Андрей Лазарчук - Предчувствие: Антология «шестой волны»
Грозный. Там я родилась в 1976 году. В Грозном жили мои бабушки и дедушки, и я приезжала к ним почти каждое лето — до 1991 года. Там мне показали первые аккорды на шестиструнной гитаре.
Оха, север Сахалина. В Охе я жила почти с рождения и до шестнадцати лет. Училась играть на скрипке. На всю жизнь полюбила бродить по тайге (а также лесотундре, джунглям и прочим горам и сопкам). Дурила друзей (и себя заодно), придумывая про живой лес и странности, которые в нём происходят — и проникают потихоньку в город. До сих пор не уверена, что врала. Много и бестолково рисовала. Училась в классе с физико-математическим уклоном. Работала в геологической партии на полуострове Шмидта — «за козлёнка». Закончила школу в 1993 году.
Хребет Иолго, Горный Алтай. Впервые я попала туда случайно — в 1998 году подвернулась путёвка в конный поход. Съездила и поняла, что бродить верхом по горной тайге две недели мне мало. И туристкой быть — мало. Что я хочу быть там своей и знать эту жизнь изнутри. С 2001 года работаю там каждое лето. Могу кормить туристов, могу водить их по маршруту, могу обкатывать молодых коней. Но чаще — кормлю. Едой и баснями.
Эквадор. В 2002 году я сунула в рюкзак зубную щётку и пару футболок, села в самолёт и через сутки оказалась в Кито, в гостях у виртуального знакомого. С ним я объездила всю страну — такая у него была работа. Анды и автобусы, туристические центры и глухие индейские деревни, амазонская сельва и болотная духота Гуаякиля. Но больше всего, кажется, было автобусов. В Эквадоре моя робкая влюблённость в Южную Америку превратилась в бурный роман, который продолжается до сих пор.
Танзания — там я залезла на Килиманджаро. До сих пор не понимаю как.
Москва — здесь я живу с 1993 года. Здесь влюбилась в лошадей и научилась ездить верхом. Не слишком старательно пыталась стать геологом. Была вокалисткой рок-группы с сильным уклоном в панк, просуществовавшей пару лет в моей голове и целую неделю — в реальности. Написала первый рассказ, съеденный взбесившимся винчестером. Закончила факультет психологии МГУ. Поработала школьным психологом. Написала второй рассказ и через пару лет обнаружила, что пишу почти постоянно — и даже публикуюсь.
Юрий Гордиенко
Что же это за человек такой?
По-разному. Для кого-то — вечно улыбающийся с картинки в Живом Журнале Рыбачка Соня на берегу Днепра, в обнимку с друзьями. Он же — грустный взгляд с Росконовской фотки, уже после травмы. Они ведь, заразы, бесследно не проходят. Только вот грусть эта — по-любому светлая. И взгляд у него такой, люди говорят — светлый, хоть весёлый, хоть грустный.
А вообще-то Юрка — романтик и поэт. В принципе больше ничего и объяснять не нужно, но пусть хотя бы сделает попытку прояснить — откуда и почему.
«Родился я в самый разгар лета 1972 года, на Украине, в маленьком, красивом, зелёном, а главное — очень молодом городе Комсомольске-на-Днепре. Как видно из названия — очередной комсомольской стройке, куда мои родители, как и положено, приехали по комсомольской же путевке.
В принципе немаловажным в моей биографии является тот факт, что роддом, да и вообще городская больница в Комсомольске находится прямо в сосновом лесу. И если вы спросите, где я родился, я могу смело отвечать — в лесу.
А ещё я — человек Реки, потому что до сих пор предпочитаю морям разных расцветок тихие чистые заводи Днепра или песчаные пляжи впадающего рядом с родным городом Псла. Когда попадаю на родину, конечно.
Уверенно читать начал в три года, причём тут же получил первое в своей жизни общественное поручение — читать детям в детсадовской группе сказки. Затем, уже в старшей группе, умудрился накормить других детей плодами вьюнка, вполне убедив их, что это фасоль. А заесть ягодами какого-то другого декоративного цветка. Всё обошлось без жертв, но марганцовку кружками внутрь помню до сих пор. Как говорила потом моей маме методический работник, „в общем, парень у вас шустрый“.
Первое стихотворение написал в школе, в первом же классе, а первый рассказ — понятно, юмористический (откуда иначе вполне одесское „Рыбачка Соня“?) — в третьем.
Запоем читал все доступные книжки — из детской библиотеки скоро стали выгонять, мол, „иди, мальчик, летом приходи, с мамой“. Ходил с родителями во взрослую. Чаще всего читал фантастику и сказки. Хотя немало попадалось книг о полководцах, путешественниках. Много — о войне.
Ходил в кучу спортивных секций и кружков, особо нигде не задерживаясь до старших классов. Пока не стал туристом. Как, вы не знаете, кто такие туристы? О, это страшные люди! Они бредут пешком, сплавляются в байдарках, бегут на лыжах или лезут в гору, при этом тащат за собой огромные рюкзаки, спальники и палатки, а также гитары, жгут костры и поют вокруг них свои дикарские песни!
Потом ещё понесло в стрелковый кружок, уже когда зимы в Приднепровье совсем кончились и лыжную секцию закрыли. А так хотелось совместить и заниматься биатлоном!
Серьёзно занялся поэзией в четырнадцать лет, наслушавшись Высоцкого. Первые стихи были явным подражанием, потом — влюбился, и понеслось. Чуть позже, классе в девятом, впервые попытался писать что-то похожее на фантастику, но всё это быстро вылилось в бесконечную сагу о странствующих и путешествующих, которая не дописана и по сей день.
Пытался охватить в старших классах буквально всё, два года был комсоргом школы, руководителем школьного театра, входил в поисковый отряд — искали и возвращали безымянным солдатам их имена на могилах.
Всё решал, кем буду, пока друзья, которые были лет на десять старше меня и поэтому привили мне особый, хиповый стиль (для туриста это, в общем-то, не сложно), то есть приучили слушать „Лэд Зеппелин“, „Дип Пёрпл“, „Пинк Флойд“ и „Кинг Кримсон“ одновременно с едва становившимся на ноги советским роком, — так вот, эти самые друзья как-то среди февральской ночи 1989 года, когда мы вышли с очередного сэйшна, сказали мне: а не пойти ли тебе выучиться на юриста?
В общем, так оно и получилось — уехал в Днепропетровск учиться на юриста. А уже там, во второй универовской общаге, в 98-й комнате, я познакомился со своим лучшим и по сей день другом — Сергеем Легезой, который (о ужас!) уже тогда серьёзно писал фантастику. А уж сколько он её читал!!! Представить сейчас не могу, сколько всего бы я никогда не прочитал в фантастике, если бы не Серёга.
Собственно, благодаря ему я и поверил всерьёз, что могу писать что-то, кроме стихов.
А было это так. Где-то к концу выпускного курса у нас с Сергеем Легезой и Олегом Патерило (собственно, есть такой автор, тоже пишущий фантастику, — Эргостасио Парагогис. В общем, это мы и есть. Плюс присоединившийся куда позже Стас Теплов) объединились в эдакое „Общество мёртвых поэтов“ — литературный клуб „Р. М.“ Постмодерн, стало быть, как мы его позиционировали. Вообще-то не понимаю, как меня, отъявленного романтика, туда взяли, — видать, под честное слово, что влюбляться я буду пореже, а стихи писать посерьёзнее. Просчитались, ой просчитались… Стали выпускать журналы со своим творчеством и творчеством наших универовских собратьев. Выпустили числом три, самиздатом, а затем призадумались и решили-таки воплотить это в сборник. Тираж у сборника получился офигенный, аж 120 экземпляров, но по друзьям раздариваем до сих пор, хотя шесть лет уже прошло.
Собственно, всё изменила „Демосфера“. Осенью 2001 года Стас Теплов, заядлый днепропетровский КЛФщик ещё с тех времён, когда его вёл Головачев, стал всеми доступными способами зазывать пишущую (фантастику, разумеется) днепропетровскую братию в литературную мастерскую, которая на первом же заседании получила название „Демосфера“. Где-то ко второму-третьему заседанию в „Демосферу“, благодаря Серёге, влилась и наша мистическая пиэмовская компания.
И вот тогда мне Стас, более известный в фэндоме как Базука Джон, и говорит:
— А ведь стихи-то у нас и не подойдут, Юра. Придётся тебе или писать фантастику, или искать поэтический кружок.
Подчинился силе.
Главное — появился стимул: то, что я стал писать, читали и обсуждали уже не двое-трое, а десять-двенадцать человек, причём открыто. Устраивались конкурсы, мастерские с приглашёнными мастерами. В общем, пошло-поехало. Понеслись рассказы то об антиглобалистах (собственно, тех же партизанах постиндустриальной войны), то о кельтах, живущих везде и всюду, даже в Якутии. Вообще, кельты — это мой бзик, то есть я вообще люблю индоевропейскую историю, но кельты…
Мечтаю побывать в Ирландии и Шотландии. И побываю!
Как оказалось, пишу я магический реализм.
Публиковаться, если честно, за редкими исключениями, не пробовал. То ли смелости не хватало, то ли — не считал свою писанину достойной публикации.
Собственно, в том, что я могу писать и у меня получается, убедился только на „Росконе-2006“, на мастер-классе А. Г. Лазарчука.
