Андрей Ливадный - Среда выживания
Метелин часто закивал.
– Коммуникация, – хрипло выдавил он. – Их коммуникация основана на феромонах! Это такие летучие соединения, хемосигналы, управляющие многими процессами…[4]
– Знаем, можешь пропустить, – прервал его Егор. – Разные запахи. В чем суть?
– Русанов поручил мне выяснить, каким образом устроены их железы! Еще его интересовало, какой именно процесс нервной деятельности продуцирует феромоны – осознанное мысленное усилие или рефлекс?
– Выяснил?
– Да! Еще на Земле я изучал насекомых, а первые опыты проводил в лабораториях Эриды. Над образцами нашей фауны, разумеется. Со мной работал Нарушев, из отдела кибернетических технологий. У нас уже имелся некоторый опыт, и дела здесь пошли довольно быстро!
– По существу. Без пространных пояснений! – потребовал Родион.
– Мы использовали адаптер, созданный еще на Эриде. Я вырастил хондийский нерв, Нарушев модернизировал устройство, дополнил его искусственной нейросетью и программами модуляции хондийских нейронных импульсов. В целом адаптер получился совместимым с нашими имплантами… Искусственная нейросеть обучалась распознаванию человеческих мысленных образов и преобразовала их в импульсы, передаваемые на хондийский нерв. Тот в свою очередь воздействовал на железы, побуждая их выделять определенный феромон!
– Вы разрабатывали оружие подчинения?! – похолодев, уточнил Малехов.
– Нет. Цель была другой. Русанов хотел знать, можно ли после усовершенствования наших имплантов читать маркеры пути, ориентироваться на борту хондийских кораблей, а в перспективе – управлять ими.
– Чего реально удалось достичь? – заинтересовался Родион.
– Многого! – Метелина вновь охватило лихорадочное возбуждение. – Здесь, в лаборатории, есть фрагмент переборки с мембранной дверью и приборные панели с их корабля, – он оглянулся, заметил, что все перечисленное на месте. – Мы научились открывать и закрывать живую перегородку, считывать и даже менять маршрутные маркеры, расшифровали, а затем симулировали некоторые простейшие команды, поняли, что без хондийского нерва невозможно перехватить контроль над сложными функциями, например, пилотировать корабль!
– Значит, исследование зашло в тупик?
– Нет. Но его развитие… поймите, есть черта… – он явно лукавил, но никто уже не обращал внимания на попытки Метелина вывернуться из неприятной ситуации. – Я говорил Русанову, но он не слушал, хотел найти добровольца для имплантации нерва, но потом изменил решение, велел экспериментировать на андроиде.
– Почему свернули эксперимент?
– Мы работали постоянно! В изоляции. Даже не знали, что происходит вокруг, пока этот сектор не начало подтапливать. Компьютерная сеть рухнула, генератор заглох, терминалы повредило водой. Мы попытались отыскать Русанова, но он исчез.
– Кто еще входил в вашу группу?
– Нарушев и Шульгин!
– Имплантация нерва, управление хондийской техникой – это вообще возможно? – тихо спросил Бестужев.
– Вполне, – снова закивал Метелин.
– А как же чуждая семантика? – с сомнением спросил Малехов.
– Не такая она и чуждая, раз существует универсальный язык межрасового общения, – ответил Метелин.
– Короче, феромоны – ключ? – Родиона интересовала только практическая сторона вопроса. – Код доступа к мнемоническому интерфейсу?
– Да! Но мы не можем им воспользоваться. Интерфейс совершенно не изучен. В процессе управления передаются и считываются запахи, нервные импульсы. Их сочетания очень сложны.
– Должно существовать решение! Почему здесь три особи? Иерархия? Выяснили, кто на самом деле управляет системами, разумный хонди, рабочий или боец?
– Мы не успели. Но мне кажется, иерархия играет важную роль! Когда в лабораторию доставили фрагмент переборки, то с выростом, похожим на пульт, был соединен хондийский рабочий! Он буквально сросся с постом управления!
– А генетический материал для нерва брали от разумной особи?
Метелин кивнул.
– Значит, разумный хонди в процессе управления отдает рабочему простую, односложную команду? – Родион размышлял вслух. – Иначе такая система потеряет эффективность, например, при пилотировании или в бою!
– Вопрос: насколько простую?
– Односложную! – повторил Родион. – Лети в таком-то направлении. Включи или выключи. Стреляй. Что-то типа этого.
– А рабочий такой умный, да? Управляет сложными системами?!
– Он – нейрокомпьютер. Не больше и не меньше. Биологическая подсистема, узкоспециализированная, заранее обученная эффективно работать с определенным оборудованием!
– В этом есть смысл, – подумав, подтвердил Метелин. – Например, тем же шлюзом управляет фрагмент нервной ткани, реагирующий на определенный запах.
– Значит, в теории, мы можем захватить их корабль?! – спросил Бестужев.
– Только в теории, – нахохлился Метелин. Страх отпустил. Он видел заинтересованность окружающих и уже перестал опасаться за свою жизнь. – Эксперименты с андроидом, на основе которого мы постепенно создавали киборга, прерваны. Все созданные материалы безнадежно испорчены.
– Но информация уцелела, – Щедрин, разбиравший терминал кибернетической системы, показал горсть микрочипов. – Все тут, верно?
– Данные исследований? Матрицы для клонирования? Да. Но не понимаю…
– Тебе пока незачем понимать, – грубо оборвал его Бутов. – Роман Степанович. На пару слов. Надо поговорить.
* * *Они вышли в коридор.
– Ну? Что вам?
– Лабораторию придется восстановить. Группу Метелина собрать в прежнем составе, – угрюмо и категорично потребовал Бестужев.
– Ты с ума сошел? – Малехов хотел уйти, но Бутов встал на пути.
– Я не сошел с ума! – Егор не собирался отступать. Одним из качеств, позволившим пандорианцам выжить, была решимость всегда и во всем идти до конца. Не терзаться сомнениями, если видишь шанс победить, выжить. – Эксперимент нужно продолжить! – Бестужев сейчас внушал Роману Степановичу невольный ужас своей мрачной непреклонностью. – С андроидом у нас теперь явно ничего не получится. Значит, придется Метелину работать с человеком! Добровольцем… – уже тише добавил он.
– И не заикайся даже! Не позволю! Ишь, придумал!
– Доброволец я, – тихо, но напряженно произнес Егор.
– Нет, ты просто не понимаешь, о чем говоришь!
– Понимаю! Хватит уже! И ты все понимаешь! Русанова с нами нет, решения теперь принимать нам! Будем сомневаться, спорить, и через неделю люди начнут умирать от голода! Здесь нечего обсуждать! Теперь план Русанова более или менее понятен!
– Что?!
– Он планировал захватить хондийский корабль! За этим отправлял МаРЗы на разведку!
– Мы не сможем!
– Хотя бы попробуем!
– Люди на ногах не стоят!
– Ничего. Имплантация нерва потребует времени. Успеешь подготовить ударную группу?
– Люди слабы!
– На пару дней включим второй генератор в общую сеть, дадим отработать молекулярному синтезатору! – произнес Родион.
– У нас все равно нет биомассы! – Малехов цеплялся за малейшие отговорки, лишь бы не принимать жуткого, с его точки зрения, решения.
– Есть. В биолаборатории полно останков!
– Егор, я не хочу с тобой говорить! Уйди с дороги!
Бестужев не шевельнулся.
– Здесь не Земля, Роман Степанович. Пандора. И мы все на волосок от смерти! Пойми, кому-то эти решения придется принимать! Ты готов превратить убежище в братскую могилу?!
– Даже если я соглашусь, люди не притронутся к синтезированной пище! К такой пище! – добавил он.
– Мы им не скажем.
– Егор, ты не соображаешь, что несешь!
– Он соображает! – выкрикнул Бутов. – Скажу тебе прямо, кроме землян, тут и пандорианцы! Младшие! – Его голос внезапно дрогнул. – Мы не дадим им умереть! Так что решай, либо сам несешь этот груз, либо…
– Пристрелишь меня?
– Если придется.
– Да вы оба не в своем уме! – Роман Степанович прислонился к стене. – Это… – он запнулся, – бесчеловечно!
– А у тебя есть «человечный» вариант?! – в лицо ему выкрикнул Егор. – Кем ты себя назовешь, когда дети начнут умирать от голода?
Малехов обхватил голову руками, тихо взвыл.
Черта практически стерта. Мы перестаем быть людьми… Или пищевой концентрат, похожий на кусок ржаного хлеба, синтезированный на молекулярном уровне, полностью обезличен?
Да какая разница? Главное – молчать. Знать, молчать, выть, но беззвучно!
– Русанов бы спросил: на что мы пойдем ради выживания? Твои же слова!
– Я не смогу с этим жить!
– Сможешь. Возглавишь колонию! У нас нет ни времени, ни выбора! Научись принимать решения!
