Уильям Квик - Заложник вчерашнего дня
— Гарри, не надо так говорить!
— Почему нет? — огрызнулся юноша. — Он мертв, и все кончено. Когда-нибудь это должно же было случиться, не так ли? При его… при его работе.
— Гарри, поверь, у отца были свои причины подвергать себя риску. И не тебе его судить.
— Ах, вот как? У меня нет такого права? Замечательно!..
Фрего посмотрел на него с таким видом, словно он сорвал прекрасную розу, а та вдруг превратилась у него в руках в нечто холодное, зубастое, покрытое мерзкой слизью.
— Думаешь, Гарт гордился бы тобой сейчас? Он мертв, а ты испытываешь лишь жалость к себе.
— А что я должен чувствовать? Его уже не вернешь, а я…
Гарри понимал, что он еще в шоке. Взрыв, смерть… Он чувствовал себя сторонним наблюдателем в этом мире. Гарт Хамершмидт жил своей собственной жизнью, имел какие-то обязательства, верил во что-то. Юноше казалось естественным, что обязательства отца должны быть выполнены. И выполнить их должен он, Гарри. Если попутно он сумеет отомстить — что же, тем лучше. И здесь не оставалось места наивности семнадцатилетнего гонца, детским печалям и бесполезным слезам.
— Я должен отомстить за него, Фрего, — он говорил медленно, будто эта мысль только что пришла ему в голову.
Фрего молчал. Его покрытое рубцами бугристое лицо внимательно изучало Гарри.
— Это не по зубам молодому парню, малыш.
— Конечно же, это не по силам такому молокососу, — Гарри не смог сдержаться. Его слова звучали злобно и резко, как удары хлыста. — Держи все в секрете от маленького мальчика. Когда его отец погиб, дом разрушен, потеряно все, что ему дорого. Оберегай малыша, держи его в неведении. Неплохо придумано.
Фрего задумчиво кивнул.
— Прекрасно. Обвиняй меня. Обвиняй своего отца. Оч-ч-чень зрелые размышления. — Тут в его голосе появился металл. — Если не хочешь, чтобы с тобой обращались, как с молокососом, то не веди себя, как ребенок!
У Гарри было такое чувство, будто на него вылили ушат холодной воды. Он открыл рот, закрыл его. Опять открыл.
— Ох, Фрего, извини. Мне так страшно.
Фрего подался вперед и обнял юношу огромными руками. Он не сказал ничего. Он ждал. Гарри напрягся у него в объятиях. Казалось, что струна, натянувшаяся в нем вот-вот лопнет и тогда… Гарри зарыдал. Слезы лились свободно, юноша не сдерживал их и в расколовшейся изумрудной агонии его глаз Фрего увидел отблески силы Гарта, человека, которому десятилетия назад он поклялся в верности и преданности. Он чувствовал, как парень у него на груди сотрясается от рыданий и подумал, как все же несправедлива жизнь. Гарри ведь, в сущности, ребенок. Но некоторые дети его возраста командовали армиями, руководили восстаниями. В других частях человеческой империи, неизмеримо более диких, далеко не безопасных, такие ребята были мужчинами, которые осваивали новые земли, содержали семьи, давали мудрые советы.
Гарри труднее, чем ему, ведь у него еще остались какие-то иллюзии. У Фрего таких иллюзий не было, он многим был обязан Гарту Хамершмидту и всегда платил свои долги.
— О'кей, — Фрего ласково погладил парня по затылку. — Мы достанем их. Этих подонков, убивших твоего отца.
— Хорошо, давай-ка еще разок, — сказал Фрего. — Итак, твое имя по-прежнему Гарри. Я оставил его, чтобы мы сами случайно не оговорились. Но твоя фамилия…
— Хардвик, я знаю.
— Где ты родился?
— На Кенилворте, — монотонно забубнил он, — отдаленной планете, где я появился на свет в бедной семье, живущей в глубинке. Вот почему при рождении у меня не сняли отпечатков пальцев.
Фрего кивнул, потом сухо заметил:
— Хорошо, что мы применили гипносон.
— Я и сам запомнил бы всю эту чушь.
— Наверное. Но зачем рисковать? Запомнив свою легенду под гипнозом, ты в любой момент, даже в легком трансе от химических препаратов, отбарабанишь ее без запинки. Хочу дать тебе один совет. В нашем деле, никогда не пользуйся случаем, которого можно избежать. Но если этот шанс единственный, хватайся за него обеими руками.
Они стояли в середине длинной очереди на посадку в шаттл, отправляющийся на «Звезду Ориона», лайнер среднего класса, на котором они намеревались добраться до Петербурга, одного из влиятельнейших Потенциальных Миров.
— Это я тоже помню, Фрего. Извини, не считай меня закоренелым упрямцем. Просто я никогда ничего не забываю. — Он на секунду умолк, затем продолжил. — К примеру, Гарри Хардвик теперь круглый сирота. Это, по крайней мере, соответствует истине.
На это Фрего ничего не ответил, а лишь спросил:
— Удостоверение приготовил?
Гарри показал тонкую пластиковую карточку.
— Угу.
— Если кто-то нас ищет, — Фрего медленно вдохнул воздух, — они будут искать здесь. — Он взглянул на небольшую группу полицейских, которые вместе с парой хоготанцев в форме проверяли пассажиров в воротах, ведущих к месту посадки и больше ничего не добавил.
Наконец они подошли к контрольно-пропускному пункту.
— Ну, с богом, — прошептал Фрего.
Гарри кивнул.
Процедура посадки была быстрой и эффективной. Юноша прошел под стальной аркой, которая просканировала его на предмет наличия оружия и взрывоопасных веществ, потом представил человеку в униформе свое удостоверение личности. Таможенник сунул карточку в щель компьютера, связанного с хоготанским банком данных. Одновременно другой служащий, подвел его к креслу. Гарри сел, и на голову ему надели устройство в виде алюминиевого шлема. Юноша уставился в темноту, пока перед ним не взорвались беззвучно две крошечные голубые звездочки. Шлем приподнялся. Гарри даже не почувствовал легкого укола в подушечку большого пальца, откуда взяли капельку крови для анализа генетической карты.
Полминуты спустя первый таможенник вернул его удостоверение.
— Один вопрос, — сказал офицер, глядя Гарри в лицо. — Там указано, что у вас зеленые глаза.
Юноша улыбнулся, поднял руку и коснулся лица.
— О, прошу прощения. — Он выставил палец, на котором блеснула пластиковая линза. — Контакты.
— Порядок. Зеленые. — Таможенник улыбнулся в ответ и пропустил его вперед.
После короткого прыжка на шаттле и похожего контроля на орбитальной посадочной станции, пришвартованной к «Звезде Ориона», Фрего и Гарри распаковывали свой багаж в маленькой каюте космолайнера.
— Терпеть не могу все эти меры безопасности, — сказал Фрего. — Как трудно жить честному шпиону в наш век.
Гарри вытащил свою любимую шелковую рубашку, которая меняла свой цвет при колебаниях температуры и влажности и бережно повесил ее на плечики.
— Мы живем в безумное время, — он поддержал разговор. — Ящеры параноики по природе. Структура их мозга требует этого. А остальные… Они стали шизофрениками из-за ящеров. Все мы зависим от них.
— Ты кое-чему научился, — заметил Фрего. — Это хорошо. Не забывай того, что ты уже знаешь, но никогда не упускай возможности узнать что-то новое.
Гарри пожал плечами.
— Но это же очевидно, если начать рассматривать детали. Единственный способ общения между мирами — посредством кораблей. Несмотря на обходные пути — через «норы», назад по времени, вперед по времени — корабли прибывают к месту назначения, в сущности, в реальном времени. Таким образом, тот, кто контролирует доступ на корабли, тот и управляет мирами. Впервые за долгое время границы стали что-то значить. Если вы контролируете посадку на корабль и высадку с него, вы тем самым способны охранять рубежи своего государства. И вот почему такие меры безопасности. Мышь не должна проскочить.
— Но мы же проскочили, — напомнил Фрего, — да и Эрл Томас тоже.
— Ну, не знаю, — пожал плечами Гарри. — Что-то здесь не так. Послушай, ведь ты — надеюсь, что и я — представитель Земли и Конфедерации. А чей представитель Эрл Томас? Потенциальных Миров? Но тогда почему он один? Может, вся наша подготовка была совершенно напрасной, и те охранники у ворот прекрасно знали, кто мы такие. Что, если они нас пропустили с ведома тех, о ком мы не имеем ни малейшего представления — кто они, какие у них планы, цели? И мы можем оказаться всего лишь марионетками в их руках?
— У марионеток нет крови, парень. Не забывай об этом.
Гарри улыбнулся.
— Я странный ребенок, правда?
— Да уж, — ответил Фрего.
Оба расхохотались.
Прыжок к Петербургу занимал около трех недель корабельного времени. Когда улеглась послестартовая суета и «Орион» лег на курс к черной дыре входу в «нору», Гарри стал понемногу привыкать к бортовому распорядку. Он почувствовал какую-то психологическую разрядку, словно, покинув физические границы Хогота, ему удалось возвести мысленный барьер между прошлым и настоящим, между собой и ужасной кончиной отца. Но теперь, впервые в жизни, его начали преследовать другие вопросы, на которые он хотел бы получить ответ.
