Брюс Стерлинг - Последний шакальчик

— Конечно, такой боеголовки у меня нет. Но у меня есть десять килограммов дешевого радиоактивного цезия. Когда они пролетят над островами со счетчиками Гейгера, или какое еще дурацкое ученое устройство используют сейчас группы захвата, — показания будут выглядеть вполне убедительно. Финны не посмеют устроить у себя второй Чернобыль. Они с последнего еще до сих пор в темноте светятся. Так что, согласись, я вполне умерен в своих запросах. Я прошу только несколько островков и несколько тысяч человек. Я буду соблюдать требуемые формальности, если они мне позволят. Я выпущу милый флаг и немного монеты.

Старлитц потер подбородок:

— Вот эта монета, похоже, будет особенно интересной, учитывая наше дельце с электронным банком.

Раф выдвинул ящик стола и достал оттуда стакан для виски и беспошлинную бутылку финской настойки на морошке. Выпивка на Аландах была на порядок дешевле, чем в Финляндии.

— Сингапур всего лишь крохотный островок. — Раф прищурился, плеснул себе настойки. — Никто не жалуется на то, что у Сингапура есть ядерное оружие.

— Впервые слышу, приятель.

— Разумеется, оно у них есть! Уже пятнадцать лет. Уран они купили в Южной Африке еще во времена апартеида, когда бурам отчаянно требовались деньга. А ядерные заряды построили сами. Сингапур вполне способен потратить столько трудов. Но они все там трудоголики.

— Что ж, логично. — Старлитц помедлил. — Я все еще осваиваюсь с твоим предложением. А как с планами на будущее, Раф? Предположим, ты получишь то, что требуешь, и каким-то образом удержишь острова. Что тогда? Что, по-твоему, будет через десять лет?

— Мне всегда задавали этот вопрос. — Раф отхлебнул настойки. — Хочешь морошковой? Крохотные золотые ягодки финской тундры, и я не перестаю удивляться, какие они сладкие.

— Нет, спасибо, но пей, не смотри на меня, приятель.

— В прошлом меня не раз спрашивали, в основном переговорщики, желающие освободить заложников, со временем разговоры приедались, и мы иногда переходили на философию… — Раф аккуратно навернул крышку на бутылку настойки. — Они мне говорили: «Раф, что такого в этой твоей Революции? Какой мир ты пытаешься нам построить?» У меня было много времени подумать над этим вопросом.

— И?..

— Ты когда-нибудь слышал, как Джимми Хендрикс исполняет «Усеянный звездами флаг»?

Старлитц моргнул:

— Ты что, шутишь? Эта песня и по сей день продает крупные партии из вчерашних каталогов.

— В следующий раз послушай по-настоящему эту композицию. Попытайся представить себе страну, где эта музыка действительно была бы национальным гимном. Не диковиной, не пустой мечтой, не модой, не пародией, не протестом против какой-то там войны, не для молодых янки, укурившихся на дурацком флэту в пригороде Нью-Йорка, где эта песня была бы социальной реальностью. Вот как я хочу, чтобы жили люди. Люди — они овцы, у них духу не хватает жить такой жизнью. Если у меня будет шанс, я могу заставить их так жить.

Старлитц любил быстроходные моторки. Управлять ими почти так же легко и приятно, как вести машину. Агенты Рафа украли такую моторку в Копенгагене и на большой скорости привели через Балтийское море. Поскольку это было судно, каким традиционно пользовались умники, ввозящие контрабандные наркотики, датские полицейские просто решат, что его украли наркодельцы. И не слишком ошибутся.

Старлитц изучил морскую карту.

— Я сегодня застрелила полицейского, — сказала Айно.

— Почему ты так говоришь? — Старлитц поднял на нее взгляд.

— Я насмерть застрелила полицейского. Это был констебль в Мариэхамме. Я зашла в его офис. Сказала ему, что кто-то украл запаску из моей машины. Я отвела его за офис, чтобы показать ему машину. Я открыла багажник, а когда он наклонился посмотреть, где запаска, я выстрелила в него. Трижды. Нет, четыре раза. Он упал прямо в багажник. Я затолкала его ноги внутрь и захлопнула крышку. А потом я уехала с трупом.

Старлитц очень тщательно сложил морскую карту.

— Ты позвонила и взяла это на себя?

— Нет. Раф сказал, что копу лучше исчезнуть. Мы скажем, что он переметнулся на сторону финнов и прихватил с собой секретные папки полиции. Это будет удачно для пропаганды.

— Ты что, действительно пристрелила мужика? Где тело?

— Здесь, на моторке.

— Стань за штурвал.

Выйдя из кабины, Старлитц заглянул в стеклопластиковый трюм. Там лежал мужчина в униформе — с виду мертвец.

Старлитц повернулся к девушке:

— Раф отправил тебя прикончить его одной?

— Нет, — гордо ответила Айно, — он послал со мной Матти и Йорму, но я приказала им стоять на стреме снаружи. — Она помедлила. — Люди лгут, говоря, что убивать трудно. Убивать очень просто. Три движения пальцем. Или четыре. Представляешь себе, как это делаешь, планируешь, как будешь это делать, а потом просто делаешь. И вот — готово.

— Как ты планируешь обойтись с вещественным доказательством в трюме?

— Мы обмотаем труп цепями, какие я купила в скобяной лавке, а потом выбросим в море где-нибудь на полпути к острову вашей старой дамы. Вот, возьмите штурвал.

Старлитц вернулся к управлению моторкой. Айно выволокла из трюма мертвого полицейского. Труп весил намного больше, чем она сама, но Айно была девушка сильная и решительная и лишь временами брезгливая. Она методично обмотала тело тяжелыми стальными цепями, которые при этом покорно звенели, временами звон сменялся щелчком дешевых замков.

Старлитц наблюдал за происходящим, искоса присматривая за приборами:

— Это была идея Рафа послать со мной на переговоры труп?

Айно поглядела на него серьезно:

— Это единственная лодка, какая у нас есть. Мне пришлось воспользоваться ею. Захватывать паромы пока рано.

— Раф любит показывать, что говорит серьезно.

— Это я показываю, что мои намерения серьезны. Это я убила полицейского. Я положила его в моторку. Он — агент оккупационных властей в униформе угнетателей. Он законная мишень. — Айно со вздохом отбросила косы назад. — Относитесь ко мне серьезно, мистер Старлитц. Я молодая женщина, я одеваюсь как панк потому, что мне того хочется, и, возможно, я слишком много читаю книг. Но я действительно имею в виду то, что говорю. Я верю в наше дело. Я происхожу из маленькой, никому не известной страны, и моя группа маленькая, никому не известная группа. Но это не важно, поскольку мы отдаем себя борьбе. Мы действительно вооруженная ударная сила революции. Я собираюсь свалить правительство здесь и захватить эту страну. Сегодня я убила угнетателя. Это долг вооруженного революционера.

— Итак, вы возьмете эти острова силой. А потом что?

— Потом мы избавимся от этих этнических аландцев. Они будут сами по себе, нам они ни к чему. После этого мы, финны, сможем быть действительно финнами. Мы станем настоящим финским народом по настоящим аутентичным финским законам.

— А что тогда?

— Тогда мы займем финноугорские земли, украденные у нас русскими! Мы сможем отобрать у них Карелию. И Коми. И Ханты-Мансийск. — Айно сердито глянула на Старлитца. — Вы даже не слышали никогда об этих местах. Не слышали? Для нас они священны. Они — в «Калевале». Но вы, вы никогда даже не слышали о них…

— А что случится потом? Она пожала плечами:

— Разве это моя проблема? Я никогда не увижу воплощения этой мечты. Думаю, копы убьют меня гораздо раньше. Как по-вашему?

— Думаю, нас ждут щекотливые переговоры по книжному контракту.

— Хватит беспокоиться. Вы слишком много беспокоитесь о банальных вещах.

Она методично навернула еще одну петлю из цепи на тело, потом перебросила мертвого полицейского за борт. Лицом вниз труп заколыхался в кильватере моторки, потом медленно исчез под водой из виду.

Айно перегнулась через стеклопластиковый планшир и помыла руки в проносящейся мимо морской воде.

— Только говорите с ней помедленнее, — сказала она. — Старая дама пишет по-шведски, вы это знали? Я все о ней выяснила. Шведский — ее родной язык. Но говорят, по-фински она говорит очень хорошо. Для аландки.

Старлитц пристал к небольшому деревянному причалу. Весь островок, одетый в темный, склизкий от водорослей гранит, был размером не более двадцати акров. Старая дама жила здесь со своим еще более старым и немощным братом. Оба они родились на острове и изначально жили здесь с родителями, но отец умер в 1950-м, а мать — в 1968-м.

Единственным способом попасть на остров оставались катер или моторка. Здесь не было ни телефона, ни электричества, ни канализации. Дом старой дамы оказался двухэтажным каменным особняком под крутой черепичной крышей, на лужайке перед ним помещался каменный колодец, а чуть подальше и сбоку прикорнул деревянный сарай. Свесы крыши были резные и расписаны красным и желтым. Вокруг бродили куры и пара мелких приземистых островных овец. На деревянной стреле для подъема тяжестей красовался самодельный маяк с незажженной летом масляной лампой. И кругом множество чаек. Старлитц громко окликнул хозяев с причала, что показалось ему наиболее вежливым приветствием, но из дома ему не ответили. Поэтому им с Айно пришлось протащиться по камням и газону, разыскать входную дверь и постучать в нее. Никакого ответа.