Ульяна Бисерова - Верхом на Сером
Вера Георгиевна так и сидела за кухонным столом, обхватив голову руками.
– Вы все знали, не так ли? – сухо спросила Сашк. – Знали – и не сказали мне ни слова!
– Я… не могла.
– Я должна быть там, с ней. Я знаю, что нужна ей.
– Она не приходит в сознание. Перелет очень дорогой. У нас нет лишних денег.
– И как только я могла предположить!.. В вас же не осталось ничего живого, человеческого! У вас часы с кукушкой вместо сердца!
Не в силах больше сдерживать слезы, Сашка бросилась в свою комнату, рухнула на диван и зарыдала, яростно колотя кулаками подушку: «Старая, мерзкая, злая ведьма!»
Девочка сотрясалась от рыданий – ей казалось, что сердце сейчас вот-вот разорвется пополам, и не было сил даже сделать полный вдох. Но затем она впала в странное отупение и незаметно провалилась в беспросветное забытье…
Дождавшись, пока в соседней комнате все стихнет, Вера Георгиевна тяжело поднялась и взяла телефонную трубку.
– Антон Борисович, доброй ночи. Бога ради, простите за поздний звонок. Я по поводу той иконы, которая вас так интересовала, помните?.. Ваше предложение еще в силе? Да, можно прямо завтра. И, голубчик, не могли бы вы рекомендовать мне толкового риелтора? Одной из моих давних подруг нужно срочно продать квартиру. Да, минутку, записываю…
Попрощавшись, она прислушалась к тишине, а затем осторожно приотворила дверь, вошла и села на край дивана. Провела рукой по спутанным волосам Сашки, убрала с лица мокрую от слез прядку.
– Девочка моя, как же многого ты еще не понимаешь… Ей нужны лекарства, уход. Каждый день в клинике стоит уйму денег, а перелета через океан она не выдержит… Я последнюю рубашку сниму и продам, чтобы она жила… Чтобы ты не стала сиротой…
Проснувшись среди ночи, Сашка долго лежала, вглядываясь в темноту. Вот было бы счастье, если бы оказалось, что все это сон, лишь страшный сон – и гибель Серого, и травма мамы.
«Который час? По ощущениям – давно за полночь…». Она на ощупь нашла под подушкой мобильник и нажала кнопку. Даже слабый голубоватый свет экрана заставил ее зажмуриться от рези в опухших от слез глазах. Голова раскалывалась, сухие губы растрескались. Забыть бы весь этот ужас хоть на мгновение, не чувствовать зияющей раны в груди.
Вдруг Сашка заметила, как на оконной занавеске в лунном луче мелькнула большая смутная тень. Ее сердце ухнуло вниз. Переборов страх, она на цыпочках подкралась к окну и отогнула край шторы. Ей пришлось зажать рот ладонями, чтобы сдержать вскрик: там, по колено в сугробе, стоял Серый. Не веря своим глазам, Сашка всмотрелась, силясь понять, что же так сильно изменилось в его облике. В лунном свете конь казался серебристым, почти белым, и искрился, словно весь был соткан из лунного сияния.
«Призрак!» – ужаснулась Сашка. Но Серый, словно заметив ее, притаившуюся за шторой, нетерпеливо всхрапнул. Сашка распахнула окно и сиганула в сугроб. Она порывисто обняла коня за шею и уткнулась лицом в пахнущую морозом гриву.
– Что ты, что случилось? – раздался приятный, с хрипотцой баритон. Сашка отшатнулась. – Не пугайся! Это я. Да ты же босая!
Сашка машинально опустила взгляд – а ведь и правда, как была в постели, так и выскочила…
– Давай, забирайся! – сказал Серый.
Сашка легко вскочила на него, и конь подвез ее к распахнутому окну. Натянув колючие шерстяные носки, она уселась на подоконник, обхватив руками острые коленки.
– Как тебе удалось спастись?
– Я ждал знака, и когда небо озарилось, понял: пора! Ну, и вдарил по двери копытами со всей дури. А потом еще разок, на прощанье. Ну, сторожка и развалилась…
– При чем тут метеорит? – непонимающе переспросила Сашка.
– Ну… это долгая история. Главное, что я отбыл наказание и могу вернуться.
– Куда?
– Домой. В Гриндольф.
– Это… где-то в Англии? – наугад спросила Сашка.
– Нет. Это… чуть дальше. Но метеорит – это верный знак, что я заслужил прощение и сегодня ночью мне откроется лунная дорога. Так что я пришел проститься… Знаешь, – после долгого молчания тихо проговорил лунный конь. – Я без сожаления покидаю ваш безумный мир, в котором прожил больше ста лет. И единственное, что я уношу в своем сердце, – это ты, Воробушек.
Сашка вздрогнула – так в детстве называла ее мама, ероша дочкины непослушные волосы.
– Откуда ты знаешь? – выдохнула она.
– Люди даже не догадываются, насколько лошади чутки к волнениям их души. Стоит лишь настроиться на нужную волну – и можно читать мысли, как открытую книгу.
– Кто ты, Серый? На самом деле?
– Человек. Надеюсь, что все еще человек… Хотя сейчас в это трудно поверить. Впрочем, за время своей жизни тут, на Земле, я сотни раз сомневался в том, что существа, которые выглядят как люди, имеют право ими называться.
– Так что, ты заколдованный? Еще скажи, что тебя просто поцеловать нужно, как лягушку-царевну, чтобы спали колдовские чары, – Сашка невесело усмехнулась и осеклась, вспомнив, что не раз чмокала коня на прощанье.
– Нет, – сказал конь, словно уловив ее мысли. – Все, к сожалению, не так просто. Я лишился человеческого облика и был изгнан из родных мест в наказание за один поступок, при воспоминании о котором на меня накатывает стыд. Но мое изгнание подошло к концу.
– Ну что ж… Я… так рада за тебя, Серый. Правда. Расставаться всегда тяжело, но если вспомнить, что еще час назад я была уверена в твоей гибели… Лучше уж так. Прощай!
Конь медлил, переминаясь с ноги на ногу.
– Я не могу оставить тебя одну сейчас, когда тебе так плохо.
– Понимаешь, Серый… Мама… Она там, может быть, умирает. А я – здесь… И ничем не могу ей помочь! Знаешь, может, это и глупо, но мне кажется, если бы я сейчас была с ней, если бы могла просто взять за руку, рассказать, как сильно я люблю ее, как она нужна мне, она обязательно нашла бы в себе силы и открыла глаза.
Конь слушал, понурив голову.
– Она там совсем одна; провода, трубки, приборы – и врачи кругом! Она ни разу в жизни не ходила к врачам, даже простудой никогда не болела…
Серый на мгновение устало прикрыл веки и замер, словно прислушиваясь к едва слышному шороху.
– Она спит. Ей было больно. Очень. Сейчас боль ушла. Но она измотана, устала бороться. Мечтает стать свободной, крылатой.
– Нет, нет, нет, нет! – потрясенно зашептала Сашка. – Я должна ее спасти, вернуть! Что же делать?! Что же делать, Серый?!
– Ее так сильно манит свет дальних звезд… Ее уже не удержать, Саша…
– Нет, нет, – твердила она. – Должен быть какой-то выход! Обязательно должен быть! Она же сама учила меня: не сдавайся, никогда не сдавайся!
Серый помолчал, словно терзаемый сомнениями.
– Если кто и может помочь, то он один. Он все может, – тихо сказал он.
– Кто? Да говори же, не молчи!
– Искобальд. Он живет в моем мире – по крайней мере, там я его встретил, на свою беду, сто лет назад. Но не волнуйся – по моим сведениям, ему на тот момент уже стукнуло лет семьсот, так что шанс застать его в добром здравии еще есть.
– Он врач?
– Маг.
– Маг? В смысле – волшебник?
– Ну да.
– Ты проводишь меня к нему?
– Да. Только… А впрочем, будь что будет, терять мне уже нечего!
Огромная луна выглянула из-за тучи и залила все призрачным серебристым сиянием.
– Надо спешить! – взволнованно сказал конь.
– Дай мне минуту!
Сашка одним махом вытряхнула все из школьного рюкзака, затолкала шерстяные носки, свитер, карманный фонарик, спички. После секундного колебания она взяла клочок бумаги и черкнула пару торопливых строк – оставить Веру Георгиевну в полном неведении было бы бесчеловечно. «Я скоро вернусь. Не волнуйтесь, все будет хорошо».
Поставив уверенную точку, она еще раз пробежала глазами записку, накинула куртку и пулей вылетела в окно.
Глава III
ДОРОГА ЧЕРЕЗ ЛЕС
Закрыли путь через лесСемьдесят лет назад.Он дождем был размыт и бурей разбит,И ничей не заметит взгляд,Что дорога шла через лесТам, где нынче шумит листва,А приземный слой – лишь вереск сухойДа пятнышки анемон.Лишь сторож помнит едва —Где барсук проскакал да исчез,Где горлица яйца снесла,Когда-то был путь через лес.
Но если ты входишь в лесЛетним вечером, в час,Когда холод идет от стоячих водИ выдры, не чуя нас,Пересвистываются через лес,В подступающей полутьмеВдруг зазвучит перезвон копыт,И шелест юбок, и смех,Будто кто-то спешитМимо пустынных мест,Твердо держа в умеЗабытый путь через лес.Но нет пути через лес.
Редьярд КИПЛИНГ[2]Сашка мерно покачивалась в такт медленной поступи коня. Позади была бешеная скачка, когда они, наконец, вырвались из спящего города в степной простор, где лунный свет заливал бескрайнее снежное полотно. Словно заметив тайный знак, конь вдруг резко остановился и встряхнул гривой.
