иноземное барахло и отлавливала воробьев, так полюбившихся чужим. Крошечная планета Земля плыла по орбите, а небо было вокруг — и люди смотрели в небо с азартом, надеждой и страхом.
И никому не было дела, что меня просят спасти человечество — и переступить при этом через себя.
— Дед, нам нужен «Буран». И меня вроде туда берут. Но я не знаю, как нейтрализовать остальных членов экипажа.
— Пошли, — сказал дед.
— Куда?
— Ко мне в комнату. Позвоним Данилову. Он должен был прилететь вечером.
Глава 2
Когда дед снял трубку, я попросил в последний раз:
— Пожалуйста, не надо.
— Я понимаю, рано… — буркнул дед. — Четыре утра… эх… но Данилову не привыкать. Боевой летчик, все-таки.
Из динамика доносились долгие гудки. Наверное, телефон отключен на ночь. Я порадовался этому, но дед меланхолично ткнул в клавиши. Тройка, семерка, ноль. Похоже, ему был известен код срочности, установленный на телефоне Данилова.
— Алло! — отозвался аппарат. Дед оставил динамик включенным, и я невольно слышал весь разговор. Голос Данилова был жестким и бодрым. Может он не спал?
— Спасибо за рыбку, — сказал дед.
После секундной паузы Данилов отозвался:
— Рад, что понравилась…
— Забегай… как-нибудь.
Дед положил трубку. Улыбнулся мне.
— И для этого надо было будить Александра Олеговича среди ночи?
— Он приедет через полчаса-час, — объяснил дед. — Ключевым словом было «забегай». «Как-нибудь» — мусор.
Я заерзал на старом стуле, помнившем меня еще ребенком.
— Дед, ты и президенту так можешь позвонить?
— Президенту не могу. Советнику по национальной безопасности — да. Но он нам не нужен. Должность меняет людей.
Конечно, я знал, что круг знакомых у деда — огромен. Но что знакомства эти настолько тесные…
— А откуда ты Данилова знаешь?
— Я был в комиссии по обмену военнопленными, в девятом году. Александра хотели расстрелять, он сжег «Гетмана Мазепу», почти достроенный авианосец, на верфи Николаева, перед тем, как получил ракету в двигатель. Ну… удалось обменять парня.
Дед неожиданно захихикал.
— Обменяли… на Украине тогда было совсем туго с горючим. Два эшелона нефтепродуктов за одного военного преступника.
Вот это да. В безумные времена крымского конфликта — джампом тогда еще и не пахло, и люди предпочитали ненавидеть соседей, а не чужих, мне было лет пять. Мало что помню с того возраста. В школе мы уже учились по картам, где Крым был независимым государством, и только дед скупо обмолвился, что независимость эта стала единственной альтернативой Российско-Украинской войне.
— Потом еще встречались, — меланхолично продолжал дед. — Вот когда мы священников отправляли Хиксоидам. Данилов тогда не в «Трансаэро» был, в Роскосмосе. Курировал особо важные перевозки. И вот приехали в Звездный космонавты в рясах…
Про эту историю я слышал. Лет десять назад несколько церквей — католическая, протестантская и православная, объединив усилия добились от правительств США и России небывалого демарша. Земля потребовала от Хикси разрешить миссионерскую деятельность людей на их планетах. Это отвечало каким-то параграфам галактического кодекса, и «крестовый поход в небеса» объединенной концессии начался. Правда, в обмен Хикси потребовали создания на Земле собственной миссии. Только через два года люди поняли, что в обмен на священников получили не служителей чужого религиозного культа, а группу профессиональных иллюзионистов… у Хикси есть довольно близкий аналог циркового искусства. Уж не знаю, чем это задело христиан, но миссии у Хиксоидов были свернуты, а вскоре и чужие отправились домой.
Кстати, методика, которой они превращали воду в вино и исцеляли неизлечимо больных, так и осталась загадкой.
— Ты молодец, деда… — сказал я. — Ты и впрямь ко всему готов.
— Данилов — умный мужик. Он поймет.
— Так ты и впрямь хочешь ему все рассказать?
— Ага, — с видимым удовольствием сказал дед.
— Дед, скажи… если ты так хорошо знаешь Данилова… наверное, и с остальным руководством фирмы в прекрасных отношениях?
Дед пожал плечами. Но я не отступал:
— Моя карьера, звания, должность… чьих рук все это? Я пробивался сам — или меня тянули твои друзья?
— Сам, Петя. Меня не заботила карьера внука. Мне было важно, чтобы ты стал профессионалом. Верящим в свои силы.
Через полчаса я вышел встречать Данилова. Стоял у калитки, глядел на редкие огоньки соседних дач. Кажется, горел свет у моего маленького приятеля. Наверное, Алешка режется в свою игру с чудесной фрактальной графикой. А за камешками ведь не зашел… постеснялся.
Наконец послышался мягкий рокот мотора. Данилов то ли не страдал излишним патриотизмом, то ли просто любил хорошие машины — он приехал на новеньком черном «Мерседесе». Я открыл ворота, он въехал на территорию, заглушил двигатель.
— Что случилось, Петр? — спросил лучший пилот «Трансаэро», выбираясь. Он был в форме полковника Космических Сил, и с такой колодочкой медалей на груди, словно собирался на прием к президенту. Поблескивали даже две звезды Героя… наверное, Данилов решил избежать любых проблем с постами и патрулями.
— У нас чужой в доме, Александр Олегович, — сказал я, пожимая ему руку.
— Твою мать! — выругался Данилов. — Кто?
— Счетчик.
— С ума сойти. Обезврежен?
Мы вместе пошли к дому. Навстречу кинулся Тиран — и завилял хвостом. Может у собак появилось генетическое уважение к орденам и медалям?
— Он с предложением. Деловым.
— Ясненько, — полковник хлопнул меня по плечу. — Дождался твой дед, а?
— Дождался… — беспомощно подтвердил я. — Александр Олегович он хочет…
— Кончай пиетет, а? — буркнул Данилов. — Я тебя с двух лет знаю.
— Да? — поразился я.
— Зови либо Сашей… либо дядей Сашей, — ухмыльнулся Данилов. — Так чего старик хочет?
— «Буран».
Данилов заиграл желваками.
— Ясно. Не угомонился, значит…
