Михаил Пухов - Путь к Земле («Кон-Тики»)
– Почему обязательно на восьми? – прищурился он. – Не так давно один мой знакомый сразился с электронным бюрократом и проиграл, но… В каждом поражении, Саша, скрыты корни грядущих побед! Теперь у «Кон-Тики» полная атмосферная оснастка, и мы пойдем в атмосфере не как слепое Тунгусское тело, не как беспомощная игрушка бьющих навстречу потоков! Нет, штурман, мы пойдем в атмосфере как люди, как повелители стихии, а не ее рабы! Мы можем теперь играть силой сопротивления как нам угодно, можем ее уменьшать, направлять ее куда пожелаем! Как птицы, штурман! Как птицы!
Он внезапно умолк, тронул пальцами лоб, блеск его глаз угас. Я понял, о чем он вспомнил: вот уже двадцать лет он видел птиц разве только по телевизору.
– Все это так, – прервал я неловкую паузу. – Но «Кон-Тики» пойдет куполом вперед, торможение и так будет максимальным. Меняя ориентацию, мы в крайнем случае его уменьшим…
– Грамотно рассуждаешь. – Взгляд его снова стал непроницаемым. – Становишься профессионалом.
– Ну, на аэродисках я когда-то гонялся. Еще в школе, я мечтал тогда стать космонавтом. Как-то дошел даже до полуфинала области. Хороший спорт.
– Да.
– Так вот, если уменьшить сопротивление, остаточная скорость станет больше, тормозной эллипс вытянется, нас опять унесет неизвестно куда…
– А повторный вход? – напомнил Коршунов, он уже окончательно успокоился. – И что нам мешает с первого раза нырнуть поглубже, допустим, до шестидесяти? И никаких тормозных эллипсов… Нет, штурман, насчет парашютов ты явно дал маху.
– Но куда бы мы их пристроили? – поинтересовался я. Это тебе не стабилизаторы – приварил, протянул две тяги, и все дела. Парашютная система – устройство сложное и громоздкое.
– Ты прав, Саша, – вздохнул он. – Все равно жалко. Будем почти на месте – и снова орбита, маневрирование, причаливание. А дальше что? Осточертело все это. Атмосфера, по-моему, лучше.
– Соскучился?
– Ты имеешь в виду Юпитер? – поморщился он. – На гигантах, Саша, такие фокусы не проходят. Все эти вылазки в атмосферу. Слишком они у них жесткие. Тяготение мощное, градиент плотности колоссальный!.. Малейший промах – и ты либо вязнешь в газе, либо вообще его не замечаешь. Земля и Венера – дело другое. А самые мягкие оболочки – у Марса да у Титана…
Он замолчал, погрузившись в воспоминания. Конечно, в его высказываниях имелось зерно истины, но было поздно, время решений давно миновало. «Кон-Тики» шел прежним курсом, плыл по течению, кругом сияли звезды, и не было в мире силы, чтобы заставить наше суденышко свернуть с выбранного пути. А еще через несколько часов стало не до разговоров – ход событий резко ускорился, ситуация стала меняться стремительно. Спокойное океанское течение кончилось: скорость «Кон-Тики» измерялась уже километрами в секунду и непрерывно росла, Земля надвигалась, мы падали к ней, падали почти по прямой, проваливались в гравитационную воронку, в бездонный колодец ее притяжения. Если продолжить аналогию с океаном, «Кон-Тики» низвергался в чудовищный водоворот, несравнимый даже с легендарным Мальстремом!..
8. Разбуди в апогее!
Коршунов включил двигатель на двухстах километрах.
Это было намечено заранее. Орбита, получающаяся после прохождения атмосферы – так называемый тормозной эллипс, – необычайно чувствительна к самым небольшим изменениям скорости входа. Для малых судов, вроде нашего, важен и другой фактор: масса корабля из-за расхода топлива заметно уменьшается, и он потом тормозится сильнее. «Бывает выгоднее просто слить топливо, – рассказывал Коршунов, – чем тормозить движком. Так иногда делают».
Надо учитывать, что атмосфера «дышит», ее плотность меняется в зависимости от времени суток и солнечной активности. Если корабль идет в атмосферу для посадки, это неважно: все маневры сдвигаются по высоте на несколько километров, и только. Но когда он, подобно «Кон-Тики», лишь задевает воздушную оболочку и снова уходит в космос, точная атмосферная сводка на данный момент – столь же необходима, как прогноз погоды для авиаторов. Вот почему такие сводки – неотъемлемая часть космического радиовещания. «Главное – не увязнуть, – комментировал Коршунов нашу задачу. – «Кон-Тики» нельзя оставаться в атмосфере больше пяти минут. В баках тонна топлива, если жар подберется к нему, то конец».
«Кон-Тики» стремительно приближался к финишу. Заключительный отрезок пути – от геосинхронной орбиты до атмосферы – занял у нас около трех часов. Солнце все время пылало впереди, постепенно отодвигаясь от сверкающего края быстро растущего диска Земли. До планеты оставались считанные тысячи километров, когда траектория – скорость достигла уже десяти километров в секунду – начала выворачиваться параллельно горизонту. А за две минуты до перигея, на высоте 200 км, Коршунов спокойно развернул «Кон-Тики» днищем вперед и включил двигатель на десяток секунд; топлива на маневр ушло килограммов сто пятьдесят. Когда вес исчез, Коршунов возвратил «Кон-Тики» в прежнее положение. Мы лежали, наглухо привязанные к креслам, смотрели вперед и ждали. Бесконечное море блистающих облаков мчалось навстречу, в разрывах синел океан. Мы словно летели на высотном авиалайнере, практически горизонтально, но все-таки опускались – все медленнее и медленнее. А когда «Кон-Тики» пересек 80-километровую отметку, начались перегрузки.
Это продолжалось, как позже выяснилось, около двух минут. Сначала слабые, но быстро растущие, они рвали нас из кресел. Мы висели на ремнях над жаропрочным иллюминатором купола, ремни резали тело, перегрузка превысила единицу, потом двойку, «Кон-Тики» прессовал своей скоростью бесплотный воздух, тот накалялся, пылал, светился багровым цветом… Не помню, о чем я думал в эти секунды. Перегрузка достигла трех и начала падать. Мы были ниже семидесяти, но уже поднимались. Атмосфера отобрала у нашего кораблика часть скорости и теперь неохотно выпускала его из огненного плена… Потом снова стало легко.
– Высота? – деловито осведомился Коршунов, напоминая мне о моих штурманских обязанностях.
Я бросил взгляд на приборы.
– Восемьдесят!
– Скорость?
– Восемь с половиной!
– Отлично! – проговорил он, расстегивая ремни. – Мы сделали это. Саша, мы это сделали! Апогей будет у нас примерно две тысячи, как раз на орбите «Коперника». Полтонны топлива – и мы цепляемся за орбиту, остается еще столько же на маневрирование! Отлично, штурман, просто отлично.
Он искренне радовался, будто до последнего момента не был убежден, что все закончится столь успешно. На что тогда он рассчитывал? Однако спрашивать я не стал.
Коршунов поднялся из кресла, посмотрел вперед. Облака, до которых только что было рукой подать, быстро уходили вниз. На горизонте лежала тень – Солнце осталось сзади, мы приближались к линии терминатора.
Я посмотрел на своего командира. Лицо его выглядело смертельно усталым.
– Последний раз я проделывал такую штуку на Титане, в системе Сатурна, – сказал он. – Лет десять назад. Но там это проще, Саша. Скорости не те, да и атмосфера помягче.
Он вновь опустился в кресло, прикрыл глаза.
– Вздремну часок, что-то устал. Разбуди меня в апогее, штурман…
И он в самом деле заснул! Солнце позади нас опустилось за горизонт, «Кон-Тики» – впервые за несколько суток – окутал мрак. В небе зажглись звезды. Это была ночь, настоящая земная ночь, теплая, мягкая, человеческая! Подо мной, в нескольких сотнях километров, мирно спали люди. Неярко мерцали индикаторы. «Кон-Тики» поднимался все выше, стремясь к апогею орбиты. Коршунов не шевелился, я был совсем один, один под звездным небом. И вдруг…
Впереди засветилась изогнутая линия горизонта, из-за нее вынырнул маленький белый диск. Это восходила Луна. Луна, на камнях которой мы стояли всего неделю назад! Я смотрел на нее и чувствовал, как меня захлестывает неудержимой волной восторга.
Да, мы сделали это! Где ты, Эдик Рыжковский? На крохотной скорлупке прошли путь, на который даже свет тратит больше секунды! Мы прошли этот путь сами, без посторонней помощи, и не свернули даже после «Лагранжа», когда никто в мире не упрекнул бы нас за малодушие! «С берегов им кричали: – Вернитесь, друзья! – Но вперед они мчались, в чужие края – в решете по крутым волнам!»…
Я не замечал, как течет время. Луна поднималась все выше, она притягивала взгляд. Там остался Центр Королева, там шла по орбите станция «ЮГ», там, в точке либрации, уже работали ремонтные бригады, восстанавливая «Лагранж»… Все это было перед моими глазами, но я ничего не видел, слишком уж далеко. Но мы, мы-то были там так недавно!
Я посмотрел на приборы. Высота – около двух тысяч, вертикальная скорость уменьшилась почти до нуля, до апогея остались считанные минуты. Я перевел взгляд на командира «Кон-Тики». Его лицо, озаренное лунным светом, было безмятежно спокойным. Мне стало жалко его будить. Да и надо ли?
