Руслан Шабельник - Пути Господни (СИ)

Вода – 180 л (норма 200)

Овощей – 100 кг (норма 90)

Фруктов – 10 шт. (норма 8)

Круп – 800 кг (норма 800)

Мяса (в т.ч. птица) – 97 кг (норма 100).

Экономия составила: …

Хорунди хороший.

Очень хороший.

Пыль – плохая.

Хорунди вытирает ее каждый день. Она появляется.

Снова и снова.

Как в родном мире.

По берегам болот росли светящиеся сыроежки.

Вкусные.

Кислые, с горчинкой.

Если повезет, если знаешь места – найдешь.

Хорунди – знал.

Хорунди – везунчик.

Откусишь часть длинной ножки... Главное сдержаться, не сгрызть до основания, до толстого начала грибницы.

За ночь, одну ночь, ножка – вкусная, терпкая, отрастала снова.

И так много дней.

Хорунди ходил к сыроежке и ел.

Пока… слезы подступили к глазам… в один из дней. Хорунди не сдержался. Съел всю, до земли, даже вырыл небольшую ямку. Было так вкусно. Хорунди был голоден…

Он потом приходил. Много дней. Сыроежка не отрастала.

Вот бы пыли так… отгрызть ногу.

- Из последнего рейда мы привезли восемьдесят семь рабов. Как обычно – молодняк и самки.

Хорунди вздрогнул. Как всегда, погружаясь в мечты, он уходил из мира. Как всегда, его возвращали.

Отхлынувшие было слезы, снова навернулись на глаза.

Он не дома. В этом мире нет вкусных сыроежек. Единственное, что отрастает – пыль. Проклятая, всепроникающая пыль.

- После последней утечки из реактора, у нас умерло достаточно. Однако, все равно, рабов много, чертовски много. Проведете рейд, по секторам рабов. И не затягивайте с этим. В ближайшие, слышите, Кинг, в ближайшие дни!

- Будет сделано, мистер Гопко.

Хорунди вздрогнул.

Рейд!

По секторам!

Страшные слова.

Однако, Хорунди молод, очень молод. И он старается. Хорунди не должны забрать! Да, здесь не так, как в родном мире, но Хорунди нравится, очень нравится. Хорунди нравится пыль, и нравится ее вытирать!

- Юра!

От крика Хорунди едва не выронил тряпку, а когда увидел, кто вошел, помимо воли, тело затряслось мелкой дрожью.

- Дорогой, мне нужна новая горничная. Эта сучка, что привезли из последнего рейда, совершенно не годится. Она же не имеет понятия о работе по дому. К тому же от нее воняет!

Хозяйка – жена Старшего Хозяина. Хорунди боялся ее. Он не боялся так ядовитой шеши в родном мире. Тихой, осторожной, смертельной шеши. Да что там! Он не так боялся своего отца – собирателя Ворунди, когда тот обпивался горькой настойки перебродивших лив. Старшую Хозяйку боялись все. Хорунди видел, едва заметив ее рыжие волосы, трусились и иглокожие диказы и огромные, с могучими клешнями кабы.

Когда Хорунди только попал на Ковчег. Мальчиком. Старшая Хозяйка забрала его к себе. Хорунди, хотя прошло время, до сих пор с дрожью вспоминал страшные дни.

«Идиот!»

«Кретин!»

«Инопланетная погань!»

«Не на что не годная подстилка!»

И плетка.

Она висит у Старшей Хозяйки за спиной. Так, чтобы она всегда могла дотянуться.

Шрамы остались.

Они уже не болели, как прежде. Не всегда. Только заслышав голос Старшей Хозяйки.

- Марта, мне некогда заниматься твоими слугами!

- Нашими, нашими слугами, дорогой.

- Хорошо, нашими. Вот Кинг как раз собирается провести рейд по секторам. Иди с ним, подбери себе что-нибудь.

Старший Хозяин добрый.

Хороший.

Он любит рабов.

***

"Я Золман Никитов, цех аграриев – больной человек. Ибо, как сказано в медицинском справочнике, который от меня прятали, а я все равно нашел, алкоголизм – болезнь. Следовательно, требую отношения к себе, как к больному. Меня лечить надо, а не насмехаться. Для поправки здоровья, исключительно в медицинских целях, прошу выдать два литра спирту чистого медицинского, и еще закуски, так как он у них картофельный и воняет".

С уважением, Золман Никитов – больной человек.

- … состоялось заседание Трибунала. Восемь из десяти подследственных приговорены к утилизации, в том числе небеизвестный Реликт Уотерби.

- Это тот, который врачевал наложением рук?

- Да, колдун из пластмасников. Память Великого Пастыря достойна высочайших похвал.

Артур Гвана – Великий Пастырь сдержанно кивнул, принимая комплимент и разрешая продолжить.

Память достояна похвал, добродетель простирается, далеко за обшивку Ковчега, знания не вмещает библиотека. Изысканная, как праздничные яства, грубая, как пища арестанта лесть, остается лестью. Ложь! Ложь бывает во имя. Спасения, обретения, защиты. Интересно, во имя чего врут они – десятки допущенных к высокой особе приближенных с холодными, как чернота за обшивкой глазами.

Во имя чего врал он – священник, рядовой член, а затем председатель Высокого Трибунала. Врал, льстил, желал здоровья, пророча болезни, счастья, предвкушая неудачу, долгих лет, надеясь на смерть. Врал, пока врать стало не кому. Врать стали ему.

Секретарь – верный Бенаторе, он поднял мальчишку из низов. Сейчас бы прозябал в каком-нибудь секторе рядовым священником, возвысил, приблизил… о чем думает он, восхваляя память благодетеля, заботливо справляясь о самочувствии…

- Медики докладывают, у них снова сиамские близнецы. Приняты обычные меры, однако одна из акушерок проболталась. Поползли слухи. Некий Еван Кастров – второй ярус, сектор химиков, начал проповедовать о скором конце света.

- Надеюсь очаг… изолировали?

Бенаторе склонил голову. Лысый затылок секретаря заговорщицки подмигнул Великому Пастырю.

- Арестована вся смена медицинского персонала, включая санитаров, взят под стражу Кастров и члены его семьи. Ведется следствие.

- Куда Ковчег катится!

Артур Гвана провел раскрытой ладонью по лицу, символически смывая скверну. Секретарь поспешил повторить ритуальный жест.

И здесь лесть, угодничество. Надо же, когда-то ему нравилась эта лесть. Когда становишься Великим Пастырем, когда вместо раздумывания над изысканным комплиментом его преподносят тебе… голове впору пойти кругом.

Эйфория не продлилась долго.

Вершина потому и вершина, что мала. Двоим нет места. Одному, вроде не тесно, но… «Дальше обшивки не выйдешь», - гласит народная пословица.

- Куда Ковчег катится… скоро век, как искоренили Арианскую ересь, Маховщину, Апполинарцев, Бадастов, Гаситов, выросло не одно поколение, а плевелы инакомыслия продолжают давать ростки, всходы… куда Ковчег катится?..

- Насчет ростков, - секретарь фальшиво закашлялся. – В нижних ярусах объявился человек. Проповедник. Отвергает божественную сущность Учителя. Собирает большое число слушателей. Критикует существующее положение вещей, более того – институт Церкви, утверждает, Учитель учил совсем не этому, простите за тавтологию.

Вот-вот, откуда они только берутся эти странствующие проповедники, новоявленные мессии, лжепророки…

- Зачем вы мне это говорите? Не знает, что делать?

Секретарь опустил голову, розовая лысина снова подмигнула шаловливым озорником.

- К сожалению, мы не в состоянии принять… обычные меры, то бишь – арестовать. Он прячется в заброшенных секторах. Только чистильщики спускаются туда, да и им известны далеко не все… проходы. К тому же, как вы знаете, Истинное Учение никогда не находило должного отклика в среде ассенизаторов, а вера в божественность Учителя…

- Проще говоря, его покрывают. Почти заговор – это интересно, хотя и не очень. Арестуйте с десяток этих ваших чистильщиков, наобум. Устроим показательную экзекуцию. Учитель сам отделит грешников от праведников. Объявим награду за поимку. Заставим, так называемых, сторонников задуматься. Больше веры, друг мой, в человеческую сущность.

Затылок заговорщицки сощурил розовый глаз.

- Слушаюсь.

После осторожного стука, больше похожего на шкрябанье умирающего, на пороге каюты возник камердинер.

- Великий Пастырь, к вам Индиго Мендез – старшина Техников.

Артур Гвана скривился. Техники – неизбежное зло. Не раз и не два Гвана задумывался над тем, что его предшественник – Великий Сонаролла поторопился, даровав техникам более чем щедрые привилегии. Особенно, когда вздумается, без предварительного согласования, являться в покои Великого Пастыря.

***

Жить – Учителю служить.

Из сборника «Устное народное творчество»

- Да вы что! – Авраам Никитченко – Великий Пастырь, подчеркивая важность слов, даже поднялся с кресла.

Невысокому Пастырю «импульсивный» поступок доставил удовольствие. Удовольствие смотреть на собеседника сверху вниз. Особенно на Этьена Донадье – длинного, как жердь и такого же худого старшину Техников. На приемах и собраниях обычно происходило наоборот. Даже сидящий Донадье на голову возвышался над прочими членами Совета. – Нашей Матери Церкви только-только удалось добиться относительной стабильности. Ересь искоренена, вольнодумие отсутствует… - Авраам невольно повторил слова своего секретаря, те самые слова, за которые пол часа тому назад распекал помощника. Под руку с замешательством вернулась зубная боль.