Александр Дихнов - Один мертвый керторианец
Несмотря на свою долгую по людским меркам жизнь, я впервые оказался в морге и не могу сказать, что был сильно захвачен новизной ощущений.
Тускло освещенное, холодное помещение с большим количеством металла и запахом” да, смерти, наверное”. навевало одно желание – побыстрее очутиться на свежем воздухе…
Капитан же, однако, чувствовал себя здесь вполне комфортно. Отослав дежурного – унылого молодого человека – попить кофе, он полистал журнал, бормоча себе что-то под нос, потом достал из ящика на стене ключ и двинулся к одному из боксов. Не дожидаясь нас, он открыл замок, выкатил тележку и отдернул простыню, так что, приблизившись, я мог полюбоваться редкостным зрелищем мертвого герцога Вольфара Рега.
Да, несмотря на зловещий намек моего дяди, это действительно был Вольфар. В этом у меня не было ни малейших сомнений, и не требовалось даже, например, пересчитывать ему зубы (которых должно было быть тридцать шесть). Просто, знаете, свой свояка узнает издалека… Так что уже после мимолетного взгляда я мог присягнуть, что передо мной лежит, по определению Бренна, “один мертвый керторианец”. Но для очистки совести я проверил и особые приметы – все они совпадали. Родимое пятно кляксой на левой щеке, сломанный нижний клык, шрам вдоль правого предплечья – я помнил, как давным-давно он его заработал от герцога Венелоа… Да, это был Вольфар, причем в самом наилучшем, с моей точки зрения, виде.
Однако причина, приведшая его в такое состояние, вызвала у меня изрядное удивление. У Вольфара было перерезано горло, широко и аккуратно. Само по себе это не удивляло, хотя и требовало огромной физической силы, но для нанесения такой раны требовалось, чтобы жертва, по сути, не сопротивлялась.
Больше ничего интересного мне заметить не удалось, поэтому я решил поинтересоваться мнением человека, повидавшего трупов побольше моего, и повернулся к стоящему напротив Брауну.
– Что скажете? – Я забыл добавить “капитан”, поэтому они ответили оба, причем с завидным единодушием:
– Десять миллионов баксов не стоит! Уилкинсу удалось сдержаться, но капитан не выдержал и мелко рассмеялся.
Я разозлился и, улыбнувшись, похлопал капитана по плечу:
– Не хотите зубы покойничку пересчитать? Неожиданно охотно последовав сему странному совету, капитан поморщился и взялся за работу. Когда он закончил и выпрямился, лицо у него было вытянутое.
– Ну что? – поинтересовался Уилкинс.
– Тридцать шесть.
– А сердце у него здесь. – Я похлопал по правой половине омерзительно холодной груди. – Четырехкамерное. А печень, соответственно, слева. Почек три. А ребер в грудной клетке шестнадцать. Но, чтобы это выяснить, патологоанатому пришлось бы забивать в эту кожу скальпель молотком. Ясно?
– Они лазером режут, – тихо, будто извиняясь, сказал капитан и переглянулся с моим телохранителем. Тот прочистил горло:
– Ну, босс, многого тут не скажешь. Работал профессионал. В спокойной обстановке и хорошим оружием. Единственная заметная индивидуальная особенность: если судить по направлению раны, это был левша.
Я фыркнул. Хороша подсказка – девяносто процентов керторианцев от природы левши, хотя обычно руки у нас развиты примерно одинаково. Единственное исключение, которое я мог сразу вспомнить, как раз передо мной и лежало…
Задернув со вздохом простыню, я с затаенной надеждой спросил у капитана:
– Ничего не добавите?
– Да нет, пожалуй. Я вдруг насторожился:
– Послушайте, а почему вы тогда назвали это убийство странным?
Капитан неопределенно помахал в воздухе рукой:
– Да, знаете, как говорят, интуиция, богатый опыт… Чушь на самом деле.
– То есть?
– Равнодушие, – он ткнул пальцем в простыню, – очень равнодушно сделано.
А вот это было тонкое наблюдение, если, конечно, соответствовало действительности, но я решил обмозговать его попозже, а пока развернулся и направился в сторону свежего воздуха. Но был остановлен.
– Тут есть один моментик, – заметил капитан.
– А вы ничего не забыли, сэр? – спросил одновременно с ним Уилкинс.
Не оборачиваясь, я вздохнул:
– А что, обязательно обсуждать это здесь? – и, не получив ответа, продолжил движение.
У лифта мне пришлось еще немного подышать отвратительным воздухом покойницкой, дожидаясь, пока капитан приведет все в порядок после нашего осмотра, но наконец мы отправились наверх… Я почему-то вспомнил, как во времена первого знакомства с двухсотметровыми небоскребами испытывал жуткие приступы акрофобии, но ничего, привык, потом мне даже стал нравиться образ жизни, где первым этажом считается крыша…
– Итак? – Когда мы остановились напротив кабинета капитана, я вопросительно глянул на Брауна.
Но тот кивком переадресовал меня Уилкинсу со словами:
– Начинайте, майор, – он подмигнул, – как старший по званию, так сказать.
Я оглянулся на Уилкинса, невозмутимо бросившего:
– Вещдоки, сэр.
Видимо, недоумение отразилось на моем лице, потому что капитан счел нужным любезно пояснить:
– Господин майор имеет в виду, что вам стоило бы поинтересоваться вещественными доказательствами, мистер Гальего. Попросту говоря, содержимым карманов покойного.
– Интересуюсь!
– Ничего. Пусто. Ноль.
– Как? Совсем? – не выдержал Уилкинс. – Но даже после ограбления остаются…
– Знаю, – перебил капитан. – Но не в нашем случае. Ни кредиток, ни бумажника, ни ключей, ни даже грязи или крошек. Стерильно, как после чистки. Отпечатки пальцев, правда, есть, но все принадлежат покойному. Даже круче… – Он ткнул пальцем в дело, которое я все время носил под мышкой. – Вы там прочтете, во что он был одет. Так вот, на всем, даже на нижнем белье, спороты или отсутствуют марки изготовителя.
– Да, кто-то хорошо позаботился, чтобы не оставлять никаких зацепок, – подумал я вслух. – Что само по себе наводит на размышления.
– Да, – подтвердил капитан. – Но одна зацепка есть. Хотя, может, это и ерунда. Судите сами…
Сунув руку в нагрудный карман, он вытащил оттуда маленький блестящий предмет в полимерной упаковке и протянул мне. Поднеся его к глазам, я установил, что это обломок стеклянной ампулы. Пустой, естественно, и также не носившей никаких маркировок…
– Нашли неподалеку от тела. В парке хватает мусора, но пустые ампулы среди него не часто попадаются.
– Что в ней было?
– Почем мне знать? Тут анализ надо делать. Биомолекулярный или еще какой. А у нас… – он привычно развел руками, – одна лаборатория на весь город. Туда очередь, как в суд…
– Понятно. – Я сунул ампулу в карман. – А что вы хотели сказать?
– Спросить, – он прищурился. – Мистер Гальего, а что нам, собственно, делать дальше с десятимиллионной стоимости жмуром? Или вы его тоже заберете?
– Спаси и сохрани! – Я невольно отпрянул.
– Я так и подумал. – Он довольно кивнул. – Так как? Я немного растерялся.
– А какова стандартная процедура?
– Ну, по нашим идиотским законам мы неделю должны дожидаться появления родственников покойного, чтобы они разрешили или не разрешили вскрытие. А вы, кстати, не родственник?..
Он, разумеется, не ждал откровенного ответа на этот вопрос, но я забавы ради сравнил наши генеалогические древа (на что ушло минуты две) и сообщил:
– Не ближе двенадцатого колена. Капитан явно попал в затруднение, не зная, надо ли смеяться, а потом было уже поздновато.
– Ну, значит, если родственники не появляются… – не очень уверенно продолжил он, но я воздержался от замечаний, – тогда мы проводим вскрытие… Хотя, кто мне скажет, какой от него толк неделю спустя?.. Ну и хороним потом. Без особых почестей, так сказать.
– Вот и прекрасно. Проведите вскрытие. Без свидетелей и вообще… – (Капитан поспешно кивнул.) – Результаты в одном экземпляре мне. А потом – вперед. Без особых почестей.
Мысль о том, что могила грозного и очень кичившегося своей родословной герцога Вольфара Рега окажется захудалой, безымянной и настолько безвестной, что никто не будет знать, куда при случае плюнуть, показалась мне исключительно приятной, и маленькие, но острые глазки капитана это, похоже, подметили…
– Ну, вроде все ясно, – сказал он, а потом неожиданно отвернулся. – Хотя на самом деле – ни хрена. Вы ему не родственник, да и, видно, терпеть не могли, тем не менее платите… черт, уже заплатили!.. такие деньжищи, чтобы…
– Капитан, – мягко сказал я, – не ломайте себе голову. Это и вправду запутанная история. Из тех, которые лучше не знать.
Он покачал головой и слегка поклонился:
– Вы странный человек, мистер Гальего!
– Был бы, – машинально поправил я.
– Да, – без особых эмоций согласился он и протянул руку: – В любом случае желаю удачи!
– Спасибо. – Я не стал его обижать, хотя и относился ко всем этим рукопожатиям с большим предубеждением…
Когда я пропускал Уилкинса в дверь на улицу, то обнаружил на его лице следы столь глубокой задумчивости, что впору было усомниться в его сосредоточенности на профессиональных нуждах, однако через несколько секунд он констатировал:
