Люди-боги - Эдмонд Мур Гамильтон
И это были люди, которые победили его, люди, которые лишили галактику ее самого великого достояния.
Харлоу осознал, что все еще может испытывать ненависть.
Он бросился на мужчин. Он протянул руку, чтобы ударить их, и субстанция его существа прошла сквозь них, как яркий дым. Они испугались, но не более того. И Таггарт улыбнулся.
— Это ты, Харлоу? Я так и думал. В отсутствии тела есть свои недостатки, не так ли? — Он указал на Конвертер. — Ты можешь вернуть свое в любой момент. Просто пройди через него.
— И быть убитым? Нет смысла лгать, Таггарт. Я могу читать твои мысли.
— Что ж, тогда тебе придется подождать и надеяться, что когда-нибудь я заинтересуюсь твоим образом жизни и приду туда, где мы сможем встретиться на равных. Хотя интересно, что вы сможете сделать со мной в этом случае.
Дандональд приблизился к Харлоу:
— Брось, ты здесь ничего хорошего не добьешься. Как он говорит, есть свои недостатки.
Пальцы Харлоу больше не тянулись к оружию.
— Я не отступлю.
— Они убьют тебя, как только ты вернешься. Ты же знаешь.
— Но если мы придём вдвоем — если бы мы быстро придём и нападём на обоих охранников…
— Тогда будет два мертвеца вместо одного.
— Но если бы нас было больше, Дандональд. Если бы нас было десять, двадцать, сто человек, все сразу, хлынули бы через Конвертер…
Идея росла в голове Харлоу. Облако энергии, составлявшее его сущность, пульсировало и светилось, сжимаясь в сияющий шар.
— Ворны, Дандональд! Это наш ответ. Ворны. Это такая же их битва, как и наша. Они построили Конвертер. Он принадлежит им, и если Картель заберет его, они тоже будут отрезаны.
Он почувствовал сомнение в мыслях Дандональда.
— Это же правда? — вскричал он, вне себя от нетерпения. — Ты знаешь, что это правда. Тогда в чем дело?
— Они так далеко, — сказал Дандональд. — Я почти никого из них не встречал — на самом деле, только одного, и был еще один, которого я чувствовал где-то далеко. Большинство из них, наверное, покинули эту галактику.
Остальная часть мысли Дандональда была ясно различима в его голове, и Харлоу мог ее прочесть. Мысль была такой: я очень сомневаюсь, что Ворнам будет до этого дело.
— Тогда нам придется их убедить, — сказала Харлоу. — Тут больше и думать нечего!
Дандональд мысленно вздохнул:
— Полагаю, мы можем всё таки попробовать заняться этим, вместо того чтобы торчать здесь, как две беспомощные тени, и наблюдать.
Он рванулся прочь.
— Тогда пошли. Я отведу тебя туда, где разговаривал с одним из них. Возможно, он все еще находится в том секторе — он изучал переменные цефеиды, и там были два кластера, с необычно высоким их содержанием.
Харлоу крикнул:
— Подожди! Как мне это сделать, как двигаться?..
— Как ты двигался раньше, пока не задумался об этом? — спросил Дандональд. — Напряги свою волю. Усилием воли полярность нашего нового электронного тела изменяется, так что оно может захватить большие магнитные волны и оседлать их. Усилием воли!
Харлоу так и сделал. И сильный межзвездный ветер, казалось, мгновенно подхватил его и понес прочь вместе с Дандональдом, все быстрее и быстрее.
* * *
Сначала он был потрясен, потом пришел в восторг. Он поддерживал тесный контакт с Дандональдом, и мир Ворнов, зеленая звезда, бухта с черными стенами — все просто исчезло. Мгновение тьмы, подобное морганию века, и они прошли сквозь Конскую Голову, а потом скользнули над ней, как ласточки, чьи крылья опирались на мощь миллионов солнц, сиявших по краям великой тьмы.
Такого не могло произойти с ним. Он был Марком Харлоу, он был человеком Земли, а не скоплением электронов, несущихся быстрее мысли в магнитных потоках бесконечности. Но всё же оно произошло, и он всё летел и летел.
Со скоростью, сравнимой со скоростью света, они двое пронеслись мимо разноцветных искр, которые, как он знал, были звездами, а затем перед ними возникло шаровое скопление, по форме напоминающее пчелиный рой, только все пчелы были солнцами. Рой вращался, сверкая великолепными огнями в черноте космоса, перемещаясь все дальше и дальше в своего рода грандиозном и величавом танце, в то время как в рамках этого более масштабного движения составлявшие его солнца создавали свои собственные сложные узоры. Цефеиды то разгорались, то затухали, живя своей собственной напряженной внутренней жизнью, непостижимой для понимания.
— Его здесь нет, — сказал Дандональд и помчался дальше.
— Откуда ты знаешь?
— Открой свой разум. Распахни его пошире. Чувствуй им.
Они погрузились в скопление. Магнито-гравитационные приливы, возможно, способные разорвать корабль на части, лишь возбуждали Харлоу. Сияние солнечного роя было подобно громовому раскату, подавляло, ошеломляло, восхищало. Он странным образом ощущал, как меняются и преображаются цвета. Белое, золотое, синее, алое, зеленое — сверкание космической призмы, где каждая грань была солнцем. Прошло время, и они снова оказались во внешней тьме, а звёздное скопление угасало позади них, как лампа.
Впереди была завеса золотого огня, перекрывавшая половину Вселенной.
— Другое скопление находится за туманностью, — подумал Дандональд. — Пойдём…
Войти в Конскую Голову было все равно что нырнуть в твердую базальтовую скалу. Это было похоже на погружение в печь, в живое пламя. И то и другое было иллюзией. Огни этой яркой туманности был таким же холодным, как и пыльная чернота тьмы. Но они были бесконечно прекраснее. Более рассеянные газообразные облака полыхали светом плененных ими солнц, а не гасили их. Харлоу мчался с Дандональдом вдоль золотых рек, над огненными водопадами высотой в миллион миль, сквозь кольца и шлейфы, сквозь огромные неподвижные озера света, в которых звезды светились, как фосфоресцирующие рыбки.
Затем снова наступила тьма, и в ней росло еще одно скопление, еще один звездный улей, испещренный болезненным сиянием Цефеид. Дандональд испустил безмолвный крик, и внезапно появилась ответная мысль, третий разум в этой необъятности космоса и звезд.
— Кто зовет?
Они последовали за этим мысленным голосом, устремляясь стрелой к бледной звезде, которая пульсировала, как сердце умирающего человека. И в угрюмом сиянии его короны они встретили крошечную вспышку сияния, подобную им самим, крошечную живую звезду — одного из древних Ворнов.
— Кто пришёл? — спросил он. — Кто мешает мне работать?
Харлоу почувствовал сильное раздражение в этом странном уме, слишком возвышенном и отрешённом для гнева. Он молчал, пока Дандональд объяснял, и разум Ворна сохранял эту отстранённость, эту возвышенную отрешенность, и Харлоу начал понимать, что человечество и муравьиные дела людей остались слишком далеко позади, чтобы этот человек теперь
