Джеймс Госс - Мертвецы зимы
Некоторое время мы сидели в тишине, прерываемой лишь царапаньем пера ее сестры, все еще занятой своими числами.
Обязуюсь уведомлять тебя о малейших положительных изменениях в моем состоянии.
Твой преданный слуга, Генри Невилл.
Что вспомнила Эми
Дверь в комнату князя Бориса распахнулась. Мы спасены!
— Доктора вызывали? — весело прокричал Доктор Смит, вваливаясь в комнату. — Простите за опоздание, выламывание плечом запертой двери не так просто, как кажется.
Он вздохнул, потом оглядел комнату с героическим и безумным видом и просиял, заметив меня.
— Привет, Эми! О, я так рад тебя видеть!
И он обнял меня и поцеловал, прямо здесь и сейчас.
— О, как от тебя приятно пахнет!
Я должна была его поцеловать за спасение. И сделала это, а потом попыталась оттолкнуть его от себя.
— Осторожней, дорогой! — запротестовала я. — Не увлекайся, у меня есть муж!
— Разве? — Доктор Смит моргнул, на секунду опешив. Он осмотрел меня с головы до ног, заглянул мне в глаза, и мне на миг стало не по себе. — А ну да, думаю, что есть.
— Так она говорит все время, — пробурчал князь Борис с кровати.
— Расскажи мне об этом, — Доктор Смит зевнул, похлопав себя по рту. — Он довольно милый мальчик, если тебе нравится такой слабый апельсиновый сквош[4], — он скорчил рожу, грубиян, и повернулся к Борису: — Привет! Кто вы?
Борис взглянул на него и представился.
— Мило, — фыркнула я. — Вы, мужчины, всегда так. Узнаёте друг друга получше и начинаете высмеивать мои предпочтения. Гениально.
Доктор Смит хрюкнул от смеха. Я ткнула его локтем в ребра, указав на князя Бориса.
— Можешь ли ты что-нибудь для него сделать? — спросила я шепотом. — Он очень болен.
— В самом деле? — тон Доктора стал заинтересованным. Он заглянул князю в глаза, проверяя зрачки. — Хм..
Он помолчал. Сделал паузу в стиле Саймона Ковелла[5] перед удачным броском.
Он полез в карман, достал оттуда какой-то предмет и прижал им язык князя Бориса.
— Скажите «А-а!»
— А-а! — откликнулся князь, подмигнув мне.
— Всё нормально, — сказал Доктор Смит. — Странно.
Он вытащил штуковину изо рта Бориса, помахивая ею.
— О черт! Это не ложечка. Что это?
Я уставилась на странную вещь. Она была похожа на забавную модную сувенирную ручку из магазина «Чессингтонский мир приключений». Где-то я ее видела… И вдруг я вспомнила…
— Доктор, это же твоя звуковая отвертка!
— Ах! — вздрогнул Доктор Смит. — Верно. Это она? О Боже, — и после паузы: — А что она делает?
— Ну… она открывает вещи и взрывает их… звуком… — ответила я, потом добавила: — Обычно с ее помощью мы сражаемся с монстрами.
— Монстрами? — переспросил Доктор, уставившись на отвертку, будто видел ее впервые в жизни. Затем нацелил ее на дверь, как ружье, и сказал с надеждой: — Пух-пух-пух! — и, повернувшись ко мне, спросил: — Вот так?
— По-другому, — ответила я мягко.
— Фу… — Доктор Смит плюхнулся на край кровати князя Бориса. — К счастью, мне не нужны звуковые штучки, чтобы сообщить вам хорошие новости. Князь, вы здоровы.
— Очень рад это слышать, дорогой сэр, — учтиво ответил тот.
Лицо Доктора Смита погрустнело.
— Бедная Эми с трудом может ходить, мой мозг как выжатый лимон, но вас кто-то только что вылечил от туберкулеза. Простите, это не будет называться так еще лет 40. Но ваша опасная болезнь уходит. Вы поправляетесь прямо на глазах. Это неправильно.
— Неправильно, сэр? — Князь Борис улыбнулся, но его глаза странно забегали.
— Что такое? — спросила я. Я поняла, что этот человек пытается что-то скрыть.
— Не спрашивайте меня как… но если мне становится лучше… это значит, что приближается Косов… — Князь выглядел встревоженным.
— Кто? — переспросил Доктор.
— Огромный, страшный, рычит, — пояснила я.
— О, мы встречались, — отмахнулся Доктор Смит, но тут же нахмурился. — Вы сказали, что его присутствие помогает вам чувствовать себя лучше? Хм…
В дверях послышался шум. Там стояли Доктор Блум и Косов.
— Добрый вечер, Доктор Смит, мадам Понд, князь! Я вижу, вы сломали мою дверь, — промурлыкал Блум голосом нежным, как дорогой шампунь. — Ну а теперь, вы же не хотите утомить князя Бориса, не так ли? Компания милая, но довольно утомительная, не так ли? Боюсь, мне придется попросить вас покинуть комнату и позволить князю отдохнуть.
— Нет необходимости, — резко сказал Доктор Смит, поднявшись на ноги. — Он в полном порядке. Абсолютно здоров! Готов биться об заклад и поставить под удар свою репутацию! И я догадываюсь, что, возможно, чудесное исцеление как-то связано с вами, дорогой мистер Косов.
Он влез на кровать и поднялся на цыпочки, стараясь оказаться на одном уровне с великаном и заглянуть ему в глаза. Но до глаз дотянуться не получилось, и он, прищурившись, уставился на подбородок Косова.
— Так ли это? И почему так, мистер Косов? Не могли бы вы объяснить?
— Не мог бы, — резко ответил за Косова доктор Блум. — Сегодня был длинный трудный день, и у меня еще много работы, Доктор Смит. Выходим, выходим! — он начал подталкивать нас к выходу.
Князь Борис встал, отбросив одеяло. Он быстро прошел по комнате, уверенной походкой абсолютно здорового человека.
— Думаю, нет, доктор Блум, — сказал он не допускающим возражений тоном. — Эти люди — под моей личной протекцией, — он был более энергичным, чем прежде. — Что вы собираетесь сделать с ними? — спросил он.
Блум отвернулся.
— Косов! — приказал он.
Огромный слуга повернулся и уставился на хозяина. Затем сделал небрежный пасс ручищей, словно кукловод, перерезающий ниточки марионетки. Князь Борис упал обратно на кровать, слабо моргая.
Блум, удовлетворенно хмыкнув, повернулся к нам, и, засунув руки в карманы, уставился на нас.
— Доктор Смит, мадам Понд, я думаю, что с вами не все так просто. Пришло время узнать, что в вас не так.
Он вытащил что-то из кармана, тряпку, пахнущую ужасно отвратительно. Я знаю это, потому что он резко закрыл ею мой рот и нос, и я ощутила вонь, похожую на смесь запахов гниющей травы, протертого мастикой пола и дешевого геля после бритья.
Когда я очнулась, то обнаружила, что привязана к коляске и сижу на берегу. Была ночь.
Я была не одна. Недалеко от меня стояли пустые кресла, скрипящие на ветру. Вокруг меня клубился туман. Я слышала голос в воздухе, поднимающийся из моря, поющий песню… Снова и снова, без слов, только мелодия. Туман струился вокруг меня, волны накатывали на берег и отступали. Было холодно и очень страшно.
Я попыталась встать или пошевелиться, но чем больше я дергалась, тем сильнее впивались в меня веревки.
Я вспомнила, как мой милый папочка пытался починить шезлонг на нашем семейном пляже. Шезлонг рухнул, прищемив ему палец, и мама сказала, что папе еще повезло, что палец не отняли. Я ощутила то же чувство беспомощности.
Эми Понд. Сидит на пляже, окруженная туманом. Туманом, который движется как живой, светится… И звучит этот высокий странный голос, эхом отдаваясь в скалах, словно голос оперного певца, от которого лопается стекло. Было так холодно. Я была так напугана. И отчаянно желала, чтобы пришел Доктор и спас меня. Я подумала о том, как сильно он мне сейчас нужен.
Недалеко от меня, в зеленоватой темноте, начал формироваться силуэт. Силуэт мужчины, идущего по волнам мне навстречу…
Дневник доктора Блума
6 декабря 1783
Боже, Боже, Боже, Боже мой!
Какой день! Но всё хорошо, что хорошо кончается.
Хорошие новости, очень хорошие новости. Косов сообщил мне, что позаботился о не в меру назойливом мистере Понде. Мы также убедились в том, что дражайшая женушка этого Понда надежно привязана на берегу, что значит, что мы вскоре получим от нее всю необходимую информацию. И что они оба больше не доставят нам проблем.
Значит, остались только Мария и Доктор Смит.
Пердита связала их обоих в моем кабинете. Она как всегда блистательно затянула узлы и теперь стояла позади моего кресла, положив руки на мои плечи.
— Чаю, милый? — спросила она, так заботливо.
Маленькая девочка открыла глаза, осмотрелась и заплакала.
— Ну же, Мария, моя дорогая, — посоветовал я, используя свой лучший Твердый-в-общении-с-детьми голос. — Не волнуйся. Не плачь. Мы принесли тебя сюда, чтобы ты получила лечение. Ты ведь помнишь о лечении, не так ли?
Девочка кивнула, но потом снова начала хныкать и звать свою маму. Моя дорогая Пердита быстро подошла к ней, вытерла платком слезы, а потом тем же платком заткнула ей рот.
— Не о чем волноваться, дитя, совершенно не о чем, — сказала она, мастерски успокаивая ее.
Скоро Мария могла лишь сопеть и таращиться на меня. Я снял платок с ее рта.
