Ант Скаландис - Катализ
— О неограниченном числе никто пока еще не говорит, — проворчал бесцветный.
— А придется, — поддел его психолог.
— Напрасно Вы так считаете, — не сдавался бесцветный, — ведь суровый закон искореняет, в сущности, любые преступления.
— Не любые, — возразил юрист. — И не всегда.
А Папа Монзано повторил задумчиво:
— Слишком много крови.
— Товарищ генерал-лейтенант, — обратился к нему краснолицый, — но ведь товарищ полковник говорил о какой-то пользе…
— Да, — с готовностью откликнулся бесцветный, — польза будет.
— Потрудитесь объяснить, какая, — в голосе психолога отчетливо слышались нотки яда.
— Пожалуйста. Практическое бессмертие личности. Сохранение гениев сегодняшнего дня для будущих поколений. Возможность успеть за несколько жизней то, чего не успел за одну. Дальше: фактическое воскрешение погибших при несчастных случаях. При условии сокрытия факта смерти от родственников вместо смерти будем иметь просто частичную амнезию. Разве это не гуманно?
— Это страшно, — сказал психолог. — Это девальвация личности.
Но бесцветный пропустил реплику мимо ушей.
— Думаю, что есть и другие положительные аспекты.
— Резонно, — заметил Папа Монзано. — Никогда не следует пренебрегать дополнительными возможностями.
— Да не удастся нам удержать ЧКС под контролем! — психолог был в панике. — Как Вы понимаете? — И я тоже против, — упорствовал юрист, — я в любом случае против.
— А вам не кажется, товарищи, — встрянул краснолицый, — что мы делим шкуру неубитого медведя?
— Неубиваемого медведя, — изящно подправил я, — бессмертного медведя. Я дарю ему вечную жизнь.
Все улыбнулись. Кроме бесцветного. Я видел, что он не верит мне ни на йоту.
— Да, — сказал он, — но время от времени Вы будете охотиться на этого вечного медведя и тайком от всех снимать шкуру. Это же ясно, как дважды два. Так может, Вы разрешите нам хотя бы постричь разок этого зверя, принципиальный Вы наш?
— То есть? — не понял я.
— То есть, на время под Вашим неусыпным контролем предоставьте нам ЧКС для исследования. Неужели Вы не понимаете, как это важно для науки?
— Нет, — сказал я. — Это невозможно.
Я не хотел с ним спорить. Я боялся спорить с ним. Они могли переубедить меня, а этого нельзя было допустить. И я добавил очень резко:
— Других вопросов ко мне нету?
— Идите, Брусилов, — произнес Папа Монзано совсем сонным голосом, и я вдруг увидел, какой он сделался усталый и больной за эти два месяца.
Уперев локти в стол, он сжимал ладонями голову, словно боялся, что она лопнет, и уже выходя за дверь, я услышал, как он говорит кому-то:
— И зачем я бросил курить? Не пойму…
Да, безусловно, это был еще один великий день, но будничная обстановка директорского кабинета и яростные нападки полковника в штатском как-то совершенно выбили меня из колеи. И только, когда я ввалился в свой номер, и уже целый час не находившие себе места Альтер, Ленка и Алена повернулись ко мне в безмолвном вопросе, до меня наконец дошло.
— Ребятишки, — выдохнул я, — монстрики мои! Мы победили. Мир спасен.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Мир не был спасен в одночасье. Биография катаклизма не завершилась в тот день, когда Всесоюзный центр сибрологии дал добро на повсеместное распространение сибров. Но все, что началось вслед за этим, стало всеобщим достоянием, и мое скромное перо едва ли может соперничать с описанием, которые уже дали и, несомненно, еще дадут профессионалы. А лежащая перед тобой книга, читатель – это исповедь человека, стоящего у истоков Великого Катаклизма, это репортаж, это дневник, пусть ни день в день, но по горячим следам. И теперь, когда у меня совсем другой статус, другая жизнь, другие заботы, другие взгляды на многое, я, разумеется, все написал бы иначе. Но стоит ли?
Да, мы многого не успели сделать в те счастливые дни. И многое сделали неправильно. Да, мы многого не успели понять. И многое интерпретировали не так. Но главный свой выбор мы сделали верно. Я говорю это теперь и буду повторять впредь. Потому что одно в моей жизни останется неизменным всегда – мое отношение к сибру.
Сибр спас человечество от гибели. И потому я не стыжусь этого слегка ребячливого, очень высокопарного, придуманного мною в порыве экзальтации названия – «Спасенный мир».
Нет, я не претендую на роль Спасителя. Я даже не называю себя гениальным изобретателем. Я избран по воле случая, я лишь один из многих, кто желал счастья всем людям и представлял себе более или менее правильно, в чем именно они нуждаются. Я избран по воле случая, но я избран. И с этим уже нельзя не считаться.
Операция по спасению человечества началась. Началась успешно. Но она далеко не закончена. Она продолжается. И ответственность за ее проведение по-прежнему лежит на мне. На мне одном. А одному всегда трудно. И я обращаюсь за помощью к вам, люди планеты. Вы прочитали эту книгу, вы теперь лучше понимаете меня и, быть может, сумеете разделить со мной часть моей ответственности. О наших с вами судьбах мы начнем думать вместе, и мир от этого будет становиться все счастливее и счастливее.
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ПЯТОМУ ИЗДАНИЮ
Всякому, кто открыл эту книгу, я советовал бы тут же закрыть ее и швырнуть в ближайшую воронку питания. Конечно, я понимаю, что такое вступление является для читателей лучшей приманкой, но не спеши, читатель, поддаться дешевой рекламе, тебя ждет разочарование под этой обложкой. Так что лучше спроси у своих родителей, стоит ли читать мою книгу, и если скажут «да», смело называй их дураками.
Будь моя воля, я уничтожил бы все экземпляры этой жалкой книжонки, но мне не под силу такое, и потому я просто предупреждаю: пятое издание «Спасенного мира» (Какое нелепое название, читатель! Подумай сам, разве мир можно спасти?) организовано мною лишь для того, чтобы эту глупую книгу никогда больше не читали.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА К ПЯТОМУ ИЗДАНИЮ
Очень жаль, читатель, что ты все-таки прочел эту книгу. Постарайся теперь забыть ее. И слава тебе, если ты просто заглянул в конец, потому что привык так делать. В этом случае одумайся, пока не поздно, и забрось мое произведение в первый попавшийся утилизатор.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА К ЧЕТЫРНАДЦАТОМУ ИЗДАНИЮ
Дорогой читатель, в тринадцатом издании моей книги объем предисловий и послесловий, сделанных мною, Конрадом, Якуниным, Кротовым, Петрикссоном, Угрюмовым, другими видными политиками и сибрологами был сопоставим с объемом основного текста. Этими наслоениями книга обрастала зачастую вопреки моей воле. Что поделать, если многие, да и сам я на каких-то этапах жизни, придавали слишком большое значение моей «Биографии катаклизма». Сегодня я не склонен относиться столь серьезно к этому в общем-то любопытному, но представляющему в основном исторический интерес документу. «Спасенный мир» – это не шедевр мировой литературы и не «новая библия», как назвали его оранжисты. «Спасенный мир» – всего лишь биография катаклизма.
Я приветствую инициативу очередного переиздания моей книги, но настаиваю на повторной публикации (теперь и в дальнейшем) лишь четырех собственных дополнений к тексту, включая это маленькое послесловие.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Коммунизм из помойного ведерка
Чтоб вы жили в эпоху перемен!
Древнее китайское проклятие1
Книг было несколько, и всех по три экземпляра, так что пока Женька, начавший позже, дочитал «Биографию катаклизма», Черный со Станским принялись за изучение других материалов, предложенных Кротовым. Впрочем, Эдик то и дело вновь раскрывал брусиловское сочинение, перечитывал какие-то места и бормотал себе под нос что-нибудь вроде: «Вот уж действительно спасенный мир!» или «А наш студентик-то маньяк!», и поднявшись, ходил по комнате, и мотал головой, и фыркал, словно это была бредовая диссертация, принесенная ему на рецензию.
А Черный сказал:
— "Катехизис" лучше почитай. Толковая вещица.
Из книги «Катехизис сеймерного мира»
На вопросы директора Всемирного института сибрологии доктора Сиднея Конрада отвечают:
— Виктор Брусилов,
— председатель партии зеленых Кнут Петрикссон,
— заместитель директора ВИС доктор Хао Цзы-вэн,
— директор Всемирного института геометродинамики доктор Джиованни Пинелли,
— член ученого совета Всемирного института геронтологии академик Иван Угрюмов,
— лидер фракции черно-зеленых в партии Петрикссона Игнатий Кротов,