Александр Зорич - Без пощады
Люба отлично готовила и делала это с удовольствием. Лентяйка и белоручка Таня только и знала, что нахваливать кулинарные изыски новой подруги.
Но главное, Люба, отучившаяся в спецшколе с углубленным изучением языков, взялась безвозмездно подтянуть Таню по этим дисциплинам. И тем самым подготовить ее к завальным вопросам экзамена по «Культуре внеземных цивилизаций» – языку и литературе чужаков.
Именно благодаря Любе Таня КВЦ и сдала.
Ей попался билет с вопросом о брачных церемониях чоругов, ракообразных соседях Великорасы.
Надо же, какая удача! Буквально за завтраком они с Любой хихикали как раз над этой темой из обязательного экзаменационного списка!
Войдя в некое подобие медиумического транса, Таня начала вещать:
– После этого жених-чоруг подходит к первосвященнику и, глядя на свою жену, провозвещает:
Да будет сия самка принадлежать мне,
а через меня – и отцу моему любезному,
и брату моему старшему,
и брату моему среднему,
и брату моему младшему,
и общинникам, знающим труд,
и общинникам, знающим веру,
и общинникам, знающим оружие.
Да будет она принадлежать всем через меня.
И пусть свершится сие многократно!
– Достаточно, девушка, достаточно! – удовлетворенно хмыкнув, сказала молодая женщина-экзаменатор. – Давайте второй вопрос!
С другими экзаменами Тане тоже повезло, словно бы кто-то там, на небесах, задался целью всенепременно сделать из нее студентку.
Диктант она удачно списала у соседа, большеголового гения с Большого Мурома. А обе истории (Колонизации и России) вызубрила «на шесть» самостоятельно.
Не обошлось и без казусов.
На истории России благообразный профессор с бакенбардами во все щеки задал ей дополнительный вопрос по теме «Государственность и культура Советского Союза: быт, нравы, традиции».
– А знаете ли вы, товарищ Ланина, что такое самогоноварение?
– Чего-чего варение? – переспросила Таня, отчаянно хлопая ресницами.
– Самогоноварение. Вот вы сами мне сказали, что в начале правления Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева была начата кампания по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Верно?
– Н-ну… Сказала…
– Как известно, народным ответом на эту кампанию стал бурный рост самогоноварения. Это в любом учебнике написано.
– Ну… написано.
– Хорошо. Если вы не знаете, что такое самогоноварение, то тогда, может быть, вы знаете, что такое самогон?
– Какое-то лекарство? – робко предположила Таня. – Ну… люди начали варить это лекарство, чтобы им было легче бороться с… ну… пьянством и алкоголизмом? Чтобы организму было легче справляться с абстиненцией. Народные поверья, траволечение… Верно?
Вместо ответа профессор от души расхохотался, пробормотал «эх, молодо-зелено» и, к вящему удивлению Тани, написал напротив фамилии «Ланина» в экзаменационной ведомости «отлично».
Все складывалось как нельзя лучше, и согласно итоговой аттестации по вступительным экзаменам абитуриентка Татьяна Ланина набрала двадцать два балла из двадцати пяти возможных.
Для девочки с захолустной планеты Екатерина это было настоящим подвигом.
Еще неделю Таня ходила павой. Ведь многие коренные земляне прямо на ее изумленных глазах получали двойки, а тройки так вообще шли косяком!
У Тани даже появилось подозрение, что все дело в яйцах мафлингов. «Может, они и на мозг тоже действуют?»
Впрочем, вздорную эту мысль Таня, поразмыслив, прогнала. И правильно сделала.
– Молодчина, доченька! Умница! Вся в папу! – заявил Танин отец на сеансе дальней связи. – Мы тобой гордимся! Да что там мы! Вся школа тобой гордится. Вся, можно сказать, Екатерина!
– Ты только смотри там… Не очень-то заносись! – сказала мама, утирая краем клетчатого кухонного фартука слезу радости. И тотчас, уже изменившимся тоном закоренелого прагматика, добавила: – И пока учиться будешь, присматривай себе мужика хорошего. Обязательно с жилплощадью!
Брат Кирюха был краток, как счастье.
– Термояд! – сказал он. – Чистый термояд!
Впрочем, одной вещи Таня ни родителям, ни Кирюхе не сообщила. Чтобы пройти по конкурсу на археологическое отделение факультета Истории Внеземных Культур, достаточно было пятнадцати баллов.
Пять троек – и ты уже ксеноархеолог!
По иронии судьбы, вот уже восемь лет инопланетный истфак был аутсайдером Кенигсбергского государственного университета. А археологическое – аутсайдером среди четырех прочих отделений иноистфака.
Кому в двадцать седьмом веке, когда Великораса крепит оборону, чужаки вынашивают экспансионистские планы, а в самих Объединенных Нациях усиливаются центробежные тенденции, нужны какие-то ксеноархеологи?
Ну уж по крайней мере не армии.
Кстати, об армии.
Военных в Кенигсберге оказалось на удивление много.
Людьми в форме – серебристо-черной, сталисто-голубой, фисташковой – кишмя кишели окрестности морпорта. Фуражки, береты и пилотки покачивались у касс Музея Мирового Океана, военные азартно аплодировали с галерок Драматического театра, пили теплый бульон в кафетериях и вразвалочку расхаживали по Московскому проспекту.
Особенно много было кадетов. И неудивительно: одних военных академий в Кенигсберге имелось четыре штуки.
Их питомцы – коротко стриженные, молодые и нескладные – в свободное от учебы время слонялись по городу, дружно гоготали в пивных и пытались знакомиться со всем, что шевелится.
Однажды утром к Тане Ланиной, совершавшей экскурсию по Ботаническому саду, подошел робкий юноша и, зачем-то козырнув, спросил: «Сколько времени?» Когда он, получив точный ответ, осведомился: «А свободного?», Таня дала себе зарок никогда не знакомиться с военными. Робкий юноша был пятым по счету кадетом, справившимся у нее о времени в то утро.
«Слишком уж они энергичные и настырные. А на уме – одни пошлости. Фантазии нет. Никакой», – думала Таня и, высоко задрав нос, проходила мимо очередной компании в форме.
Но главное (впрочем, об этом Таня не говорила никому, кроме Тамилы), она совершенно не представляла себе отношений с человеком, который поступил в учебное заведение, основной наукой в котором является наука убивать. Людей ли, чужаков ли – не важно.
В общем, в Кенигсберге Таня сделалась убежденной пацифисткой.
Что было достаточно оригинально, ведь редкий газетный заголовок в те дни обходился без слова «война». В том году речь шла о возможной оккупации Большого Мурома, который заявил о своем окончательном выходе из Объединенных Наций и ликвидации иностранных баз на своей территории. Базы принадлежали российскому флоту, имели фундаментальное стратегическое значение и обошлись державе в неприлично огромную даже по военно-космическим меркам сумму.
Но пушки все-таки промолчали. Совет Директоров смог добиться от Правильного Веча приемлемых уступок при помощи одного из лучших дипломатов своего времени адмирала Тылтыня – к слову, уроженца Мурома.
Но привкус, сталистый привкус страшной и нелепой войны, в которой убивать друг друга будут люди, собратья по Великорасе, остался.
Прошло полгода. Таня сдала первую сессию без троек и наконец-то почувствовала себя полноценной студенткой.
Окончание семестра они с Тамилой отметили в ресторане «Категорический императив» (само собой, на Тамилины деньги).
Они пили низкокалорийное пиво, закусывали сухариками, облеченными в горячий сыр, лакомились фруктовыми салатами и говорили «за жизнь».
Тамила, со времени поступления успевшая сменить занудного трудоголика Вениамина на своего одногруппника Анатолия («Он просто бог танца! Как Нижинский!»), щебетала соловьем.
Не обходилось и без философских обобщений:
– Хотя все мужики сволочи, мой Анатоль совсем не такой. Он любит только меня. И, представь себе, мы еще ни разу не целовались! Ни разу! Ты только подумай – какой адский термояд!
Наворачивая салат с голубыми креветками из пресного океана планеты Мекана, Таня методично кивала подруге. Мол, гипер, гипертермояд.
Тамила каждый раз влюблялась «раз и навсегда».
Каждый раз говорила: «У нас с ним, по-моему, серьезно». Но не проходило и двух месяцев, как серьезность куда-то улетучивалась.
С Анатолем получилось так же. Впрочем, на этот раз не по вине Тамилы. Довольно скоро выяснилось, что к Тамиле Анатоля влечет «как к человеку, а не как к женщине».
И что куда более его влечет к Эстебану Пинкола-Мартинесу, жгучему брюнету-испанцу, учившемуся на том же курсе по программе обмена творческой молодежью.
Что ж, среди людей балета такое случается сплошь и рядом…
Восьмое марта Тамила и Таня отмечали в обществе бутылки молдавского вермута «Кувшин Овидия».
Томная, воздушная Тамила рыдала у Тани на груди, и все было как раньше (Люба улетела на праздники в Ялту со своим парнем, кадетом-подводником).
