Йона - Фред Скарди
— Все хорошо? — спросила она.
Йона кивнула.
— Спи, не переживай. — Йона спустилась. — Мне надо до туалета сходить, — сказала она Сайо.
— Хорошо, — ответила та и бережно взяла ее под руку, готовая сопровождать.
— Я одна, — сказала Йона.
— Точно?
— Я позову, если что, — сказала Йона и, превозмогая себя, слабо улыбнулась.
Сайо кивнула и вернулась на свое место.
Йона дошла до туалета, смочила лицо. Стало немного легче. Но возвращаться не хотелось. Она боялась того, что может присниться. Она простояла сколько-то минут у раковины с опущенной головой.
«Наружу», — подумала она. Ей отчаянно захотелось выйти. Она вышла и двинулась к выходу. Проходила коридор за коридором, настолько тихо, насколько могла.
Выйти наружу можно было, лишь провернув массивное колесо на двери. Йона постояла в нерешительности несколько секунд, потом выкрутила в нужную сторону круг и вышла.
Темнота и свежесть. И несколько ярких огней, разрывающих тьму над городом. Йона поднялась по короткой лестнице и оказалась в переулочке. Было тихо и пустынно. Она осмотрелась. С их стороны, откуда она вышла, были промышленные здания, а с противоположной — небоскребы из метагласса, в которых хаотично горели тусклые огоньки окон.
А в небе были другие огоньки. Прямо над головой расположилась Селеста — осколки конфедератской станции. Чуть позже она сместится к юго-востоку. Ее орбита все время разная. Чтобы всем было видно, кто хозяин и на Земле, и в небесах.
Мама... Маркус... Йона пыталась сдержать слезы, пытаясь одновременно забыть и вспомнить свой сон. Хорек и Лоренс. Сколько еще должно погибнуть. «Как ты там, мама?» — задала Йона немой вопрос, глядя в звездное небо. Она надеялась, что все хорошо, что Орди цел и помогает маме.
А Маркус... Маркус, точно здесь. Если она вызволит всех, то спасет и его. А если ничего не получится? Если погибнет слишком много, и среди них Маркус?
Йона тяжело вздохнула. Мама говорила, что выбор есть всегда. «Что-то я не вижу здесь выбора», — подумала Йона. Сбежать с корабля, вернуться к маме — может, ей плохо? — бросив Маркуса и всех остальных. А если... если и мама здесь? Тогда смысла возвращаться нет.
Йона взглянула на крышу здания, под которым находился коридор, ведущий в квартал «простых». Три этажа, кирпичная кладка, пожарная лестница. Она присела, и выстрелила свое тело ввысь, словно пружину, которую сжали и резко отпустили. В несколько прыжков она оказалась на крыше.
Здесь было еще лучше. Ветер обдувал ее, развевая неубранные пряди. Глядя в небо, Йона попыталась разыскать Марс. Сегодня его не было. С грустью Йона вспоминала прежние мечты. Много лет ее сердце не принимало Землю, этот мир был ей чужим. Очень долго она мечтала, что однажды Конфедерация сможет осуществлять межпланетные полеты, и она вернется обратно, вернется на Марс вместе с мамой. Потому что там ее родина. Там ее настоящий дом. Там, а не на Земле, появилась их семья, мама с папой полюбили друг друга.
И вот, она выросла. Желание не исчезло, хотя и стало более умеренным, она привыкла к этому миру, к людям, ей стало даже нравиться. К кому-то она даже стала привязываться, и у нее начали появляться друзья... В ее жизни появились Дебора... Маркус... Ей больше не хотелось туда, на когда-то красную планету, которая с каждым столетием все больше покрывалась мелкой сизо-бурой растительностью. Ей хотелось жить здесь. И умереть здесь. С Маркусом. Или ради него...
Она еще долго стояла на ветру, прежде чем ей стало легче. Она поняла, что сможет уснуть.
Глава 22
Утро прошло в исцелениях «сердечников» и в изучении языка жестов — с последним ей помогала Сайо. Слов в нем было много и не каждый знал его полностью; интенсивно пользовались тремястами с небольшим, а что-то недостающее можно было набрать «азбукой» из жестов, которую здесь называли «дактилем».
Смысл языка жестов чем-то напомнил Йоне историю появления «хосин» — марсианского диалекта, который колонисты тоже создавали с целью скрывать свои замыслы от униатов. Для него использовались как глобал, так и национальные языки всех колонистов, благо тогда их еще было много, и многие помнили их. Оригинальное значение слов этой лексической мешанины менялось, а в качестве грамматической основы использовался живой еще тогда английский — язык, который наряду с испанским лег в основу униатской «лингва франка», и в то время часто использовавшийся наряду с «глобалом».
Также Сайо рассказала, каковы последовательности, с помощью которых шифруют свою речь модификаты, и Йона довольно быстро научилась бегло конструировать и распознавать фразы таким способом.
В районе десяти среди остававшихся в квартале началось какое-то оживление. Должна была начаться Игра. И не то, чтобы Йоне очень хотелось видеть это так называемое «зрелище», но хотелось получить об этом хоть какое-нибудь представление. Посмотреть хотя бы кусочек, чтобы понять.
— Можно мне пойти в зал собраний? — спросила Йона.
— Хочешь посмотреть Игру? — спросила Сайо.
Йона замялась.
— Не то чтобы очень... — при этом девушка кивнула.
— Идем, — сказала Сайо. — Расскажу, что будет непонятно.
Они вышли из своего кубрика и пошли в сторону зала собраний. Там уже с десяток человек из разных точек наблюдали, не отвлекаясь, за происходящим на экране.
Трибуны. Песок. Множество модификатов самых разных видов. Животные на Арене. Кадры то и дело менялись, взгляд выхватывал каждый раз что-то новое. Слышался рев толпы с трибун.
— Сначала будут звери, — сказала Сайо. — Как моды говорят — чтобы разогреть публику. Потом будут бои гладиаторов.
По Арене носились четыре двухголовых гепарда и носорог — мутированный, раза в полтора больше белого носорога, с двумя длинными острыми бивнями, уходящими далеко вперед.
Несколько раз камера выхватила места посреди трибун, отличающиеся от всего остального — две конструкции, находившиеся одна над другой. В нижней сидели два человека, в самой обычной одежде — белых рубашках с коротким рукавом и бежевых брюках. Скорее всего близнецы, несмотря на некоторые различия в форме скул и цвете волос. Они яростно кричали, махали руками, глядя на происходящее на Арене.
— Братья Амарок, — сказала Сайо.
«Неужели те самые… которых все боятся? Правители Атлантиса...» — думала Йона, разглядывая братьев, когда камера выхватывала их. Встреть их она на улице, не подумала бы, что они — модификаты, на вид
