Александр Зорич - Без пощады
А Таня, вдыхая нежный запах свежей мимозы, изрядную охапку которой преподнесла ей Тамила, размышляла над невеселыми своими обстоятельствами.
Например, над тем, что с Международным женским днем ее поздравили только двое мужчин – папа и Кирюха. Ну, если посчитать еще официальные поздравления куратора их группы профессора Шаровцева… Тогда – трое мужчин.
И в Оперный театр ей пойти не с кем. Не говоря уже о Ялте…
Наконец, пожелай она посетовать, как Тамила, на то, что все мужики сволочи, даже посетовать как следует у нее не получится! Потому что «мужиков» она совсем не знает – ни сволочей, ни херувимов.
Не считать же папу и Кирюху, в самом-то деле?
В школе у Тани не было романов – нежные объятия с мафлингами не в счет.
Но ведь и в университете она тоже ни с кем не познакомилась! А как же молодость, которая пройдет? А как же одинокая старость?
Вдруг она и есть тот самый «синий чулок», превращением в которого пугают всех способных к наукам девочек? Вдруг Люба права и просто нельзя быть такой гордячкой? А может быть, у нее что-то не в порядке с сексуальной ориентацией? Может быть, она… лесбиянка? И Тамила нравится ей не как подруга, а как… женщина! Вот нравится же Анатолю Родригес или как его там, Мартинес?
«Да, с личной жизнью нужно что-то решать…»
С такими мыслями Таня встретила свое восемнадцатилетие.
Поэт Воздвиженский вновь появился в Таниной жизни, когда она сдавала третью по счету сессию.
К четвертому экзамену ее гардероб – сплошь состоявший из джинсов с водолазками – насквозь пропылился библиотекой. В их с Любой общей комнате стоял запах трудового пота, такой отчетливый, что даже аромат новогодней елки, подмигивающей гирляндами с подоконника, восторжествовать над ним был не в состоянии.
Впрочем, чему удивляться?
Таня поставила перед собой цель сдать сессию на отлично. И со свойственным себе фанатизмом этой цели добивалась.
После двух экзаменов и без того щуплая Таня похудела на четыре килограмма. Темные корни волос отросли на неприличную длину в три сантиметра. Это было чересчур – не только по придирчивым Тамилиным меркам, но и по снисходительным Таниным. Но где взять время на возню с этим вонючим «Бельком»?
Однажды вечером сердобольная Люба не выдержала.
– Слушай, ну сколько можно зубачить? – спросила она. – От работы кони дохнут. Не в курсе, что ли?
– А варианты? – Таня нехотя оторвалась от экрана планшета, где вращалась похожая на сандвич модель Голубиного Саркофага с планеты Авлида. Она готовилась к последнему экзамену – «Практика полевых исследований».
– Ну… Можно, например, пойти в синемашку.
– Ненавижу синемашку! Пустая трата времени. «Взиу! Ввизззиу! Ч-чух». – Таня небесталанно изобразила стрельбу из чоругского бластера. – Мозги по стенам, ни фига не понятно, но пограничники рулят!
– Не обязательно же на боевики ходить…
– А на что тогда ходить? Может, на мелодрамы? Так они ведь еще хуже! «Я любила тебя! Но ты предал мою любовь! Ы-ы-ы-ы!» Одни сопли… – Голос Тани звучал ожесточенно.
– Можно сходить в кондитерскую, чаю попить с эклерами.
– Я на диете.
– С каких пор, интересно?
– С сегодняшнего вечера, – буркнула Таня. – И вообще, что ты ко мне прицепилась?
– Ну у тебя и хара-а-ктер…
– Какие есть – такие есть!
– Пошла бы хоть погуляла… Может, с кем-нибудь познакомилась бы…
– Ага. В такую погоду познакомишься, как же… С песиком бродячим, с Шариком. Или с Дружком. А что? Чем не сюжет для мелодрамы? «Таня и Дружок». В конце оба умирают от чумки. – Таня устало уронила голову на руки, но вдруг встрепенулась и нервно добавила: – И, кстати, с чего ты взяла, что я вообще хочу с кем-то знакомиться?
– Знаешь, Танек… Только ты пойми меня правильно… – вкрадчиво начала Люба. – В Великой Конкордии есть такое общество для молодежи – «Чистая земля».
– Слышала. Это которые убирают везде за бесплатно, что ли?
– Да нет, убирают материализаторы. Материализаторы Абсолютной Чистоты. А парни и девушки из «Чистой земли» – они другую чистоту блюдут. Половую, – пояснила Люба. – Я когда в Хосрове была, мне сунули проспект пропагандистский… Там такие лозунги были!
– Лозунги?
– Ага. «Воздержался сегодня – воздержись и завтра!» Или такое: «Кому по силам воздержаться – легко за Родину сражаться!» Они там и среди семейных пар соревнования устраивают. Кто дольше воздержится.
– Ай молодцы, – угрюмо процедила Таня. – Только к чему ты мне все это рассказываешь?
– Да ни к чему. Просто хочу знать, не вступила ли ты, случайно, в ряды общества «Чистая земля»? Не попала ли в сети коварной конкордианской пропаганды?
В комнате повисла неловкая пауза.
Таня тупо пялилась в планшет. Нарядная, праздничная Люба наматывала на шею нежный белый шарф из ангорской шерсти, примеряла у зеркала пушистый берет, тоже белый…
Вдруг Таня резко повернулась к Любе. Щеки ее пылали.
– Ну а что ты предлагаешь, Люб? Что? Вот ты конкретно что-то предлагаешь? Или тебе просто поиздеваться надо мной хочется?
– Издеваться не люблю и не умею. За издевательствами к комендантше лучше обращаться, к тете Клаве. Это раз, – строго сказала Люба. – И я тебе совершенно конкретно предлагаю пойти со мной. Это два.
– А куда это ты собралась?
– В культурный центр «Перископ». На литературный вечер. Мне там Андрюха свидание назначил!
– С каких это пор твой подводник интересуется литературой?
– Литература ему до лампочки, – простодушно ответила Люба. – Просто народу на вечере ожидается много. Вот их группу в полном составе и отрядили, чтобы следили там за порядком. А вдруг господа-поэты вздумают безобразничать?
– А-а, понятно… Так себе и представляю – половина народу пьет портвейн в буфете, а вторая половина употребляет прямо в зале, под чтение стихов. Носы красные, перегаром несет… А бедным кадетам все это карауль!
– Какая же ты все-таки язва!
– Такая уродилась! И если кому-то не нравится, я себя любить совершенно не заставляю! – С этими словами Таня вновь уставилась в экран и с наигранным энтузиазмом принялась рассматривать вторую резную крышку Голубиного Саркофага.
Крышка была искусно инкрустирована лазуритом уникального химсостава, залегающим, между прочим, на соседней от Авлиды планете Каринтия. Каким образом, дорогие товарищи, лазурит с Каринтии очутился в распоряжении декораторов саркофага, творивших в доиндустриальную эпоху, при полном отсутствии не только ракето– но и самолетостроения? Правильно, товарищи. Перед нами – еще одна загадка ксеноистории!
Таня была уверена, что Люба непременно обидится и уйдет на свой вечер, громко хлопнув дверью.
Но ничего не нарушило тишину комнаты. Лишь за спиной у Тани деликатно заскрипела половица.
– Ну, Танюшка, ну, зайка… Не будь же ты такой противной! – ласково пропела Люба, касаясь своей напудренной щекой Таниной горячей шеи. – Пойдем со мной. Развеешься.
Глава 5
НАЕДИНЕ С ГЛАГОЛОМ
Февраль, 2622 г.
Долина реки Стикс-Косинус
Планета Глагол, система неизвестна
А 23 февраля, в День Армии и Флота, случилось чудо. Самое настоящее.
Нет, Злочев не воскрес. И не спустились к нам с небес чины ангельские, чтобы сокрушить огненными мечами нерусь и нежить в лице майора-воспитателя Кирдэра, коменданта Шапура и их насупленных подчиненных.
И даже в столовой нас кормили чем всегда – кебабами и киселем.
И все же…
…Она висела на стене нашего барака. Как раз напротив двери.
Она привлекала взгляды – как и всякая красавица.
Она была проста, как и все по-настоящему ценное. Незамысловата, как правда.
И неудивительно, что мы смотрели на нее – на нашу стенгазету – во все глаза.
Мы не сразу решились подойти к ней поближе. А когда подошли, то долго рассматривали ее в почтительном молчании. Читали и перечитывали. Охали и ахали.
И, уверен, каждый из нас втайне размышлял о том, как отблагодарить лейтенантов Покраса и Мухарева за… уверен, не только я затруднялся в выборе единственно верных слов.
«За поднятое настроение»? Нет, все-таки настроение – это что-то сиюминутное.
«За встречу с прекрасным»? Но хотя наша стенгазета и была прекрасна в каком-то высшем смысле, не требовалось безупречного вкуса эстета Бабакулова, чтобы признать, что портреты Соколова куда прекраснее карандашных рисунков Покраса.
В таком случае за что же мы должны были благодарить лейтенантов Покраса и Мухарева?
Подходящую формулировку я подобрал лишь спустя несколько часов, попав в пренеприятную переделку. «За возвышение воинского духа». Вот за что.
Размером наша стенгазета была где-то метр на полтора.
Вверху алела надпись «23 февраля». Под ней буквами поменьше было написано «Служу России!». Рядом вился на карандашном ветру наш родной триколор.
