Адам Робертс - Стена
Пол. Тигхи лежал недвижим, как кукла, лишь смутно, сквозь какую-то пелену видя ма. Ее грудь бурно вздымалась. Она никак не могла отдышаться. Сейчас по всем законам должно последовать дальнейшее избиение, однако ма почему-то не спешила дать волю своему гневу и рукам. Она просто стояла и смотрела. Потом повернулась и ушла.
Тигхи лежал на полу, тихий и спокойный, с открытыми глазами. Его взгляд был устремлен в то место, где стена встречалась с потолком. Сначала он ничего не ощущал, потом появилась боль. Она приближалась подобно рокоту далекого грома, становясь сильнее с каждой секундой. Наконец она настигла мальчика и стала сверлить в том месте, куда пришелся удар камня. Он приложил к виску руку: мокро.
На сей раз встать на ноги оказалось труднее обычного. Ноги совсем не слушались. Встав на четвереньки, Тигхи завалился на бок. Отдышавшись, опять встал на четвереньки, а затем медленно и осторожно начал подниматься на ноги. Перед глазами все плыло. Его бросало то вправо, то влево. Тигхи походил на новорожденного козленка, который учится ходить и пробует свои ноги. Все же ему удалось добраться до своего закутка и лечь, точнее, рухнуть на постель.
Однако не успел Тигхи лечь, как в его голове опять начала пульсировать боль. Пытаясь избавиться от нее, он перевернулся на спину и, помогая себе локтями, сел, привалившись спиной к перегородке. Хотелось пить, но из главного пространства доносились звуки шагов ма – видно, ей не сиделось на месте. Она, судя по всему, еще взвинчена, и лучше пока не попадаться ей на глаза.
Что-то защекотало висок и скулу. Тигхи осторожно потрогал это место – пальцы сразу же стали мокрыми, и с них закапало. Мальчик чувствовал какую-то отстраненность от всего происшедшего, от раны, от жары и от крови, струившейся из виска. Вот только от боли, пульсирующей, бьющей толчками, отстраниться было нельзя. Она присутствовала постоянно.
Хотя состояние, в котором находился Тигхи, нельзя назвать сном, его сознание лишилось привычной ясности, и все сжалось, потеряло четкость очертаний и отдалилось. Единственной реальной вещью оставалась боль. Стемнело. Он видел перед собой лишь часть постели. Тигхи попытался поднять руку, но нервы отказались передавать команду. Его тело съехало вниз, и мальчик оказался бессилен предотвратить свое падение. Ударившись головой о матрац, он почувствовал резкую боль.
Некоторое время Тигхи лежал так, окутанный непроницаемой тьмой, и в голове у него помимо боли присутствовало какое-то странное ощущение падения. Потом кто-то помогал ему сесть и что-то при этом говорил. Эти слова, словно стрелы, пытались пронзить скорлупу боли. Па что-то прикладывал к голове сына. Тигхи никак не мог узнать знакомые черты. Все плыло перед глазами. Глубокие складки от носа к уголкам рта. Слегка выступающий вперед подбородок. Щетина, сотнями мельчайших черных точек покрывшая щеки, успевшая отрасти после утреннего бритья.
Па перевязал его голову какой-то тряпкой, дал воды и несколько стебельков ивовой травы. Пожевав их, Тигхи почувствовал, как боль немного утихла, но не исчезла совсем, отступила на задний план. Благодаря этому он смог лечь и уснуть.
Тигхи проснулся с непривычной сухостью во рту и ощущением слабости во всем теле. Все же ему удалось самостоятельно, хоть и пошатываясь, добраться до семейной раковины и ополоснуть голову. Полегчало.
Бесшумно возникший за спиной отец положил ему на плечо свою мозолистую исцарапанную руку.
– Тебе уже лучше? – спросил он тихим голосом.
– Лучше, – прошептал Тигхи.
Внимательным, испытующим взглядом, словно врач, па окинул сына с головы до ног, посмотрел ему в глаза и улыбнулся. Во всяком случае, растянул губы таким образом, что это походило на улыбку.
– Твоя голова скоро заживет.
Он не спросил, как сын поранил свою голову. В этом не было необходимости. В течение одного неуловимого мгновения Тигхи ощутил прочность уз, которые связывают па и его отпрыска, родство крови, которое невозможно выразить словами. Он сказал:
– Пойду-ка я подышу свежим воздухом.
– Неплохая идея, – одобрил па.
И Тигхи, пошатываясь, побрел в прихожую, распахнул рассветную дверь и, перешагнув порог, уселся на траву. День близился к концу. Тигхи слишком долго провалялся в своем алькове. Солнечные лучи падали теперь совсем отвесно, пробиваясь через высокие облака, отчего казалось, будто свет в буквальном смысле льется с неба, чей розовато-лиловый цвет постепенно переходил в коричневый. Птицы взвивались вверх и камнем падали вниз. Казалось, они вот-вот разобьются о выступ или утес, но один взмах крыльями – и птицы вновь оказывались в свободном пространстве. Они выискивали места, подходящие для ночевок, подальше от опасного соседства с человеком. Сквозь полуприкрытые веки Тигхи следил за их воздушными пируэтами.
В воздухе раздалось шуршание, и на траву в нескольких ярдах от Тигхи сел голубь. Мальчик протянул к нему руку, но голубь подскочил, взмахнул своими сильными, большими крыльями и исчез.
Глава 8
Дела в деревне шли все хуже и хуже. Акате и его па были вынуждены закрыть свою часовую мастерскую. Па Акате сказал, что у него есть знакомый в Мясниках, который мог бы помочь ему найти там работу. Они заплатили дожу положенный тариф за подъем по лестнице.
Тигхи проводил их обоих.
– Когда вы вернетесь? – спросил он.
– Если дела пойдут на лад, кто знает? – ответил Акате, закинув за плечи свой рюкзак. – Ну а если у нас ничего не получится, через неделю мы уже будем дома и начнем просить милостыню на кусок хлеба у наших друзей, чтобы не умереть с голоду.
При этом он усмехнулся. Усмехнулся и Тигхи, однако за этой шуткой и за слишком крепкими объятиями, которыми друзья обменялись на прощание, стояло отчаяние.
На рыночном выступе теперь было полно людей, слонявшихся в надежде получить работу. Лица некоторых производили удручающее впечатление своей изможденностью и впалыми щеками. Это были люди, которые неделями не ели ничего, кроме травы. Когда Тигхи забредал во время своих странствий на те утесы, где обычно паслись козьи стада, ему больше не удавалось побыть в одиночестве. Он теперь то и дело сталкивался там с людьми в рваной одежде и истощенными лицами, которые рвали траву и жевали ее с выражением полной безысходности. Иногда они спрашивали у Тигхи, не знает ли он, где можно найти хоть какую-нибудь работу, но чаще всего просили денег или еды. Тигхи старался избегать встреч с ними. Завидев их, он поворачивался к ним спиной и быстрым шагом направлялся к лестнице, чтобы спуститься на нижний уступ.
Почти целую неделю он не ходил к Уиттеру, а затем случайно повстречал старого торговца обезьянами на рыночном выступе.
– Привет, мой мальчик, – окликнул он его. – Давненько не видел тебя, давненько. Что же ты забыл нас? Моя девочка все время спрашивает о тебе?
Против своей воли Тигхи дал втянуть себя в разговор.
– В самом деле?
– Да чтоб мне провалиться на этом месте.
Тигхи улыбнулся:
– Вообще-то я уже подумывал о том, чтобы сегодня спуститься к вам. Сейчас мне нужно купить свечку, но я мог бы навестить вас попозже.
– Лучше вечером, – сказал старый Уиттер и сплюнул. Что бы он ни жевал, слюна у него всегда была черная. – Сейчас она на Раитвордских утесах, собирает корм для обезьян. Заходи вечером. Что у тебя с головой, парень?
– Ударился о дверь, – автоматически ответил Тигхи.
При мысли о том, что он снова увидит Уиттершу, все тело наполнилось светом и возбуждением. Однако ко всему этому примешивалось тяжелое чувство страха: ведь это серьезный проступок с его стороны, и притом преднамеренный. Однако совсем не обязательно, чтобы дед узнал. Ма тоже об этом знать не нужно.
Большинство торговцев на торговом уступе уже закрыли свои заведения, однако ма приказала ему принести свечку, и Тигхи отправился в свечную лавку, которая принадлежала женщине по имени Анши. Женщина имела давние связи с семьей Тигхи. Свечи делали главным образом из восковых секреций, которые соскребали с листьев некоторых растений, однако в таком деле нельзя было обойтись без определенной добавки козьего жира. Этот ингредиент придавал твердость конечному продукту. Ма сказала, что Анши отдаст ему свечку в зачет долга, являвшегося частью сложной системы взаимных обязательств. Тигхи охотно согласился забрать ее. Подойдя к свечной лавке, он увидел Анши, которая стояла, прислонившись спиной к двери, и курила.
– Доброго здоровья вам и привет, – сказал Тигхи, немного оробев. – Я пришел за свечкой. Моя ма сказала, что вы с ней обо всем договорились.
– Я принесу, – проговорила она. – Я сделала ее для твоей ма несколько дней назад. Я ждала тебя.
Анши зашла в свою лавку и, вернувшись со свечой, завернутой в травяную ткань, с улыбкой подала ее мальчику. Тигхи улыбнулся в ответ.
Он не спешил возвращаться домой. Отыскав расщелину на не слишком людном уступе, Тигхи забрался туда и стал смотреть в бледнеющее полуденное небо, по которому мчались облака костно-серого цвета. Он поиграл со свечкой, увесистой, как камень. Вдавил ноготь большого пальца в ее податливую поверхность. Как свеча могла иметь вес камня, но не его твердость? Интересный вопрос. Стало быть, воск состоит из другого вещества, не такого, как то, из которого сделан камень. Два разных вещества. Тигхи поразмышлял немного над тем, сколько же в природе различных веществ. Например, воздух и вода; затем хрупкие, твердые и мягкие субстанции. Однако эти мысли слишком утомляли его, и Тигхи оставил их. Его лицо нагрелось на солнце. Мальчик рассеянно поковырял мизинцем в носу.
