Дэвид Файнток - Надежда гардемарина
— Таук поднял руку на офицера при исполнении служебного долга — что это, если не бунт? И как только у тебя хватило смелости сочувствовать ему!
Сочувствовать ему? Алекс был не дурак и быстро сообразил, что к чему.
— Я не оправдываю его, но с приговором не могу согласиться. Мы все небезгрешны. Вспомни, как ты вел себя с мистером Сифортом! Прямо-таки достал его.
— Что верно, то верно. Мне бы башку за это оторвать надо, только сейчас до меня дошло.
«Что же, приятно слышать», — подумал я.
— Знаешь, Тауку просто не повезло, — с горечью произнес Алекс.
— Нет, — не выдержал я. — Одно дело возня в кубрике, другое — наркотики да еще попытка ударить офицера. И ты это хорошо знаешь.
— Знаю, — сказал Алекс со вздохом. Он сел на койке. — Да поймите же вы! На следующих заседаниях трибунала мне снова придется через это пройти.
Мы посочувствовали ему, и обстановка разрядилась.
На другой день судебное разбирательство продолжалось. Еще два матроса были приговорены к смерти за то, что подняли руку на офицеров. Остальным были назначены более легкие наказания.
Пилот представил вердикты трибунала командиру Мальстрему. Если в течение тридцати дней командир не смягчает приговор, старшина военной полиции автоматически приводит его в исполнение.
Лишь через несколько дней члены экипажа пришли в себя, хотя горечь совсем не исчезла. Но в общем все улеглось. И мы, и все остальные понимали, что только твердой рукой можно управлять кораблем. Мальстрему предстояло принять трудное и ответственное решение, он нервничал, но виду не подавал. Все волнения позади, и это не могло не принести облегчения. Мальстрем смеялся, шутил с детьми пассажиров, несколько раз усаживал меня ужинать за капитанский столик, хотя по чину ему не полагалось оказывать предпочтение кому-то из офицеров.
Однажды Мальстрем даже пригласил меня поиграть в шахматы. Он знал, что я никогда не бывал в апартаментах командира и буду себя там чувствовать неловко, а потому повел меня в пустующую кают-компанию лейтенантов.
Впервые за многие недели мы разложили доску. Играл я хуже, чем обычно, но не нарочно — просто нервничал. Одно дело играть с лейтенантом, другое — с командиром. Он, видимо, все понимал и старался разговорить меня, чтобы я почувствовал себя раскованнее.
— Вы уже приняли решение о мятежниках, сэр? — Со стороны гардемарина было дерзостью задавать подобные вопросы командиру, однако Мальстрем не только не рассердился, но даже обрадовался возможности снова сблизиться со мной. Видимо, это было ему просто необходимо.
Лицо его потемнело.
— Я не вижу возможности смягчить приговор и при этом поддерживать дисциплину на корабле. — Он вздохнул. — Я не выношу казни. Меня тошнит при одной лишь мысли о ней. Но я не представляю, как облегчить участь этих несчастных, обреченных на смерть.
— У вас есть еще время подумать.
— Да, двадцать пять дней. Посмотрим. — Он перевел разговор на Надежду. Спросил, не раздумал ли я угостить его выпивкой. Я ответил, что не раздумал, хотя понимал, что это маловероятно. Командир на берегу не гуляет с гардемаринами. Хотя бы потому, что у него нет времени.
После того дня не знаю, что произошло, но командир больше не улыбался мне при встрече в обеденном зале, выглядел мрачным и озабоченным. Четыре часа простоял я на вахте вместе с ним и пилотом, и он почти все время молчал. Возможно, никак не мог принять решение о смертной казни осужденным.
Через два дня мы вышли из синтеза для проведения плановой навигационной проверки. Чем длиннее расстояние, пройденное в режиме синтеза, тем больше вероятность навигационной ошибки. Обычно в таких далеких путешествиях, как наше, синтез прерывают дважды или трижды, каждый раз уточняя координаты.
Мы вышли из синтеза, глубоко погрузившись в межзвездное пространство. Дарла и пилот вычислили курс. Их цифры совпадали с вычислениями Вакса, который, находясь на вахте, тоже проводил расчеты для страховки. Но, вместо того чтобы продолжить путь, командир отложил вход в синтез на одну ночь, и мы дрейфовали в космосе.
За ужином в тот вечер я сидел недалеко от командира, нас разделяло всего два столика. Держался он бодро. Я видел, как он дразнил Йоринду Винсент, а та лишь смущенно смеялась, ничего не отвечая.
Я поискал глазами Аманду. Она сидела на другом конце зала за столиком номер семь. С доктором Убуру. Я мысленно умолял ее посмотреть на меня. И мои мольбы, видимо, были услышаны. Она взглянула на меня с милой улыбкой и отвернулась.
Моя рука с поддетым на вилку куском бифштекса застыла на половине пути. Я видел, как командир тянется к стакану с водой. Вдруг он жестом подозвал стюарда, что-то сказал, и тот побежал к столику номер семь. Во мгновение ока доктор Убуру очутилась рядом с командиром и опустилась на колени. Командир скорчился над столом.
Двое матросов, дежуривших на кухне, помогли ему подняться и, поддерживая, повели в коридор. Он с трудом переставлял ноги. Доктор Убуру шла следом. Я смотрел на них, не веря своим глазам.
Старших по званию, которые могли бы остановить меня, не было. Я извинился, покинул столовую и решительно вышел в коридор. Побежал на офицерскую половину, где был лазарет, но там никого не увидел, кроме дежурного медбрата, и поспешил к капитанской каюте.
Как и следовало ожидать, люк был закрыт. Стучать было бы неслыханной дерзостью, и я решил ждать.
Через несколько минут появилась доктор Убуру. Она захлопнула за собой люк и строго спросила:
— Что вы здесь делаете?
Выражение ее темного широкоскулого лица не предвещало ничего хорошего.
— С ним все в порядке, мэм?
В нарушение устава я назвал ее «мэм», но она не обратила на это никакого внимания.
— Я не вправе обсуждать с вами личные дела командира, — ответила она и направилась в сторону лазарета. Я побежал за ней:
— Может быть, я могу чем-нибудь помочь, я хочу сказать… — Я и сам не знал, чего добиваюсь. Доктор Убуру резко ответила:
— Возвращайтесь в столовую, это приказ.
Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Она была офицером, в чине, равном почти лейтенанту, а я — гардемарином.
— Слушаюсь, мэм. — Я повернулся и ушел.
Весь следующий день командира на вахте не было. На мой вопрос, когда мы начнем синтез, пилот лишь пожал плечами. Я знал, что из него слова не вытянешь, и, как только моя вахта закончилась, вернулся к себе. Стал спрашивать, но по сорочьему телефону никто ничего не слышал.
Не пойти ли к Аманде? Я так нуждался в ее утешении. Но тут в дверь кубрика постучали. Это был медбрат.
— Мистер Сифорт, — сказал он, замявшись, — вас вызывают в лазарет.
— В лазарет? — Я надеялся, что меня вызовут в командирскую каюту.
— Это к командиру, сэр. Он теперь там.
Мы с Ваксом переглянулись. Я надел китель и поспешил за медбратом. Доктор Убуру указала палату, и я вошел.
Командир лежал на боку под тонкой белой простыней. От яркого света галогенных ламп было больно глазам. Он слабо улыбнулся, когда я вошел и встал по стойке «смирно».
— Ты все такой же.
— Как вы себя чувствуете, сэр?
Вместо ответа он откинул простыню. На нем были только трусы, и я увидел, что весь бок и спина у него покрыты серо-голубыми шишками.
Я на секунду прикрыл глаза, чтобы не видеть этой картины.
— Вы давно это заметили, я хочу сказать, как давно они?..
— Четыре дня. А появились всего несколько дней назад. — Он снова попытался улыбнуться.
— Это…
— Это Т.
— О, Харв. — По лицу у меня потекли слезы. — О Господи, мне так жаль.
— Спасибо.
— Может, она… Они что-нибудь сделают, сэр? Рентген, противораковые?
— Это еще не все, Ники. Она нашла меланому у меня в печени, в легких, в желудке. Сегодня я почувствовал, что слабеет зрение. Она полагает, что затронут мозг.
Мне было наплевать, каковы будут последствия. Я взял его за руку. За подобную фамильярность меня могли расстрелять.
Он сжал мои пальцы:
— Все хорошо, Ники. Я не боюсь. Я хороший христианин.
— Но я боюсь, сэр.
Создавшаяся ситуация касалась и меня.
— Поэтому мы не начинаем синтез?
— Да. Я думаю… Я не уверен… Не надо ли повернуть назад? — Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Дышал он медленно, накапливая силы. Мы пробыли вместе еще несколько минут. Теперь я знал, что надо делать.
— Командир, — заговорил я медленно и внятно. — Вы должны сделать Вакса лейтенантом. Немедленно.
Он очнулся:
— Я не хочу, Ники. Ему нельзя давать власть. Он груб, и если одернуть его будет некому…
— Он изменился, сэр. Он справится.
— Не знаю… — Командир закрыл глаза.
— Командир Мальстрем, ради Господа Бога, ради спасения нашего корабля, назначьте Вакса, пока вы в состоянии!
