Адам Робертс - Стена
– За этими козами нужен глаз да глаз, – сказала она ему.
Однако, несмотря на осторожность, сама она все же где-то недоглядела. Вообще-то к своим подопечным Кара относилась с невероятным спокойствием. Время от времени она оглядывалась посмотреть, куда забрались козы, однако те спокойно уминали траву, и, похоже, на уме у них не было ничего дурного.
– Нужно смотреть в оба и следить, чтобы они не подходили близко к краю.
Каре исполнилось девять лет. Она была уже не девушкой. Прошел почти год, как она стала женщиной. Тигхи помнил еще те недавние времена, когда грудь Кары была плоской, как доска; теперь же на ее теле образовались выступы и впадины. Груди отделились от ребер, а когда Кара сидела на кочке, ее живот пересекали складки. Тигхи смотрел на ее бедра, туго обтянутые тканью платья, и чувствовал, как в нем возникает и растет какое-то новое, неведомое ощущение. У Кары был дружок, который жил в доме посреди деревни, и все знали об этом. Тигхи не питал никаких иллюзий на сей счет. Он понимал, что Кара смотрит на него как на мальчика, пусть даже и из семьи принца. Однако ему нравилось бывать с ней. Тигхи любил сидеть на верхнем выступе, когда вокруг не было никого, кроме коз с глазами навыкате, и слушать рассказ Кары о том, как нужно ухаживать за животными.
– А почему бы их всех просто-напросто не привязать веревкой? – спросил Тигхи.
Она отрицательно помотала головой и, скусив кусочек травинки, которую держала во рту, выплюнула его.
– Им нужно бродить туда-сюда, выискивать самую лучшую траву. Корм должен быть сочным, иначе они не растолстеют. Да и кроме того, шесть коз на привязь не посадишь. Они будут ссориться, драться и бодаться. В конце концов они выдернут из земли колышек с веревкой или прогрызут кожаные петли.
Тигхи понимающе кивнул и опять принялся наблюдать за козами. Одна усердно щипала траву и при этом все ближе подвигалась к краю мира. Казалось, коза находится в полном и блаженном неведении относительно нависшей над ней опасности. У Тигхи неприятно засосало внизу живота. Ему ужасно не нравилось подходить к краю выступа. Он физически ощущал резкий рывок, за которым последует бесконечное падение, и ненавидел это ощущение, ненавидел потому, что то далекое, что находилось там, внизу, было очень страшным. Казалось, будто что-то осклизлое и неприятное обволакивает сердце и заставляет желать смерти самому себе. Задирать голову и смотреть на стену, которая уходила вверх, все выше и выше, пока не растворялась в бесконечной высоте, также было не совсем приятно, но по крайней мере сердце не так щекотало, как при взгляде вниз.
Вниз, да, штука ужасная.
И все же коза ничуть не встревожилась. Она высунула свою морду за край выступа и, ухватив губами несколько демазерий, росших над пустотой, стала дергать к себе. Затем повернулась и, все так же пощипывая траву, побрела в обратном направлении, к стене.
Настала пора гнать коз домой. Кара резко вскочила, по очереди без всякого труда нанизала веревочные петли на шеи козам. Они не обратили почти никакого внимания даже на это, продолжая жевать траву. Когда Кара повела их вниз по склону, к нижним выступам, на которых расположена деревня, Тигхи тоже встал. Он шел позади, загипнотизированный видом округлых ягодиц, обтянутых платьем. Он ничего не ожидал. Он пока просто мальчик и не более того (ма до сих пор время от времени звала его малышом). Кара – женщина, и у нее есть мужчина, который интересуется ею. Однако поговаривали, что этот мужчина не представляет собой ничего особенного, какой-то человек, любит возиться с техникой и собирает разные железяки. Тигхи знал, что он выше этого, потому что сын принца, потому что его отец – принц.
А совсем недавно к нему вдруг явилась мысль, что положение принца дает не такие уж большие выгоды. У деда и у дожа дома не в пример роскошнее. Однако его дед был священником, а дож присматривал за всей торговлей, и у кого же, как не у них, дома должны ломиться от изобилия. Но па Тигхи все же был принцем, а принц, как ни крути, считался, пусть даже и в некотором смысле номинально, но господином всей деревни – всего княжества. Кроме того, семья Тигхи не бедствовала. Ведь в конце концов, у них много коз – понятное дело, не самое большое стадо в деревне, но все-таки шесть коз, и еще три засоленные козьи туши висели в погребе под домом.
Поэтому Тигхи смотрел на колыхание соблазнительных форм женского тела с определенной надеждой. В следующем году у него будет больше шансов. Это уж наверняка. Вот только бы он побыстрее возмужал и появились бы нужные признаки на теле (а восемь лет – возраст вполне подходящий). Главное, чтобы на лице начали расти волосы, как у обезьян, а вик вырос подлиннее и научился в нужный момент приобретать твердость и упругость, как у настоящего мужчины. Воображение Тигхи уже рисовало сцену, когда он прижмется к телу Кары и запустит руку ей под платье.
И вот пришел восьмой день рождения, но все изменилось к худшему. Пропала коза, свалилась со стены, а это не шутка – шестая часть богатства их семьи. Его па, конечно, принц, однако принц без денег умрет от голода так же, как самый последний бродяга. Тигхи не совсем понимал, но, кажется, его родители являлись частью сложной системы имущественных отношений, установленных в деревне и включавших обещания, обмен, долги, двойные долги. В основе всего были козы. Благополучие всех жителей деревни зависело от молока и мяса, которые давали животные. И еще от урожаев льна. Потеря шестой части состояния семьи могла создать невосполнимую брешь в этой тонкой паутине. Па пытался объяснить сыну в его закутке под звуки рыданий ма, которые то утихали, то снова усиливались, заполняя собой всю главную комнату:
– Мы обещали соленый окорок и молоко за четырнадцать месяцев старому Хаммеру в дожевском конце деревни за погреб, который он нам сделал.
Тигхи изумился. Как же так, ведь его па вырыл этот погреб с ледником своими собственными руками. Тигхи сам видел это и даже помогал выносить землю в плетеных ведрах на нижние подступы к деревне.
– Но в-в-ведь т-т-ты в-выкопал его сам, – произнес он, заикаясь.
Его глаза щипало от слез. Тигхи плакал. Нет, не из-за козы, потому что глупую козу вовсе не жалко. Но потому, что его ма так убивалась по этой проклятой козе, и еще потому, что теперь Кара попала в немилость и он очень долго не увидит ее. И еще потому… ну, просто потому что.
– Я выкопал его, – медленно произнес па тихим голосом, – но нужно было сделать изоляцию, чтобы погреб нигде не протекал. Это значит, что не обойтись без пластика, а стало быть, без старика Хаммера. А пластик стоит недешево, и поэтому пришлось пообещать целую ляжку. И еще мы обещали отдать шкуру твоему деду, Джаффи, вот почему он так подобрел к нам в последнее время. Если хочешь знать… – Тихий голос па стал еще тише, как журчание воды, и Тигхи сглотнул комок в горле и перестал всхлипывать, чтобы не заглушить слова отца. -…Если хочешь знать мое мнение, то мы должны списать этот долг Джаффи – именем семьи. Однако твоя ма не хочет и слышать об этом. Ты же знаешь, что она и твой дед не ладят между собой. Знаешь, какая между ними вражда. Так повелось еще с той поры, когда мама была совсем девчонкой. Однако из-за этого мы попали в затруднительное положение, потому что, если бы она сходила и поговорила с ним, трудности удалось бы устранить. – Па говорил шепотом, очень тихо, наклонив голову к голове сына, так, чтобы слова дошли по адресу. – Не передавай твоей ма то, что я сейчас сказал.
Той ночью Тигхи долго не мог заснуть в своем закутке. Он слушал, как его родители разговаривали приглушенными голосами. Тихий, журчащий поток слов. Он не мог разобрать сами слова, только мягкое, бархатистое шуршание, которое они производили в воздухе. Как музыка. Время от времени голос его ма издавал трели и поднимался до пронзительных ноток, затем к нему присоединялось умиротворяющее бурчание па, и так продолжалось, пока ма не успокаивалась и ее голос не терял пронзительность.
Тигхи никак не мог заставить себя заснуть. Он без конца переворачивался с боку на бок. Снаружи в сумерках бушевала гроза, доносились гулкие раскаты грома. Тигхи заснул, но затем опять проснулся, на сей раз в темноте. Вокруг стояла абсолютная тишина; кровать его родителей, стоявшая по другую сторону стены, не издавала никаких звуков. Даже ветер перестал завывать. Это означало одно – глухую полночь. Тигхи положил руки между бедрами и крепко сжал ноги. Так было приятнее.
Вскоре он опять заснул, и теперь ему приснился сон. Он увидел козу. Однако она была без волос, как новорожденный ребенок. Ее розовая шкура с очень редкими белыми волосинками отсвечивала на солнце. Коза все скакала и скакала, и Тигхи обнял ее руками за шею. Во всем этом было что-то знакомое, словно прикосновение к коже козы напоминало ему о чем-то. Однако коза стояла на самом краю мира, и по неприятному ощущению внизу живота Тигхи понял, что она пошатнулась и уже начала падать. И еще он понял, что не может отпустить козу и уже покинул край мира. Вся стена мира изогнулась дугой, опрокинулась и перевернулась, и он не видит ничего, кроме неба. Его конечности задергались, и внезапно Тигхи оказался один и никакой козы, лишь облака проносились мимо его головы, и вдруг он проснулся весь в поту.
