Ульяна Бисерова - Верхом на Сером
Сашка повалилась на расправленный диван и блаженно потерлась щекой о прохладную подушку. И вдруг она резко села, пораженная внезапной мыслью: Дамир, наверное, не видел, как она перемахнула забор на противоположной стороне двора и скрылась в темном проулке. Он так и остался ждать ее у ворот. Она несколько раз набрала его номер, но бездушный металлический голос сообщил: «Аппарат абонента выключен».
«Да нет, не может же он просидеть в сугробе всю ночь! Конечно, он догадался, что план… пришлось чуть-чуть изменить, – попыталась успокоить себя Сашка. – Но сама-то хороша! Забыть про единственного друга, который ради меня не побоялся пойти на риск!»
Сашка в отчаянии бухнулась на диван, пружины истерично взвизгнули в ночной тишине, и за стеной раздался глухой кашель Веры Георгиевны. Сашка поспешно натянула одеяло до самых глаз. Дверь тихо приотворилась, и в ее комнату бесшумно вошла Вера Георгиевна.
Сашка, старательно изображавшая глубокий сон, затаила дыхание. После нескольких томительных минут полной тишины она почувствовала, как Вера Георгиевна присела на край дивана.
– Бедная девка, умаялась за день, – тихо проговорила Вера Георгиевна. – Носится как угорелая, а спросишь – отмалчивается. Вся в мать…
Сашка заворочалась, надеясь, что это заставит Веру Георгиевну прекратить нежданные излияния. Но та, видимо, настроилась выговорить все, что скопилось на сердце за прошедшие месяцы, когда в ее размеренную жизнь, как камень в заросший ряской пруд, свалилась эта чужая непонятная девочка.
– Ворочается – неужто кошмары снятся? Разве расскажет? И мудрено ли – отца не знала, мать на целый год за океан упорхнула, только хвостом махнула на прощанье, птица перелетная… Прости Господи грешную, сто раз твердила себе – ни в чем ребенок не виноват, а как взглянет на меня глазами своими кошачьими, ведьминскими – аж сердце захолонет: та же кровь в ней, бродяжья… Не встретилась бы она на его пути, все иначе бы сложилось, жив был бы мой Сашенька.
Вера Георгиевна сдавленно всхлипнула. Ни разу до этого она не упоминала о Сашкином отце, а старые альбомы с его детскими, еще черно-белыми фотографиями, на которые Сашка случайно наткнулась в пропахшем лавандовым мылом шкафу, тут же забрала и, не проронив ни слова, унесла в свою комнату. Сашка затаила дыхание.
– Единственный сын. Поздний, долгожданный. Умный, талантливый – все схватывал на лету, все ему давалось играючи. Мы с отцом мечтали: закончит школу, поступит в институт, в люди выбьется. А эта детдомовская девочка… Как репей. И пропал парень. Как заговорила она его, заворожила зелеными своими глазищами. А ведь и смотреть-то не на что – худая, нескладная…
Сашка засопела – что-что, а она не позволит так говорить о матери.
– И ведь сколько я упрашивала – одумайся, на что жизнь размениваешь? Ушел из дома, забросил учебу, устроился на завод. Мне люди говорили – ютятся в общежитии, как голь перекатная, из мебели – только гвоздь в стене. А потом… их бригада грузила трубы. Один из тросов не выдержал, и вся пирамида раскатилась, подмяв под себя тех, кто не успел отскочить в сторону… И ведь она даже не пришла на похороны, не проводила его в последний путь по-людски. Просто исчезла, как и не было ее. Ни единого письма, ни звонка за одиннадцать лет. Ни слова о том, что кровиночка моя растет.
Сашка почувствовала, как на лоб опустилась сухая теплая ладонь, заботливо убирая непослушную прядь волос.
– Спи, милая, не держи зла на старуху. Совсем из ума выжила от горя.
Вера Георгиевна со вздохом поднялась, и последнее, что Сашка услышала перед тем, как провалиться в тревожный сон, был ее сухой кашель за стеной.
Будильник звонил уже в третий раз. «Еще чуть-чуть, обойдусь без завтрака и долгих сборов», – малодушно тянула время Сашка. Ей казалось, что она закрыла глаза лишь на пару секунд, а когда открыла, на часах было уже без пятнадцати восемь. Проклиная все на свете, она откинула одеяло и стала натягивать джинсы, но запуталась в штанине и с размаху грохнулась на пол. Вскочив как ошпаренная, она схватила портфель и пулей вылетела из подъезда, на ходу пытаясь попасть в рукава пуховика. Хорошо, что школа была совсем рядом, минут десять прогулочным шагом, а в экстренных случаях и за две можно добежать.
В кабинет биологии она влетела со звонком, встрепанная со сна, как мартовский воробей, и не сразу заметила царившее в классе странное оживление. Учительница задерживалась, и по кабинету летали записочки; девчонки перешептывались и глупо хихикали. А вечный двоечник Хусаинов малевал на доске огромное сердце, навылет проколотое стрелой, как насекомые в наглядных пособиях на стенах. «Сегодня же День Святого Валентина!» – вспомнила Сашка.
Отойдя на шаг и с видом признанного гения полюбовавшись на свое творение, Хусаинов начал крупно выводить: «Иноземцева…». Весь класс с интересом ждал продолжения, некоторые поглядывали на Дамира, который медленно покрывался красными пятнами. Но вместо нехитрого арифметического действия с именами влюбленных Хусаинов закончил дежурным «дура!». Дамир с побелевшими от злости губами подскочил и саданул ему практически наугад, по чистой случайности угодив прямо в переносицу. Хлынула кровь. Хусаинов, который был практически на голову выше, оттер ее ладонью.
– Ну все, хана тебе, паскуда! – тихо, но внятно процедил он.
Девчонки с упоением завизжали, а мальчики тут же образовали плотное кольцо вокруг вцепившихся друг в друга одноклассников.
– Что тут происходит? – фактически в ультразвуковых волнах заверещала биологичка, влетевшая в кабинет с видом фурии. – Хусаинов, Нигматуллин, дневники на стол – и оба к директору, живо!
Оба драчуна понурившись вышли из класса, и порядок был восстановлен. Когда прозвенел звонок с урока, Сашка собрала учебники Дамира, которые так и остались на парте, и вышла в коридор, провожаемая насмешливыми взглядами и шепотками.
Дамира она разыскала в дальнем крыле, у кабинета химии. Он сидел на подоконнике и насупившись смотрел в окно. Сашка протянула ему забытые учебники и молча села рядом.
– Зря ты вмешался. Хусаинов – дебил, это все знают. Ну, поржали бы и через минуту уже забыли. А сейчас на неделю разговоров хватит. И ты – как с таким синяком дома покажешься?
Правый глаз у Дамира практически заплыл. Но он молчал, безотрывно глядя в окно, словно превратившись в каменное изваяние.
– Да брось, стоит ли из-за такой ерунды расстраиваться! – Сашка шутливо толкнула друга в плечо.
– Из-за ерунды?! – Дамир взвился как ужаленный. – Действительно, п-полная ерунда! Было б о чем разговаривать! Я, как последний д-дурак, битый час в сугробе просидел, шевельнуться боялся. А потом начался цирк: сначала прикатил п-пузатый цыган на «Мерсе», орал, что сейчас порешит тут всех.
– Это Дмитрий Сергеевич, – вздохнула Сашка.
– Да нет, говорю же тебе, настоящий цыганский б-барон, я по телику таких видел, по НТВ.
– Да неважно! – Сашка устало махнула рукой. – Давай, рассказывай толком.
– А потом вообще менты п-приехали. С собакой! Та давай все закоулки обнюхивать. Ну, я не стал дожидаться, пока меня из с-сугроба откопают и в отделении чаем с малиновым вареньем отогреют, вскочил на велик – и деру. Пока гнал – думал: где ты? Засекли все-таки, или случилось что? Заглянул в окно – а ты дома давно, чаи распиваешь.
– Дамир, ну прости! Я правда очень виновата. Там лошади такой шум подняли – пришлось через забор сматываться, некогда было с воротами возиться. И представляешь: там высота – почти два метра, а Серый ее на раз перемахнул!
– Да ну тебя, Иноземцева, тебе же лошади дороже людей! Я тебе говорю, что нас уже по всему городу с собаками разыскивают, а ты мне опять про коня своего…
– Да потому что лошади поумнее некоторых людей будут! – взвилась Сашка.
Дамир схватил портфель и быстро ушел.
Сашка тут же пожалела о сказанном, но решила, что сейчас пытаться что-то объяснить бесполезно. «Завтра я подойду и извинюсь, и все будет по-прежнему», – с надеждой подумала она.
Кое-как высидев оставшиеся три урока, она помчалась в парк – навестить Серого. Конь встретил ее приветственным ржанием и благодарно захрустел сахаром. Сашка высыпала в старое ведро, которое нашла в углу, пять упаковок зерновой смеси для кроликов – все, что удалось найти в зоомагазине, – и накрыла коня теплым одеялом.
– Потерпи еще денек – завтра пятница, а в выходные мы что-нибудь обязательно придумаем. У тебя будет новый дом, просторный и теплый. И овса всегда вдоволь.
Серый всхрапнул, и Сашка любовно похлопала его по изогнутой шее.
– Ну, все, не до нежностей, я уже с ног валюсь… До завтра!
Едва оказавшись в своей комнате, она с облегчением рухнула на диван, не в силах даже стянуть джинсы.
А на следующее утро, зайдя в класс, она сразу же отыскала взглядом Дамира, но тот сидел, демонстративно отвернувшись к окну. «Ну и ладно. На надутых воду возят», – нахмурилась Сашка.
