Александр Зорич - Завтра война
Итак, мы на боевом маршруте. Мы уже двадцать минут принимаем участие в генеральном сражении, а все еще целы. От учений в группе Флоры наша операция пока что отличается только в лучшую сторону.
В космосе – таком, казалось бы, однообразно пустынном и диком – тоже есть своя особая топография. Есть великолепные звездно-планетарные ландшафты, есть укромные уголки сказочной красоты, есть черные вонючие дыры и серые омерзительные клоаки.
Об этом много и со вкусом могут порассказать волки Дальнего Внеземелья. Но и моего, весьма скромного опыта хватило, чтобы проникнуться эстетическими нюансами грандиозного серебристо-черного великолепия.
Скажем, в ближайших окрестностях Земли всегда празднично. Космические лаборатории и заводы, орбитальные крепости, тысячи мелких спутников, мусорщики, монтажные универсалы, магистральные лайнеры и контейнеровозы, копейные наконечники патрульных фрегатов и убедительный утюг линкора у горизонта видимости…
Все это обсыпано огоньками, светофорит дюзами, подсвечивает пространство вспышками плазменной сварки и огромными монтажными прожекторами. Я не говорю уже о том, как прекрасны, каждая по-своему, обе стороны Земли, дневная и ночная, на фоне которых текут техногенные реки наших космических челноков!
Чем ближе к Луне, тем скучнее, но все равно есть на что поглазеть – хоть на те же купольные города в знаменитых кратерных цирках. Даже над ночной стороной Луны, где, конечно, темновато, не покидает ощущение, что ты по-прежнему дома. Ну, может, не дома, а в саду. В темном малиннике.
За орбитой Луны, если двигаться в направлении Солнца, как-то тревожно. Земля становится все меньше, а Венера не спешит увеличиваться, да и не всегда ее сыщешь – может ведь гулять и где-то по ту сторону Солнца.
А вот зато светило наше центральное припекает все сильнее.
Автоматически включаются светофильтры. И, сфокусировав камеры переднего обзора на крае солнечного диска, ты воочию убеждаешься, что солнышко-то наше – никакая не монетка золотая на голубом небе. А огромное косматое чудовище, закутанное в протуберанцы, бурлящее в извечном термоядерном самосожжении.
Грозный, будоражащий нервы пейзаж.
Тоска зеленая подступит к горлу и начнет душить насмерть, если взять направление прочь из плоскости Солнечной системы. Чем-то сродни восхождению на огромную лысую гору, подножие которой утонуло в угольно-черном тумане.
Нас на учебном авианосце «Дзуйхо» однажды завезли в настоящий чистый космос, примерно на пятьдесят астрономических единиц над плоскостью Солнечной системы. Чтобы, значит, мы психологически адаптировались к действиям без привычных визуальных привязок. Мы летали только по данным приборов, по азимутам и пеленгам систем целеуказания.
Наше Солнце там было меньше булавочной головки. О Земле и прочих планетах я вообще молчу – они исчезли, растворились, как будто и не было их никогда.
Я и не думал, что так вот запросто может навалиться депрессия. Те тренировки оказались самой мрачной страницей моего обучения в Академии.
Шикарное, наглое сияние Млечного Пути раскатало мою волю в тонкий лист, который я потом долго еще сворачивал в некое подобие бравого бумажного кораблика…
Так что пейзажи в космосе очень разные бывают.
Тот сектор средних орбит Наотара, через который операторы проложили наш маршрут, относился к категории неприглядных свалок, на которых не поют птицы и давно уже зачахла травка.
Конкордия явно экономила на мусорщиках. Кажется, с первого дня колонизации Наотара на средних орбитах сбивалось в кучу все отслужившее барахло: сгоревшие ускорители и куски архаичных тепловых экранов, списанные бакены и сломанные спутники.
Но этого мало. За последние недели в сражениях с джипсами было потеряно не меньше десяти боевых кораблей и сотни флуггеров. Кое-что свалилось на Наотар, кое-что улетело в открытый космос, но большая часть этого добра по-прежнему дрейфовала вокруг планеты.
Безотрадное зрелище.
Мы пробирались по закраинам космической мусорки, дидактично подсвеченной лучами Дромадера. Гротескные обломки были исчерчены вдвойне гротескными, жесткими тенями.
Через экраны проползла какая-то сладкая парочка, похожая на два столкнувшихся флуггера. Впрочем, я не уверен, что выпирающий, опутанный трещинами конус был носовым обтекателем летательного аппарата земной конструкции. Мне показалось, что сквозь трещины я вижу труп в оранжевом скафандре, но скорее всего разыгралось воображение.
Мимо нас проплыл безжизненный конкордианский дредноут – судя по очертаниям надстроек, безнадежное старье, ровесник того самого «Кира Великого», который впервые повстречал джипсов в этих же самых палестинах.
Верхнюю носовую башню ветерана сорвало страшным внутренним взрывом. Палубные и бортовые бронеплиты под ней были выворочены наружу, вдоль корпуса тянулся широкий раскол.
Остальные башни линкора-мертвеца были развернуты в сторону, где когда-то находился противник. Теперь орудия смотрели примерно на Полярную, то есть в никуда.
Еще две дыры чернели в районе двигательного отсека. Линкору досталось по первое число, и мне трудно себе представить, что еще кроме бронебойных силумитовых снарядов других линейных кораблей в состоянии так изуродовать могучую летающую крепость.
Важная деталь: все спасательные челноки были на месте.
Вряд ли три, пусть даже очень сильных взрыва уничтожили всю команду линкора до последнего человека. Памятуя о конкордианских нравах, легче было поверить, что космофлотцы остались на своих местах и вели бой до конца. До последнего глотка воздуха, до последней судороги в коченеющих мышцах.
Интересно, убили они хоть одного джипса, расстреляли хоть один гребешок? Хорошо бы если «да».
Перед входом в атмосферу все эскадрильи временно развернулись в строй фронта. По-прежнему соблюдая полный режим радиомолчания, флуггеры десятками срывались с орбиты и стремглав бросались на штурм этой неподатливой и опасной стихии – воздуха.
Прежде чем флуггер Готовцева клюнул носом и ринулся вниз, тем самым подавая нам знак «следуй за мной», я бросил прощальный взгляд на поле космической битвы. Но край диска планеты уже скрыл от нас караван джипсов. А вот компактный рой кораблей Экспедиционного Флота мне посчастливилось разглядеть.
Сами линкоры и авианосцы, конечно, на такой дистанции давным-давно выродились в точки, но бортовой оптики на максимальном увеличении мне хватило, чтобы увидеть главное.
Все линкоры развернулись бортом к противнику. Таким образом, двухэтажный фронт превратился в две кильватерные колонны, что обеспечивало возможность использовать против врага и носовые, и кормовые башни.
И… восемьдесят восемь орудий главного калибра шарахнули залпом!
Пять секунд на перезаряжание…
И снова залп!
И снова!
Давай, братцы, давай, kamaraden, не жалей на супостата закритической технологии!
Эх, засмотрелся…
Флуггеры нашей эскадрильи зарделись выхлопом маневровых дюз, а «Кот» Готовцева уже уходил вниз, в розовое свечение наотарского дня…
Нас предупредили, что Наотар – планета достаточно жесткая для атмосферного пилотирования. Особенно противными там были высокие широты Южного полушария – шквальные ливни, крупный град, мощные грозовые фронты.
Разумеется, по закону подлости именно на границе высоких широт нашей армаде и была назначена точка входа. Она не просматривалась ни с астероидов каравана, ни из зоны штурмовки, где джипсы варили в своих домнах адову кашу.
Нам предстояло поэскадрильно прошить атмосферу и снизиться до четырех километров. Там, в районе встречи, над приметной горной грядой, все три сотни флуггеров собирались в несколько многоярусных эшелонов.
Этот боевой порядок, выдуманный на ходу нашими штабистами, носил красивое название «Троянский конь». Но, честно говоря, не было в нем ничего от коня, а уж тем более Троянского.
Скорее уж наш строй походил на кабана с могучим рылом, расплющенным туловом и небольшими, рудиментарными крылышками. Эдакий своеобразный кабанопегас.
Может, кто-то в штабе свято уверен, что Троянский конь был крылат и кабановиден?
Гениальная простота построения заключалась в том, чтобы запустить в голове ударной группы положенную набок пирамиду Хеопса, набранную из истребителей «Горыныч». В числе примерно восьмидесяти машин. Они и составляли голову кабана, а заодно – истребительный щит построения.
За истребительным щитом рядком выступали колонны торпедоносцев «Фульминатор» и штурмовиков «Белый ворон». Это было тулово кабана.
Если бы мы сражались не с джипсами а, скажем, с Клоном, огромный щит из истребителей был бы верхом идиотизма. Его сравнительно легко обнаружить, а еще легче расстрелять издалека наземными средствами.
Но у джипсов не было никаких наземных средств. Они использовали одни лишь гребешки.
