Александр Зорич - Завтра война

Пусть дальность и кучность стрельбы у его кустарного «ЗИГ-Зауэра» будут курам на смех, но ведь и охотиться на белок он с ним не собирается! Не велика задача – сделать пистолет, способный уложить человека с расстояния пять метров!»

Сказано – сделано.

Через две недели кривой-косой «ЗИГ-Зауэр» калибра 9 миллиметров с коробчатым двухрядным магазином емкостью на 15 патронов и весом девятьсот граммов лежал во вместительном внутреннем кармане Роланда Эстерсона. Впервые за долгие месяцы он позволил себе улыбнуться трижды за одно утро, хоть и странное это было дело – улыбаться приближению собственной смерти.

Не раз и не два за этот день Эстерсон прикладывал руку к груди. Но не к сердцу, отнюдь. Там даже сквозь комбинезон отчетливо холодил тело его стальной друг. Эстерсон постоянно ощупывал его – словно пытаясь удостовериться, что пистолет на месте, что он не потерялся и не сбежал.

Весь следующий день Роланд провел в сентиментальном оживлении.

Он был необычайно любезен с сослуживцами. В обеденный перерыв угостил Грузинского мартини и подарил сеньоре Талите свои золотые часы. Привел в порядок бумаги и даже нанес прощальный визит «Дюрандалю», который уже стоял на катапульте в шахте № 8, полностью готовый к испытательным полетам вокруг Цереры.

Эстерсон старательно прощался с жизнью. А когда вечером, точнее, поздно ночью, он пришел домой, то понял: пора действовать.

Он вошел в туалетную комнату – единственное помещение, которое не просматривалось наблюдательными камерами (точнее, оно начинало просматриваться в случае, если клиент не выходил из него дольше двенадцати минут).

Роланд встал напротив зеркала и достал пистолет.

Перед тем как засунуть в рот холодное дуло, Эстерсон бросил взгляд в зеркало – в конце концов с собой ведь тоже нужно попрощаться!

То, что увидел Эстерсон в зеркале, поразило его, более того – испугало. Да так, что ослабевшая рука с пистолетом безвольно скользнула вниз.

На него смотрел немолодой усталый человек в мятом, несвежем комбинезоне с претенциозной эмблемой концерна «Дитерхази и Родригес» на груди. На эмблеме уродливый голошеий стервятник (по замыслу дизайнера, конечно, орел) и пузатый лев (больше похожий на мутировавшего гривастого бульдога) поддерживали стилизованную под старину карту звездного неба, на фоне которой гордо реял некий технобуревестник (надо полагать – истребитель).

Человек из зеркала сильно сутулился. Его темно-русая борода была длинной, неухоженной и, прямо скажем, мерзкой. Длинные седые космы – жирные и немытые, спускались на самые плечи. Лицо – изможденное, словно бы желтушное. Глаза незнакомца из зеркала, под которыми набрякли малоэстетичные синие мешки – стигматы методичного пьянства и недосыпания – светились тусклым огнем безумия.

В общем, ни интеллекта, ни тонкой душевной организации лицо нелепого бородача не отражало. И симпатичным его мог бы назвать разве что святой, которому все равно какого урода возлюбить.

НЕУЖЕЛИ ЭТО Я?

Эта мысль, родившаяся невесть в каких дальних доменах мозга Роланда Эстерсона, чудом сохранивших адекватность, больно хлестнула по самолюбию.

«Неужели это я, потомок вице-адмирала Карла Эстерсона, сумевшего дважды бежать из андобандского лагеря для военнопленных?» – шепотом проговорил Роланд, и его рот искривила гримаса муки.

«Неужели они все видят меня таким?»

Эстерсон закрыл глаза, чтобы больше не видеть отвратительного, жалкого бородача. А может, чтобы не заплакать.

Конструктор спрятал пистолет в карман.

Нет, он не сведет счеты с жизнью. Ведь разве он жил все эти годы?

Часы показывали полночь и узел служебных гейтов был погружен в нее по самую стеклокерамическую крышу. Снулые роботы-уборщики вылизывали полы своими намыленными языками, рабочие ночной смены нехотя заступали на вахту.

Бодрый и подтянутый Роланд Эстерсон стоял у гейта шахты № 8 и вел стандартную беседу с «Диотимой», системой допуска в рабочую зону космодрома. Эстерсон был тщательно подстрижен и даже пахнул дорогим одеколоном – рождественским подарком сеньоры Талиты. На нем был новый, не без щегольства скроенный комбинезон из блестящего криошелкового волокна, высокие кожаные ботинки и «умный» пояс, нашпигованный всякой полезной чертовней наподобие портативных источников питания и аптечки первой необходимости.

На спине у Роланда висел вместительный рюкзачок. Судя по тому, как натянулись ремни рюкзачка, в нем лежало килограммов десять полезного груза. С учетом уменьшенной силы тяжести, рюкзачок на самом деле тянул едва ли не на все земные тридцать.

– Ваши имя и фамилия?

– Роланд Эстерсон. Сегодня у меня счастливый день. Можете звать меня Роло.

– Уровень доступа?

– Первый, исключительный. Дальше уже некуда, откровенно говоря.

– Пароль?

– «Золотая Фрейя пряла золотые нитки», – произнес Эстерсон на шведском.

– Пароль не правильный, – с механической монотонностью проговорил девичий голос. – Повторите пароль.

– Ах черт! Конечно не правильный! «Конь Одина Слейпнир был слеп и нервен искони».

– Цель визита?

– Промышленный шпионаж.

– Извините, господин Эстерсон, но такой дескриптор отсутствует в моей базе данных. Повторите цель визита.

– Угнать «Дюрандаль» и смыться на нем туда, где раки зимуют.

– Повторите цель визита!

Эстерсон тяжело вздохнул – придется отвечать по форме. Снова повторять навязшие на зубах глупости, которые он уже повторял тысячи раз раньше. Никому не нужные глупости, между прочим! Ведь все эти кони Одина и золотые Фрейи – они всего лишь страхуют систему опознавания по радужной оболочке глаза и сенсор запахов. А эта дура заладила – «цель визита, цель визита»…

С другой стороны, а чего он хотел от куска железа, оснащенного девичьим голосом и названного не без помпы Системой Безопасности Входных Гейтов «Диотима»?

– Господин Эстерсон, повторите цель визита!

– Целью визита является проверка блока подачи топлива истребителя «Дюрандаль», – ответил Эстерсон и скроил в камеру предельно серьезную мину.

В недрах системы раздался хорошо знакомый Эстерсону щелчок. Гейт был разблокирован, путь свободен.

– Проходите, господин Эстерсон.

– Спасибо, «Диотима». И передайте Марио Ферейре, что если я когда-нибудь встречу его на далеких просторах Галактики, я клянусь лично открутить его тухлую тупую башку и засунуть ее прямо ему в задницу. Вот почему я не советую Марио Ферейре искать меня на далеких просторах Галактики.

– На здоровье, господин Эстерсон, – невпопад отвечала «Диотима» ровным доброжелательным голосом.

Гейт распахнулся. Роланд, помедлив чуть для торжественности, шагнул в хорошо освещенный вестибюль шахты.

Мосты сожжены.

Глава 5

Сияние

Май, 2621 г.

Авианосец «Три Святителя»

Траверз Наотара, система Дромадера

Пилюли для нейтрализации алкоголя и эндоморфинов были проглочены и переварены, после чего к нашим ненасытным желудкам снова подкрался голод.

Инструктаж был окончен. Цели поставлены. Порядок взаимодействия с соседями, ударными эскадрильями, разведкой и спасателями определен.

Мандраж трижды начинался и трижды проходил.

Наконец нам приказали надеть скафандры и занять места в истребителях. Вначале должны были взлетать тихоходные ударные и обеспечивающие эскадрильи – их-то машины и стояли на катапультах, а также в первых и вторых ячейках элеваторов.

Наши истребители занимали третьи и четвертые ячейки. Элеваторы должны были доставить машины на катапульты, а уже катапульты – отправить нас в полет.

Но механика пока что безмолвствовала. Техники возле пультов давились холодным кофе, офицеры нервно прохаживались за их спинами, поскрипывая лакированными ботинками.

А командование все ждало чего-то.

И вот наконец в наших наушниках прозвучало долгожданное:

Истребители вздрогнули и потихонечку поползли вверх. Выпускающий офицер Пятого ангара сделал нам ручкой.

Тем временем двумя палубами выше взлетали эскадрильи штурмовиков, торпедоносцев и постановщиков помех.

Потом батарея из двенадцати катапульт разом выстрелила эскадрилью И-01, которая, в отличие от нашей, была укомплектована флуггерами на сто процентов.

Вслед за ней на направляющие были поданы из элеваторов и расписные истребители нашей эскадрильи: «Кот» Готовцева, «Ярило» и «Сирин» братьев Кожемякиных, «Тор» Бабакулова, «Центурион» Фраймана, «Барбус» Цапко, Колькин «Котенок» и мой «Лепаж».

Да-да, после долгих раздумий, я пришел к выводу, что знаменитый дуэльный пистолет – элегантная и уместная эмблема. Да и как позывной «Лепаж» звучал неплохо.

– Говорит Кот, говорит Кот… Доложитесь по бортсистемам…