Самуэль Дилэни - Падение башен. Нова

— Но только погляди на это, Катин!

— Город Ужасной Ночи, — задумчиво протянул Катин. — Все эти огни. Они, наверное, боятся ночи.

Они задержались еще немного, разглядывая грандиозную шахматную доску, орнаментированные фигуры, беспорядочная куча королей, ферзей и тур, заслоняющая офицеров и пешек.

— Идем, — сказал Мышонок.

Двадцатиметровые лезвия металла, образующие гигантские ступени, понесли их дальше.

— Лучше держаться поближе к капитану.

Улицы около стартового поля были полны гостиниц. Над тротуарами возвышались маркизы, отмечая места нахождения дансингов и психорам. Мышонок поглядел сквозь прозрачные стены на людей, плавающих в бассейне какого-то клуба развлечения.

— Никакой разницы в этом по сравнению с Тритоном. Шесть пенсов местной валюты? Цены, впрочем, гораздо ниже.

Половина народу на улицах были либо офицерами, либо членами экипажей. Улицы были запружены народом. Мышонок слышал музыку. Она лилась из открытых дверей баров и еще откуда-то.

— Эй, Тай! — Мышонок ткнул пальцем в навес. — Ты когда-нибудь работала в таком заведении?

— В Тыоле да.

— «ОПЫТНАЯ ГАДАЛКА»: буквы на надписи блестящие, сморщенные и растянутые в ширину.

— Мы будем в Городе…

Они повернулись к капитану.

— …пять дней.

— Мы пойдем обратно на корабль? — спросил Мышонок. — Или в город, где место найти себе развлечения?

Возьмите шрам. Рассеките его тремя горизонтальными линиями: капитан наморщил лоб.

— Вы все понимаете опасность, которой мы подвергаемся, — он устремил взгляд поверх зданий. — Нет. Мы не останемся ни здесь, ни на корабле. — Он шагнул под арку коммуникационной кабины. Не заботясь о том, что панели входа не закрыты, он положил руку перед индукционными панелями. Это Лок фон Рей. Иогос Седуми?

— Я, если консультативная встреча кончилась, посмотрю его.

— Его андроид сойдет, — сказал Лок. — Совсем маленького одолжения я хочу.

— Он всегда с вами сам, мистер фон Рей, любит говорить. Подождите минуту, он свободен сейчас, думаю.

В визионной колонне материализовалась фигура.

— Лок, так давно я уже тебя не видел. Что для тебя я могу сделать?

— Кому-нибудь понадобится Таафит-на-Золоте в ближайшие десять дней?

— Нет. Я в Тыоле сейчас и буду еще месяц. Я понимаю, ты сейчас в Городе и нуждаешься в месте, где можно остановиться?

Катин уже заметил переход капитана на диалект.

В звучании голосов капитана и Седзуми было сходство, характеризующее их обоих. Катин узнал обычную эксцентричность, которую он определил как своего рода акцент высших классов Плеяд. Он взглянул на Тай и Себастьяна узнать, обратили ли они на это внимание. Подрагивание мускулов около глаз хоть и совсем легкое, но было. Катин перевел свой взгляд на визионную колонну.

— Со мной народ, Иоги.

— Лок, мои дома — твои дома. Надеюсь, тебе и твоим людям понравится отдых.

— Спасибо, Иоги, — Лок шагнул из кабины.

Экипаж переглядывался между собой.

— Вполне вероятно, — сказал Лок, — что последующие пять дней, которые я проведу на Другом Мире, будут последними, которые я проведу где-либо вообще. — Он обвел взглядом экипаж, старательно наблюдая за реакцией. Не менее старательно они попытались скрыть свои чувства. — Мы можем вполне приятно провести время. За мной.

Монорельс карабкался вверх, пересекая Город.

— Это Золото? — спросила Тай Себастьяна.

Мышонок, стоявший сбоку от них, вдавил лицо в стекло.

— Где?

— Вон, — Тай показала через площадь. Позади домов Город огибала река расплавленного металла.

— Эй, совсем как на Тритоне, — сказал Мышонок. — Кора этой планеты тоже обогревается иллирионом?

Себастьян покачал головой.

— Для этого вся планета большая слишком. Только под каждым городом. Эта трещина Золотом названа.

Мышонок смотрел на хрупкие огненные трещинки, отходящие от основного разлома.

— Мышонок!

— А? — взглянул он на Катина, вытащившего свой диктофон. — Чего тебе!

— Сделай что-нибудь.

— Что?

— Я хочу попробовать провести эксперимент. Сделай что-нибудь.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Все, что взбредет на ум. Валяй!

— Ну… — Мышонок задумался. — Хорошо.

Он сделал.

Близнецы, стоящие в другом конце вагончика, повернулись посмотреть.

Тай с Себастьяном поглядели друг на друга, снова на Мышонка.

— Характер, — произнес Катин в диктофон, — наиболее ярко проявляется в действии. Мышонок отступил от окна, описал резкий круг и еще круг. Из выражения его лица я могу заключить, что он размышляет насчет моего удивления стремительностью его действий, и в то же время хочет знать, удовлетворен ли я сказанным. Он уронил руки на стекло, дыша немного тяжело и просунул согнутые пальцы в…

— Эй, — сказал Мышонок, — я просто махнул рукой. Дыхание, пальцы, это не входит…

— …эй, — сказал Мышонок, сунув согнутые большие пальцы в карман брюк, — я просто махнул рукой. Дыхание, пальцы, это не входит…

— Черт возьми!

Мышонок разогнул пальцы, нервно сжал кулак и воскликнул:

— Черт возьми! — и расстроенный, ушел. — Существует три типа действий: целенаправленные, вошедшие в привычку и бесцельные. Люди для того, чтобы быть непосредственными и понятыми, должны попользовать все три типа, — Катин взглянул вперед.

Капитан смотрел сквозь гнутую панель, поддерживавшую крышу. Его взгляд был прикован к чахлому свету, пульсирующему, словно глазок в дверце гигантской топки. Свет был таким слабым, что он даже не щурил глаза.

— Я ошибся, — признался Катин в диктофон, — тем не менее. Зеркало, отражающее мое видение мира, поворачивается, и то, что сперва казалось бессмысленным, я вижу достаточное количество раз, чтобы признать привычкой. То, что я полагал привычкой, теперь кажется частью великого замысла. В то время как то, что я принимал первоначально за цель, превращается в бессмыслицу. Зеркало поворачивается снова и снова, и показывает, что человек, который, как я думал, страстно идет к своей цели, превратил свою страсть в привычку. Его привычки в высшей степени бессмысленны, в то время, как те действия, которые я определил как бессмысленные, оказываются направленными к достижению демонической цели.

Желтые глаза отпустили усталую звезду. Лицо Лока, взглянувшего на Мышонка, исказилось под шрамом в какой-то усмешке, которую Катин не понял.

Ярость, подумал Катин. Ярость. Да. Он смеется. Но как можно отличить ярость от смеха на этом лице?

Но другие тоже смеялись.

— Что это за дым? — спросил Мышонок, обходя дымящуюся решетку в булыжной мостовой.

— Водосток, надо полагать, — сказал Лео. Рыбак поглядел на туман, поднимающийся вверх у столба, на котором висел яркий индукционно-флюоресцентный фонарь. У почвы пар скапливался и оседал, а около фонаря клубился и колыхался.

— Таафит — в конце этой улицы, — сказал Лок.

Они двинулись на холм мимо полудюжины еще таких же решеток дымящихся в ночных сумерках.

— Я думаю, Золото находится прямо…

— …прямо за этой вон стеной?

Лок кивнул близнецам.

— Что это за место Таафит? — спросил Мышонок.

— Место, где мне будет удобно, — слабая болезненная гримаса тронула лицо Лока, — и где нам с вами ни о чем не надо будет беспокоиться. — Лок протянул руку, чтобы похлопать его по плечу, но Мышонок увернулся. — Вот мы и на месте.

Двенадцатифутовые ворота с разноцветными стеклами, обрамленными витыми полосами металла, разошлись в стороны, когда Лок положил руку на пластину замка.

— Меня приглашают.

— Таафит не ваш? — спросил Мышонок.

— Он принадлежит моему старому школьному другу Иогосу Седзуми, владеющему рудниками в Плеядах. Дюжину лет назад я часто пользовался им. Вот почему замок открылся от прикосновения моей ладони. Я сделал то же самое для него с несколькими моими домами. Мы давно не видели друг друга, но раньше мы были довольно близки.

Они вошли в сад Таафита.

Здешними цветами никогда не любовались при полном солнечном свете. Лепестки были темно-красными, каштановыми, фиолетовыми — цвета вечера. Похожие на слюду чешуйки паучьей тильды поблескивали на безлистых ветках. Было много низкорослого кустарника, но все более высокие растения были слишком гладкими и редкими, чтобы отбрасывать как можно меньше тени.

Передняя стена Таафита была изогнута и представляла собой стеклянную конструкцию. На довольно большом расстоянии не было никаких стен, поэтому сад и дом слились воедино. Нечто вроде тропы вело к чему-то вроде лестницы, врезанной в скалу под чем-то, похожим на входную дверь.