Фрактальный принц - Ханну Райяниеми
– Но я знаю, что это служит Великой Всеобщей Цели. Наш брат Творец пытался объяснить мне теорию струн, рассказывал о рассеивании квантовой гравитации, о замках Планка и о том, что Бог не игрок, а криптограф. Мне всё равно. Моё семейство имеет дело с более простыми вещами. Всем вам известно, чем я занимаюсь.
Он слегка лукавит. И, конечно, знает, что должно произойти. Но лучше пусть они считают его варваром.
Солнечные лазеры сфокусируются на совокупности точек, и энергия достигнет такой концентрации, что разорвёт пространственно-временную ткань и даст жизнь сингулярностям, питаемым потоками частиц, выбитых с полюса солнцедобывающими машинами. В них устремятся бесчисленные гоголы, их мысли будут закодированы в единые цепочки в радиусах чёрных дыр. Семнадцать чёрных дыр будут сближаться, увлекая за собой от Солнца длинные оранжевые хвосты плазмы. Рука Бога со множеством пальцев сомкнётся в кулак. Яростный процесс излучения Хокинга превратит в энергию несколько частиц массы Земли.
И, возможно, в этом аду найдётся ответ. Ответ, который кто-то хочет украсть.
– Так где же эта легендарная личность? – спрашивает Василев. – Это безумие. Девять секунд в каркасе Эксперимента, и мы понапрасну тратим циклы в каком-то разукрашенном вире. За его пределами наши братья и сёстры готовятся к самым блистательным свершениям. А мы чем занимаемся? Гоняемся за призраком. – Он оглядывается на Пеллегрини. – Это сестра Пеллегрини решила, что мы должны плясать под вашу шарманку.
Инспектор своими крупными руками опирается о стол и поднимается на ноги. Резкое движение его массивного тела вызывает звон бокалов.
– Брату Василеву следует следить за своими словами, – негромко говорит он.
В ближайшем будущем придётся с ним разобраться. И с сянь-ку тоже: их здесь двое, старшая и младшая: одна приняла облик из Глубокого Прошлого – лицо сянь-ку и голубое многоугольное туловище со множеством рук, а другая – скромная молодая женщина в простой серой форме. Инспектор почти уверен, что это они подослали вампира, который пытался убить его в корабельном Каталоге.
– Сестра Пеллегрини заметила аномалию среди математиков-гоголов, – поясняет инспектор. – Для расследования она вытащила меня из Каталога и заблокировала внешние коммуникации. И правильно сделала. Я обнаружил следы. В вирах, в памяти гоголов. Ле Фламбер здесь.
Краем глаза он наблюдает за Ченом, стараясь определить его реакцию. Седовласый Основатель единственный, кто не смотрит на инспектора. Его глаза прикованы к небу, и на губах играет лёгкая улыбка.
Старшая сянь-ку встает.
– Существо, о котором ты говоришь, просто миф, – заявляет она. – В наших исходных информационных системах он почти легенда. Призрак.
Её древность производит сильное впечатление. Инстинктивное сяо – врождённое уважение к гоголу, стоящему ближе к Прайму, чем он сам, на мгновение заставляет инспектора почувствовать себя почти ребёнком. Инспектор был мечом Соборности, шепчет его метасущность. Он оставался сильным. Он знал, что его цель истинна и чиста.
– Сестра полагает, что воспоминания Прайма повреждены? – спрашивает он, стиснув зубы и черпая уверенность в увещеваниях метасущности.
– Не повреждены, – отвечает сянь-ку. – Просто удалены.
– Мы напрасно тратим время, – говорит Василев. – Если имеется какая-то аномалия, если корабль заражён, сестра Пеллегрини должна самоликвидироваться и уничтожить судно, и тогда наша смерть послужит Цели. Но, должен заметить, она всегда слишком ценила свою целостность, чтобы поступать так, как необходимо.
Инспектор усмехается:
– Моё расследование проведено досконально. Наш брат Василев и сестра сянь-ку пытались манипулировать гоголами, задействованными в Эксперименте. Но я здесь не для того, чтобы их обвинять. Я ищу Жана ле Фламбера.
Василев изумлённо смотрит на него.
– Из всех возмутительных обвинений…
– Хватит, – произносит Чен.
Внезапно воцаряется молчание. Чен – единственный гогол на корабле, не разветвлённый для Эксперимента: четвёртое поколение, ветвь Битвы с Ангелом Конвея. Когда он говорит, инспектор испытывает настолько сильное сяо, что его не в состоянии подавить даже метасущность.
– Наш брат отлично выполнил своё задание. Если кто-то и ставит под сомнение его рекомендации, то это ещё не доказательство вины, а стремление эффективнее работать на благо Всеобщей Великой Цели, не так ли? Если вопрос только в тождественности, ответ найти несложно. Праймы, в своей мудрости, предоставили нам способ показать миру, кто мы такие.
Когда Чен поворачивается к собравшимся, на его лице сияет блаженная улыбка:
– Давайте обратимся к Кодам Основателей и помолимся.
Инспектор глубоко вздыхает. Он знал, что этого не избежать, но не имеет ни малейшего желания затрагивать свой Код – программу, которая даст Основателям доступ к корневой системе метазаконов небесной тверди, управляющих всеми вирами. Коды отличаются от паролей в той же степени, как ядерное оружие отличается от кремневого топора: он определяет не просто черты характера, а состояние разума, основополагающие моменты, сокровенную сущность. И своей инспектор не слишком доволен.
Тем не менее он с усмешкой наблюдает за Василевом, поднимающимся вместе с остальными. Блондин с золотистой шевелюрой отпивает из бокала и, опуская его на стол, проливает несколько капель – у него дрожат руки. Я предпочёл бы, чтобы это оказался он.
– Давайте, – говорит Чен, – сделаем это все вместе, как братья и сёстры.
Он закрывает глаза. Лицо сияет блаженством, словно он видит нечто прекрасное. Вир вокруг них рассеивается, поглощаемый небесной твердью, исчезает в пустой белизне, словно вино из бокала Василева на хлопковой скатерти.
Основатели один за другим следуют его примеру. Лицо Читрагупты выражает полную безмятежность. Пеллегрини выглядит испуганной. Лоб Творца нахмурен в суровой сосредоточенности. Плоские лица сянь-ку, освещённые восторгом и благоговением, становятся красивыми. Василев бледен и покрыт испариной. Перед тем как закрыть глаза, он бросает на инспектора ещё один полный ненависти взгляд.
А затем наступает черёд инспектора.
В небесной тверди закрытие глаз приводит не к темноте, а к белизне. На её фоне выделяются застывшие силуэты Основателей. Инспектор нерешительно притрагивается к Коду. Это вызывает боль, как при прикосновении к шрамам, только в сотни раз хуже. Незажившая рана внутри него источает ужасный запах и истекает гноем, словно…
…пролежни. Она открывается, когда его будит грохот стрельбы. Рядом лежит его сестра. По её открытым глазам ползают мухи. Он сдирает со своего черепа провода. Раздаётся хлюпанье, сопровождаемое вспышкой боли. По лицу струится кровь. Он трогает лоб сестры. Кожа под его пальцами липкая и мягкая.
Он швыряет воспоминания в небесную твердь, стремясь избавиться от них раз и навсегда. Ненасытная белизна принимает и поглощает их. Внезапно перед ним вместо белизны появляется зеркало с шестью его отражениями.
Инспектор касается лица, привычно отыскивая шрамы, и видит, что отражения повторяют его жест. Но шрамов нет: его щеки стали гладкими. В зеркальных отражениях – молодые люди с чёрными как смоль волосами, тонкими штрихами бровей, впалыми висками и тяжелыми веками. На них узкие бархатные пиджаки и белые рубашки, как будто для вечеринки. Они стряхивают с лацканов невидимые пылинки, смотрят друг на друга и моргают, как только что проснувшиеся люди.
Инспектор всё
