Самуэль Дилэни - Падение башен. Нова
— Капитан и Принс не сталкивались лицом к лицу, наверно лет десять.
Катин с досадой щелкнул переключателем. Попытался подыскать подходящую шпильку в ответ, не смог. Снова щелкнул тумблером.
— Помните, что общество, позволяющее таким вещам происходить, есть общество, способствующее вымиранию романа. Зарубите себе на носу, если вы напишите, что сюжет романа — это то, что происходит, когда люди встречаются лицом к лицу, когда они разговаривают друг с другом, — он снова выключил.
— Зачем ты пишешь эту книгу? — спросил Мышонок. — Я имею в виду, что ты хочешь с ней делать?
— Зачем ты играешь на сиринксе? Я думаю, примерно по той же причине.
— Только если я буду проводить все время за репетициями, я вряд ли что-нибудь сыграю, и это намек.
— Я начинаю понимать, Мышонок. Это для меня не цель, а только способ ее достижения, который перестает интересовать, как только цель достигнута.
— Катин, я понимаю, что ты делаешь. Ты хочешь создать нечто прекрасное. Но у тебя ничего не получается. Я тоже должен долго практиковаться, прежде чем сыграть что-то. Но если ты собираешься сделать то, что задумал, ты должен заставить людей почувствовать, что такое окружающая их жизнь, заставить их бояться ее, даже если у них не будет причин к этому никаких, кроме того парня, который рыскает сейчас по подвалам Алкейна. И твоя вещь не получится, если ты сам не чувствуешь этого хотя бы немного.
— Мышонок, ты замечательный, хороший, прекрасный человек. Но что-то с тобой не так. Все эти прекрасные образы, которые ты извлекаешь из своей арфы… Я достаточно долго вглядывался в твое лицо и знаю, в какой большой мере они движутся страхом.
Мышонок вскинул голову, на лбу его прорезались морщины.
— Я могу часами сидеть и смотреть на твою игру. Но она только временами радость, Мышонок. Это происходит только тогда, когда все то, что человек знает о жизни, абстрагируется и подчеркивается в твоей многоголосой изукрашенной вещи, это и прекрасно и непреходяще. Да, внутри меня есть большая область, которую я не могу использовать для этой работы, и та, которая бьет ключом, фонтанирует в тебе, рвется из твоих пальцев, но внутри тебя есть тоже большая часть, которая играет только для того, чтобы заглушить рвущийся наружу вопль. — Он кивнул, встретив нахмуренный взгляд Мышонка.
Мышонок издал неопределенный звук.
Катин пожал плечами.
— Я бы прочитал твою книгу, — сказал Айдас.
Мышонок и Катин повернулись к нему.
— Я читал… ну, разные книги, — он снова перевел взгляд на свои руки.
— Ты бы стал читать?
Айдас кивнул.
— Люди Окраинных Колоний читают книги, иногда даже романы. Только они не очень… ну, только старые… — он поглядел на каркас на стене: Линчес лежал словно неживой дух, капитан был в другом каркасе. Он отвел взгляд с выражением потери на лице. — В Окраинных Колониях иначе, чем… — он обвел рукой помещение, обозначая созвездие Дракона. — Скажи, ты знаешь место, где все было бы хорошо?
— Никогда там не был, — сказал Катин.
Мышонок покачал головой.
— Было бы просто глупо, если бы ты знал, не сможем ли мы где достать немного… — он опустил голову и посмотрел себе под ноги. — Не обращай внимания…
— Спросил бы их, — сказал Катин, ткнув пальцем в игроков у той стены. — Это их дом.
— О, — сказал Айдас. — Да. Я полагаю… — он оттолкнулся от пандуса, плюхнулся в воду, поскользнулся на гравии, выбрался из бассейна и направился к картежникам, капая на ковер.
Катин посмотрел на Мышонка и покачал головой.
Но мокрые следы полностью поглощались голубым ворсом.
— Шестерка мечей.
— Пятерка мечей.
— Простите, никто из вас не знает…
— Десятка мечей. Моя взятка. Паж чаш.
— …на том мире, куда мы идем. Не знаете, нельзя ли…
— Башня.
— Хотел бы я, чтобы эта карта не была перевернутой, когда капитану гадали, — прошептал Катин Мышонку. — Поверь мне, она не предвещает ничего хорошего.
— Четверка чаш.
— Моя взятка. Девятка жезлов.
— …достать немного…
— Семерка жезлов.
— …блаженства?
— Колесо Фортуны Моя взятка.
Себастьян поднял голову.
— Блаженства?
Исследователь, решивший назвать внешнюю планету Дим, Умершей Сестры, Элизиум просто пошутил. Несмотря на все рельефоизменяющие машины, она оставалась продрогшим, крытым шлаком эллипсоидом на трансплутоновом расстоянии от ее блеклого света, голая и безжизненная.
Некто выдвинул однажды сомнительную гипотезу, что все три оставшиеся планеты, на самом деле были лунами, которые находились в момент катастрофы в тени гигантской планеты и поэтому избежали ярости, испепелившей их защитницу. Бедные луны, если вы действительно луны, — подумал Катин, когда они пролетали мимо. Быть мирами вам ничуть не лучше. Дело только в претенциозности.
Когда исследователь двинулся дальше, к нему вернулось чувство меры. Усмешка промелькнула на его лице при виде средней планеты, он назвал ее Дис. (Дис — отсутствие чего-либо).
Судьба рассудила, что остряк спохватился слишком поздно, рискнувший дразнить богов получает классическую оплату. Около 19/25 испарилось в открытом пространстве, когда Дим, Умершая Сестра стала новой. В результате этого появилась суша, чуть более возвышенная, чем земная. Атмосфера, которой невозможно дышать, полное отсутствие органической жизни, сверхнизкие температуры. Пустяки по сравнению с наличием людей — настоящим подарком, это легко поправить. Поэтому человечество, лишь только начав обживать Плеяды, вторглось на обугленные замерзшие равнины. Старейший город Другого Мира — хотя и не самый крупный, поскольку коммерческие и экономические изменения за последние три столетия привели к перемещениям населения — был очень заботливо назван Городом Ужасной Ночи.
И вот «РУХ» опускался рядом с черным волдырем города, высящимся на Дьявольском Когте.
Федерация плеяд. Другой мир. Гун. 3172 г.— …восемнадцать часов, — и это было окончание сообщения информатора.
— В достаточной ли мере это дом для тебя? — спросил Мышонок.
Лео оглядел поле.
— Никогда по этому миру я не ходил, — признался он. Позади до самого горизонта простиралось море раскрошенного льда. — Но стаи иха по этому морю движутся. Шесть плавников у них и тело из больших сегментов состоит. Рыбаки на них с гарпунами длиной в пять ростов человеческих ходят. Это Плеяды, это достаточно дом. — Он улыбнулся и облачко дыхания сделало голубым сияние его глаз.
— Это ведь твой мир, правда, Себастьян? — спросил Катин. — Ты должен хорошо себя чувствовать, вернувшись домой.
Себастьян отвел черное крыло, заслонившее глаза.
— Мой, но… — он огляделся, пожал плечами. — Я из Тыола. Это город большой, в четверти всего пути вокруг Другого Мира лежит. Отсюда очень далеко он, и совсем другой. — Он взглянул вверх, на сумеречное небо. Сестра была высоко, тусклая жемчужина за пыльным облаком. — Совсем другой. — Он покачал головой.
— Наш мир, да, — сказала Тай. — Но вовсе не наш дом.
Капитан, шедший в нескольких шагах впереди, обернулся во время их разговора.
— Поглядите, — он показал на ворота. Лицо его ниже шрама заныло. — Нет дракона, свернувшегося на их коленях. Дом это. Для тебя, тебя и меня — дом это!
— Достаточно дом, — повторил Лео. Но его голос прозвучал осторожно.
Они последовали за капитаном сквозь лишенные змеи ворота.
В ландшафте преобладали цвета пожарища.
— Медь: окислилась до пятнистого желто-зеленого.
— Железо: черные и красные хлопья.
Сера: ее окислы были влажными, красновато-коричневыми.
Краски выползали из-за пыльного горизонта и пятнали стены и башни Города. Линчес смахнул серебряную бахрому с ресниц, чтобы поглядеть на небо, где сквозь толчею теней, подобных кошмарным черным листьям, мигало истощенное солнце, не способное даже в полдень создать ничего большего, чем вечер. Он обернулся, чтобы рассмотреть их зверя, сидящего на плече Себастьяна, который распростер свои крылья и загремел цепочкой.
— А как твои питомцы чувствуют себя дома? — он потянулся к восседавшему на плече Себастьяна зверю, но сразу же отдернул руку от черного когтя. Близнецы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Они спускались в Город Ужасной Ночи.
На полпути Мышонок начал пробираться по краю эскалатора вверх.
— Это… это не Земля.
— А? — Катин проехал мимо, посмотрел на Мышонка и стал сам протискиваться к краю.
— Это твой первый полет вдаль от Солнца, не так ли?
Мышонок кивнул.
— Большой разницы ты не увидишь.