Иэн Бэнкс - Черта прикрытия
Представитель Эррун грустно посмотрел на него и еще повздыхал.
— Сынок... Прин, ты умен, и у тебя есть принципы. Ты пользуешься очень хорошей репутацией в академической среде, и в твою пользу высказались многие уважаемые члены ученого сообщества. Очень многие. И они о тебе очень хорошего мнения. Но если ты будешь упорствовать или вилять... те же хоботы, что помогали тебе сделать карьеру, станут давить на тебя и опускать на то место, какое мы сочтем для тебя подходящим. — Он поднял оба хобота жестом молчаливой защиты от возражений, которые Прин, однако, не озвучил. — Не будет никакого заговора, в нем нет нужды. Такова наша природа. Мы помогаем тем, кто нам помогает. Если нам вредят, мы стараемся напакостить в ответ. Нет нужды строить теории заговора или выдумывать тайные общества зловещих интриганов.
Прин несколько мгновений глядел в сторону, на резной деревянный столик и узорчатый ковер, лениво гадая, насколько детализирована эта реальность сновидений. Если посмотреть на древесину столешницы под микроскопом, обнаружит ли она сложную глубинную структуру? Или начнет распадаться на пиксели?
— Представитель, — проговорил он, надеясь и подозревая, что голос его звучит устало, — позвольте мне быть честным. Я полагал, что мне надо будет подумать. Я не хотел вводить вас в заблуждение. Я намеревался сообщить, что дам вам ответ через несколько дней.
Эррун покачал головой.
— Я боюсь, что мне нужно... — начал он, но Прин поднял хобот и перебил его.
— Но в этом нет необходимости. Я решил ответить отказом. Я не буду заключать с вами сделку. Мой ответ: НЕТ, и я намерен выступить перед Советом.
— Прин, нет! — старик рывком подался вперед. — Не делай этого, ты только все испортишь! Если ты откажешься, я не смогу все переиграть еще раз, я не смогу удержать их. Они сделают с ней все, что захотят, и покуражатся вволю, уж поверь. Ты видел, что они делают с узниками вообще и с женщинами в частности. Ты же не посмеешь обречь ее на это! Ради Бога, Прин, подумай! Я уже спрашивал, имеет ли мне смысл рассчитывать на твое снисхождение, но...
— Заткнись, ты, глупый старый извращенец, — произнес Прин ровным тоном. — Нет никаких «их». Есть только вы. Ты один из них. Ты помогаешь им, ты контролируешь их. Не притворяйся, что ты не имеешь к ним отношения.
— Прин, я же не в Аду, я не управляю тем, что там происходит!
— Ты на той же стороне, Представитель. И ты определенно располагаешь определенным влиянием в Преисподней, иначе бы ты ко мне вообще не пришел и не предлагал бы сделки. — Прин махнул хоботом. — Но в любом случае нам не стоит друг друга дурачить. Ответ — нет. А теперь не был бы ты так любезен убраться ко всем чертям из моего сна? Мне надо поспать. Или это мне не позволено, и я проснусь с криком ужаса? А может, вы подвергнете меня какому-то наказанию в этом маленьком уютненьком виртуальном сновидении?
Эррун смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Ты хоть представляешь, как с ней поступят? — прохрипел он. — Каким же варваром, каким мерзавцем надо быть, чтобы после такого на голубом глазу уверять, что ты ее любишь?
Прин покачал головой.
— До вас так и не дошло, что вы сами из себя сделали чудовищ, а, Представитель? Вы же сами и творите эти безобразия, или, если мы примем как данность вашу наивную попытку оставаться чистенькими и не марать рук о нужники тех окружений, которые вы с такой готовностью обеспечиваете технической поддержкой, оставляете эту работенку другим (поправьте меня, если я вам польстил), и вы мне будете рассказывать, что это я — чудовище? Ваша позиция порочна, смехотворна и столь же неудовлетворительна с интеллектуальной точки зрения, сколь омерзительна по критериям морально-этическим.
— Ах ты хладнокровный мерзавец! — Представителя, кажется, проняло. Прин подумал, что, будь старик немного моложе и в лучшей форме, он бы, пожалуй, сорвался со своего стула и накинулся бы на него, в крайнем случае взялся бы ошалело трясти за плечи. — Как ты можешь оставить ее там? Как ты вообще осмеливаешься просто взять и бросить ее?
— Потому что, Представитель, если я спасу ее, то предам остальных, а вот если мне все же удастся обрубить вам хвосты и засунуть ваше щедрое предложение туда, куда его вам имеет право вставлять только любовник... тогда, быть может, я и смогу покончить со всей этой Преисподней мерзостью, избавить от скверны не только Чей, но и всех прочих мучеников.
— Ты тщеславный самонадеянный говнюк! Да кто ты, блядь, такой, чтобы решать, как мы должны управлять нашим обществом?
— Все, что мне осталось вам сказать...
— Нам нужны Преисподние! Мы падшие твари, склонные ко злу!
— Ничем, что требует бесконечных, беспредельных пыток ради пыток, нельзя...
— Вы шляетесь там по своим блядским университетам с головами в облаках и витийствуете, прекраснодушно полагая, что все так чистенько и чудненько, как у вас в студгородках и на факультетах, что все вокруг такие же цивилизованные, рассудительные, вежливые, благородные, интеллектуально развитые и готовые к сотрудничеству, такие же, как вы, и вы воображаете, что лучше всех знаете, что нам делать и как! Да вы себе даже вообразить не можете, что случится, если у нас больше не будет возможности стращать людей Адом! Мы их не удержим!
— Я выслушал вас, — ответил Прин спокойно. Благородные, цивилизованные, рассудительные? М-да, Эрруну явно никогда не доводилось высиживать целый день на ежегодной факультетской конференции по вопросам научной работы, учебной нагрузки, ставок, трудового стажа и конструктивной самокритики. — Конечно, вы несли полную чушь, но мне было интересно узнать, что вы придерживаетесь таких взглядов.
— Ты, напыщенная эгоистичная маленькая тупая пизда! — завизжал Представитель Эррун.
— А вы, почтенный Представитель, совершенно определенно страдаете от моральной миопии, потому что заботитесь только о тех, кто входит в ваш ближний круг. Вы бы спасли друга или любимое существо, о да, и остались бы очень довольны собой, и вам было бы совершенно наплевать, на какие неимоверные муки вы тем самым обрекаете бесчисленных товарищей вашего ближнего по несчастью.
— Ах ты самонадеянный маленький ебанатский... — ревел тем временем Эррун.
— Вы полагаете, что все остальные разделяют вашу точку зрения, и так трогательно негодуете, когда оказывается, что возможны и альтернативные трактовки.
— ... И я не сомневаюсь, что ты поймешь, как горько ошибался, когда увидишь, как они заебывают ее насмерть каждую ночь, а потом воскрешают и ебут снова, и так сто раз...
— Это вы варвар, Представитель, потому что вы один из тех, кто о себе такого высокого мнения, что воображает, что каждый, кто для него представляет хоть какую-то ценность, должен быть автоматически возвышен над быдлом, — закончил Прин и перевел дыхание. — Да вы только послушайте себя. Вы меня стращаете такой гнусью только за то, что я не выполнил ваших требований. Это мерзкий, порочный поступок. Как вы потом отваляетесь, Представитель, когда все закончится?
— Иди в жопу, самодовольный ученый говнюк с ледяной печенкой. Тебе не удастся завысить свою блядскую самооценку настолько, чтобы ты перестал просыпаться по ночам оттого, что тебе приснилось, как ее пытают. И так будет до конца твоих дней.
— Вы себя зря распаляете, Представитель, — заметил Прин. — Такому уважаемому государственному деятелю, как вы, да еще в столь почтенном возрасте, едва ли пристало выражаться подобным образом. Думается, на этом наш приятный разговор стоит закончить, правда?
— Он так просто не закончится, — с ненавистью и презрением проскрежетал старый павулианец.
Но он все же закончился, и Прин проснулся в поту, хотя крик ему все же удалось подавить, а это уже кое-что значило. В животе у него засел ледяной комок.
Он подумал немного, потом протянул хобот и резко позвонил в старинный колокольчик, зовя на помощь.
Они нашли в его комнате что-то вроде тонкополосного цереброиндукционного генератора. Он был прилеплен (и немного косо, как если бы это делалось в страшной спешке) к изголовью кровати. Заэкранированный кабель уходил от нейроиндуктора в стену, а оттуда — на крышу, к спутниковой антенне, замаскированной под черепичную плитку. Вот как им удалось пробраться в его сны. Днем раньше этих устройств там не было.
Кемрахт, помощник Представительницы Филхэйн, искоса поглядел на него, пока машина (полностью колесная, наземная) уносила их по дороге к следующему временному пристанищу. От фар машины сопровождения, следовавшей вплотную за ними по той же наземной трассе, по сиденьям пассажирского отделения метались причудливые тени.
— Ты по-прежнему намерен свидетельствовать перед ними, Прин?
Прин ограничился тем, что уронил:
