Ант Скаландис - Катализ

— Зачем кому-нибудь? — удивился Конрад. — Вот Шейла.

— Шейла — хорошо, — согласился Альтер, — но нужен еще кто-нибудь из черных.

— Найдем, — сказала Шейла. — Доведите меня до ближайшей машины и поехали за пределы экрана.

Группа лиц неизвестной политической принадлежности взорвала ворота главного входа в центр Норда, и студеный ветер, врывавшийся под колпак, трепал наскоро повешенный над обломками транспарант с надписью красным по белому: «Долой пропускную систему!»

— У меня очень много вопросов, Сид, — предупредил Брусилов, когда они остались вдвоем в огромном и унылом, как разграбленный храм, кабинете Кротова с мертвым председателем во главе стола.

— Понимаю, — сказал Конрад. — Тебя, например, интересует, отличаются ли мои способности от твоих?

— Да, и это тоже… Слушай, а может, выпьем? Пока никто не видит. Такой повод! А?

— Что может быть глупее, если мы оба непьющие? — рассудил Конрад. — Но, знаешь, я согласен. Поищи там у председателя.

— Сейчас… О! Что это? «Столичная». Годится.

Виктор поставил на стол пузырек с яркой этикеткой и два стакана.

И тут послышалась стрельба.

— Ну, нет покоя в этом городе! — вздохнул Брусилов и пошел к двери посмотреть, что там происходит.

— Фанатиков много развелось, ворчал Конрад, идя за ним следом, — а их так просто не утихомиришь… Вот вам, пожалуйста!

Дверь распахнулась и влетел фанатик. Действительно фанатик — предводитель кротовских штурмовиков Микола Дрон.

— Сволочь заокеанская! — крикнул он Конраду и выпустил из короткого автомата, держа его у бедра, целую обойму в первого сибролога планеты.

Брусилов даже не успел кинуться под пули. А с Конрадом произошло нечто странное. Заряды, по-видимому, разрывные не только не разорвались, но, похоже, вовсе не причинили Сиду вреда. Один за другим они погрузились в тело с чмокающим звуком, после чего Конрад засмеялся и выплюнул на пол дюжину обезвреженных кусочков металла.

— Вот это да! — восхищенно сказал Брусилов.

А Дрон заплакал. С ним сделалась истерика.

— Не плачь, Микола, — сказал ему Сид. — поезжай-ка лучше за пределы экрана, да расскажи всему миру по Интервидению, что тут с тобой приключилось.

— Дураки, — сказал Микола, успокаиваясь, — нет уже никакого экрана. Пропал. Прямо отсюда можно на всю планету вещать.

— Доброе известие, — похвалил Брусилов. — Иди к нам. Налить тебе водки?

Через пролом в стене вошли в Полярный центр Норда прибывшие из Антарктиды Педро Уайтстоун с Аленой и Джиованни Пинелли с Ленкой.

— Развал империи! — съехидничал Педро, удовлетворенно оглядывая разрушения.

— Как знать, — усомнился Пинелли, — хотелось бы для начала пообщаться с ребятами из Научного центра зеленых.

— Так значит, всеобщее бессмертие? — сказал Брусилов, как только они сумели выпроводить уже слегка захмелевшего Миколу.

— Это еще с какой стати? — улыбнулся Конрад.

— Не понял. А как же ты?

— А я так же, как ты. То есть, неизвестно как.

— Ах, вот оно что…

— Именно, именно. Хочешь мою гипотезу? Точнее, она не моя, а Вэна, просто я ее к сегодняшнему случаю прилагаю. Они ставят над нами эксперимент. И никогда мы не поймем до конца ни их цели, ни их методы. Но стараться надо. Я очень старался. И вот меня наградили. Или наказали. Не знаю. Скорее всего ни то и ни другое. Не понять нам их.

— И почему экран пропал, тоже не поймем?

— Сам факт его исчезновения, думаю, будет для Пинелли серьезной подсказкой, но вот беда: мы же так и не знаем, почему этот экран возник. Есть только гипотезы, а окончательного ответа нет.

— А разве в науке вообще бывают окончательные ответы?

— Бывают, — сказал Конрад.

Брусилов помолчал. Потом спросил:

— Слушай, Сид, а они — это кто?

— Хороший вопрос, — грустно покивал Конрад. — Не люди. Я почти уверен, что не люди. И поэтому людям — в большинстве — на них наплевать. Люди должны решать свои проблемы, — он сделал паузу и выпил. — Вот появилась, например, проблема — твой любимый ЧКС, который ты так долго ото всех прятал. Теперь же каждый будет волшебником. Нет, не для твоих сибров — твои останутся тебе — для своих. А представляешь, каких еще штук напридумывают миллиарды землян. Куда там твой человекокопирующий! Вот они, брат, проблемы где.

— Но ведь можно и не давать людям оранжит, — сказал Брусилов.

— Можно, — согласился Конрад, — можно было и сибр не давать. Или нельзя? А, Брусилов? Проблемка столетней давности?

Брусилов молчал.

— То-то, — сказал Конрад. — Наливай.

Зкстремисты-анархисты Хантега Сантос и Артем Чайников, пользуясь обстановкой всеобщего беспорядка, сотворили перед входом в «Полюс» целый террикон из отрезанных голов Кротова, Китариса и Дрона. Такого в Норде не видели со дня его основания.

— Вы посмотрите на этих алкоголиков! — закричала Ленка, вошедшая первой, а потом целая шумная толпа ввалилась в кабинет Кротова.

— Па-асторони-ись! Па-асторони-ись! — протяжно, нараспев выкликали двое, катившие перед собой тележку с видеотрансляционной техникой.

— Исторический разговор двух бессмертных должна не только слышать, но и видеть вся планета, — провозгласил один из них.

— Что вы хотите сказать? — не понял Брусилов.

— То, что и сказал. Слушаем мы вас уже давно. Как только ушли Альтер и Шейла, мы с их любезного разрешения переключили подслушивающую аппаратуру, установленную здесь еще лет десять назад, на городскую радиосеть. Ну, а когда экран пропал, сами понимаете…

— Ох уж эти журналисты! Вторая древнейшая профессия. Сид, мы тут с тобою ничего лишнего не говорили?

— Лишнего, — наставительно произнес Конрад, — не надо говорить никогда и нигде.

На что мудрый Хао Цзы-вэн философски заметил:

— Если бы только можно было знать, что именно считать лишним.

— Действительно, — согласился Конрад. — Но я не намерен скрывать ничего. Итак, полагаю, в первую очередь, всех интересует бессмертие. С моей точки зрения, все в этом плане по-прежнему. Однако доктор Угрюмов считает, что в самом ближайшем будущем проблема бессмертия станет проблемой чисто юридической. Мне импонирует его оптимизм, меж тем на сегодняшний день нам известны лишь шестеро бессмертных.

— Шестеро?! — вытаращился Брусилов.

— Именно шестеро, — из-за стола поднялся Уайтстоун и раскланялся во все стороны. — Но, дамы и господа, товарищи, братья мои, я тоже совершенно не представляю, как это получилось. Я, правда, родился точно в день и час появления на Земле Апельсина. Но ведь не один же я такой. Разве только мое рождение совпало с прибытием Апельсина до секунды…

— Ой, Андрюшка, что это? — спросила Катя, кутаясь в пушистую белую шубку и показывая мохнатой варежкой в сторону горизонта. — Северное сияние?

— Нет, — сказал Черный, — это рассвет. Начинается день.

Они стояли на пирсе, студеные валы прибивали к берегу ледяную кашицу, а вдалеке, над торосами занималось яркое зарево. Слева от них мягко ткнул носом в бетон обшарпанный «башмак» старика Билла. Рыжий капитан в расстегнутом бушлате вышел на палубу, потянулся, выбил о перила фальшборта трубку и, набив, раскурил ее заново. Из кармана у него торчало горлышко бутылки, заткнутое газетой.

— Привет, Билл, — сказал Черный. — Знакомься: это Катрин.

— Привет, — отозвался Билл, почтительно склонив голову и представился: — Уильям Нурвик.

— Ух ты! — сказал Черный.

Билл отхлебнул из своей квадратной бутылки и предложил:

— Хотите?

— Давай, — согласился Черный, забираясь вместе с Катрин на борт «башмака». — Скоро пить бросаю.

— Да ну?!

— Точно. А вот ты, Билл, скажи, мечтал когда-нибудь стать бессмертным?

— Аск!

— Значит, будешь.

Старик Билл щурился от дыма и добродушно улыбался.

— Не веришь, — сказал Черный, передавая бутылку Кате. — А между прочим, Угрюмов сказал. На полном серьезе, по Интервидению. Вот только что.

— Иди ты! — сказал Билл.

— Точно, — подтвердил Черный. — Сидней Конрад искусственный оранжит сделал. Так что мы все теперь волшебники. Понял? А у тебя отличный бренди, Билл!

— Так значит, за здоровье старины Сида?

— И за твое здоровье, капитан! Кстати, а почему ты не вакцинирован?

— Я вакцинирован, — пояснил Билл, — но в возрасте шестидесяти одного года. Я, ребятки, выходец из зеленых. От зеленой партии к зеленому змию, — улыбнулся он.

А Черный подумал и не стал спрашивать, сколько же Биллу теперь лет.

Пресс-конференция в кабинете Кротова продолжалась. Журналисты наладили прямую связь со зрителями, и вопросы сыпались самые разные, в том числе и совсем глупые.