Андрей Ливадный - Среда выживания
– Нет, – честно ответил Егор.
– Русанов – отличный психолог. Для него люди, как глина. На себе испытал. Через месяц, окончательно измученный, я начал понемногу втягиваться в прежний уклад жизни, как вдруг опять, словно гром среди ясного неба – электронное письмо с приглашением прийти на собеседование в ближайшее представительство корпорации. Снова ночь не спал. Места себе не находил. Хотел даже отказаться, думал, это чья-то злая шутка. Но к утру не выдержал, засобирался.
– Тяжело было попасть в проект «Прометей»?
– Нет. Все решалось заранее. Человеку с улицы попасть в ряды сотрудников корпорации вообще нереально. Если кого-то приглашают, то со вполне определенными планами. Но это уже закулисье. Сначала дают глотнуть чистого воздуха, почувствовать себя личностью – идет проверка, тщательная, дотошная. Пять лет я провел на Земле. Затем – Эрида, карликовая планета на окраине Солнечной системы. Маленькие шаги вперед, постоянная борьба – Русанов поощрял правила естественного отбора среди сотрудников. Нас распределяли по научным и техническим группам, постепенно формируя небольшие анклавы внутри корпорации. Спроси любого, истории у всех схожие. Разнятся лишь методы воздействия. Кто-то попал в тепличные условия, кто-то работал ровно, без мечты, но за деньги. Третьим приходилось драться, постоянно доказывая свое право на место в проекте.
– Ты понимал, что вами манипулируют, и не ушел?!
– Куда, Егор? Назад в кварткапсулу? К прозябанию? Не-ет! Капкан захлопнулся. «Прометей» стал делом жизни!
– Значит, единство корпорации – вздор?
– Да нет ее больше, Егор, пойми ты, наконец! Она осталась там, в сотнях световых лет отсюда!
– Почему же вы не дали Андрею Игоревичу восстановить ее?!
– Нечего было восстанавливать! – отрезал Роман Степанович. Похоже, он выговорился, выплеснул скопившиеся эмоции, замолчал.
Бестужева охватила досада. Он не воспринимал Русанова как идола! Андрей Игоревич говорил и делал понятные, правильные вещи! Он стоял на стороне людей, а эти, – он снова ощутил острую неприязнь к Малехову, – всячески мешали, кричали о какой-то свободе, порывались наладить отношения с эшрангами и хонди, от которых Егор видел лишь зло!
Думы Малехова текли в ином направлении. Воспоминания разбередили душу. Мысли о прошлом тесно переплетались с сегодняшним, прямо сказать, отчаянным положением дел. Почему мы оказались бессильны? Ведь Бестужев во многом прав! Взять хотя бы Эриду – планету с низкой гравитацией, скованную метановым льдом. Мы выстроили там город! Выжили! Переоснастили старый космический корабль, превратили его в мощный колониальный транспорт!
В чем была наша сила? В стремлении пройти путь от прозябания к свободе? Отчасти – он редко спорил сам с собой, но если внутренний голос просыпался, ставил вопросы, то Малехов отвечал на них.
Техносфера. Сумма знаний и технологий. Новая среда обитания, мир машин, способный создать приемлемые для человека условия жизни. Даже по самым грубым подсчетам, на той же Эриде денно и нощно трудились десятки тысяч сервов, ими управляли независимые кибернетические системы, не требующие постоянного внимания со стороны людей.
А что мы имеем сейчас? Подтопленный уровень старого колониального убежища, который превратился в воздушную линзу. Шлюзовые ворота еще сдерживают напор воды, но мы отрезаны от поверхности. У нас нет сервов. Нет энергии, компьютеров, остались лишь импланты, несколько персональных нанокомпов и детали разобранной планетарной машины. Люди обессилели от голода и лишений. Но даже если найдем способ вырваться из ловушки, выберемся на поверхность, это ничего не изменит. Наверху – библейский потоп. Нет укрытий. Даже костер развести не из чего. Тупик. Абсолютный тупик. Сегодняшняя находка тоже ничего не проясняет, не добавляет шансов, разве что заработает молекулярный синтезатор, сможем хоть как-то накормить людей…
– Почему вы не поддержали Русанова? – вопрос Бестужева разорвал круг тяжелых мыслей, вызвал раздражение.
– Он попусту начал тратить и без того скудные ресурсы, – нехотя ответил Роман Степанович. – Совершал ошибку за ошибкой.
– Поясни!
Малехов, кряхтя, выпрямился. Спина затекла. Ноги застыли в холодной воде.
– Зачем он пробудил весь состав научных групп? – Роман Степанович не стал дожидаться возражений со стороны Егора, продолжил: – Почему он не воспользовался резервом планетарной техники из грузовых отсеков криогенных модулей, не подготовил для людей элементарные условия? Он даже не задумался, где разместить, как накормить пятьсот человек!
– Но вы отказались ему помочь!
– После полувека криогенного сна даже ходить трудно! – грубо ответил Роман Степанович. – Уж ему ли не знать?
– Русанов пришел в себя достаточно быстро. Уже через сутки после пробуждения он был на ногах. Может, криокапсула найденного нами спасательного сегмента отличается по конструкции?
– Нет, все криокамеры одинаковы. Он раздавить нас хотел! Поставить в невыносимые условия. Так легче управлять людьми. Русанов действовал в своем стиле. Голодный, изможденный человек не станет задаваться лишними вопросами, он жить хочет, кушать, ему крыша нужна над головой, да и сил для бунта нет.
– А мы?
– А вам он сказал именно то, что вы, ребята, хотели услышать. Уж извини за прямоту. Понимаю, горя хлебнули, родителей потеряли, вот он и вывел формулу лозунга, понятного пандорианцам – «Смерть чужим»! Каково звучит, а? Бред, но вы-то его подхватили!
– Не понимаю, зачем он так поступил? – Егор с трудом понимал логику Малехова.
– Власть хотел сохранить. Пока люди слабы, выяснить, кто и о чем думает! У него не осталось прежних рычагов давления. Реальность Пандоры слишком резко отличается от прогнозов. Никто не ожидал встретить тут кладбища космической техники на орбите, планету, покрытую ледниками, анклавы иных существ, обломки их кораблей, вмерзшие в лед! Русанов уверенно обещал нам свободный, пригодный для колонизации мир. А что вышло? На Эриде он постоянно спрашивал: что ты готов сделать ради свободы, ради нового мира? Интересно, как бы он теперь перефразировал вопрос? Что мы готовы совершить, на какие жертвы пойти ради куска пищевого концентрата?
– Ради выживания, – поправил Егор.
– Называй, как хочешь, – махнул рукой Роман Степанович. – Смысл тот же. Людей пробуждать следовало небольшими группами, весь резерв техники бросить на разведку и добычу полезных ископаемых, организацию первичных производств! Машины должны создавать себе подобные механизмы, только так можно быстро восполнить утраченный парк планетарной техники! А Русанов вместо этого пробудил всех! Зачем?!
– Ты рисуешь Андрея Игоревича полным уродом, дегенератом! А он таким не был! Возможно, нам не понять его замыслов?
– Слушай, Егор, может, хватит? Надоело уже!
– Да, оставайся при своем мнении, – Бестужев махнул рукой. – Но я уверен, Русанов нашел бы выход!
– Упрямый ты.
– Он заботился о людях! По-своему, но заботился! Хотел сохранить власть? Пусть так. Но при нем не умерло ни одного человека!
Их спор, готовый разгореться с новой силой, нарушил отдаленный стрекот.
Под сводом тоннеля вдруг брызнул сноп искр, затем мигнул и включился осветительный сегмент потолка.
– Дима запустил генератор! – Малехов немного приободрился. На миг вернулась надежда, промелькнула мысль: может, выстоим? Нам бы продержаться, пока наверху не закончатся дожди, не схлынет вода! – Ты куда? – он заметил, что Егор направляется к дверям лаборатории.
– Хочу все внимательно осмотреть.
– Значит, не услышал меня? По-прежнему веришь в мифический план Русанова?! – со злой ухмылкой спросил Малехов.
– Роман Степанович, ты жить хочешь? – Бестужев остановился. – Просто ответь, да или нет?
Глупый вопрос.
Жить он хотел. Каждой клеточкой, каждым нервом. Страх перед неотвратимо близящейся смертью уже начисто обглодал душу, сожрал тонкую плоть моральных ценностей, так называемой цивилизованности, и теперь принялся за костяк, с хрустом перегрызая тот стержень, что принято называть волей.
Больше всего Малехов боялся долгой и мучительной агонии. Он знал, что не сможет покончить с собой. Уже пытался. Он имел доступ в оружейный отсек. После гибели Русанова, охваченный черной, бездонной тоской, пришел туда, схватил первый попавшийся под руку автомат, сунул ствол себе в рот, потянулся пальцем к сенсорной гашетке и…
Его жег стыд. Он не смог выстрелить, только обслюнявил электромагнитный компенсатор «Шторма», а потом долго, бессильно сидел у стены, давясь слезами.
– Хочу… – выдавил он, отгоняя неприятные воспоминания.
– Тогда просто помоги разобраться! – попросил Егор, отпирая дверь.
