Нейропсихоz - Ракс Смирнов

Её губы были шершавые и в то же время нежные. Яра вздрогнула, но не отстранилась: наоборот, её рука сжала ткань на моей груди, словно хватаясь за последнюю опору в этом зыбком пространстве.

Секунда колебаний — и мы словно потеряли всякую осторожность.

Нежный поцелуй превратился в страстный. Наши языки переплелись. Яра налегла на меня и завалила спиной на поверхность скамьи, усевшись сверху. Мои пальцы скользнули по её спине, и я прижал её крепче к себе.

От неё исходил невероятный жар. То ли от огня, то ли от страсти, но всё это мгновенно вытеснило из моей головы все лишние мысли.

Была только она.

Её губы, её тихие вздохи.

Её руки, обвивающие мой затылок и притягивающие ещё ближе.

Я приподнялся, целуя её шею, ощущая, как сердце бьётся у меня в груди — быстро, мощно. Яра выгнулась, опустив голову назад, и тихое шипение сорвалось с её губ. Осенний ветер скользил рядом, но нам уже не было холодно: каждый сантиметр её тела пылал жаром, отвечая на мои прикосновения.

Когда наши взгляды снова встретились, в её глазах я увидел отражение пламени и осознал, как много чувств уместилось в эти короткие мгновения: страх потерять друг друга, невыносимую тревогу, внезапную нежность и жаркое влечение, которое нельзя было сдерживать.

— Макс… — прошептала она мне на ухо, осторожно проводя по моей шее стальными пальцами. — Я так долго ждала этого.

— Я тоже… — жадно ответил я.

Яра прижималась ближе, словно стремясь слиться со мной воедино в этом холодном и совершенно не романтичном месте.

Порыв ветра расшевелил языки пламени в бочке, осветив двор на несколько секунд ярче, будто вытаскивая нас из темноты на глаза всему миру.

Но мне было плевать. Нам было плевать. Потому что теперь ничего другого не существовало.

Она чуть подвигалась, усаживаясь удобнее, и я почувствовал, как её колени скользят по моим бёдрам.

Осторожно, не прерывая поцелуя, я провёл рукой вдоль её талии, почувствовав под пальцами напряжённые мышцы. Залез руками под её плотную юбку, которая и так уже задралась до самого пояса, и осторожно поддел пальцем трусики.

Приподнявшись, она помогла мне чуть отодвинуть их в сторону, хотя сделать это получилось не сразу, потому что они уже были липкие от пропитавшейся влаги.

Затем Яра провела руками по моей груди и опустилась до моих джинсов и расстегнула их. Её рубашка задралась чуть выше, открывая горячую полоску кожи.

Она расстегнула мои штаны, ловко достала мой член и направила в себя.

А затем прижалась ко мне всем телом.

Я тут же почувствовал всё её тепло. Почувствовал, как она пульсирует изнутри, изнывая от возбуждения.

Теперь мы не слышали ни звуков ветра, ни треск огня — только собственные сердцебиения.

И плевать, что всё происходит так. Плевать, что мы измотаны и выглядим совершенно не романтично. На жуткие заброшенные особняки вокруг и неудобную скамейку, которая так и норовила перевернуться. На всё плевать. Мы так давно желали друг друга, но только и делали, что скрывали это. И сейчас это желание одолело с головой.

Когда я отстранился, чтобы глотнуть воздуха, Яра откинула голову назад, полуоткрыв губы.

Я задержал взгляд на её лице — в полумраке она казалась мне прекраснее всего на свете.

— Я люблю тебя, — тяжело на выдохе произнесла она.

Эти слова… просто перевернули мне сознание.

— Я… тебя тоже, — прошептал я, не веря, что смог произнести это.

В каждом прикосновении, в каждом напряжённом движении читалась не просто физиологическая потребность, а что-то большее: укрыться от всех бед, сплестись так крепко, чтобы уже никогда не разомкнуться. Было в этом отчаянном порыве что-то святое и при этом безумно земное.

Я никогда не испытывал ничего подобного.

Мы полностью открылись друг другу.

* * *

Я медленно затянулся, смотря в ночное небо.

Оно было чёрным, как нефть, но без привычного купола городской иллюзии. Неоновая пыль города осталась где-то позади. Здесь, в этом забытом богом посёлке, где даже корпорации не утруждали себя расставлять рекламные дроны, можно было видеть настоящее небо.

Свободное.

Огонь в бочке чуть ослаб, и воздух остыл. Хотя нам до сих пор не было холодно. Мы были распаренные, словно после горячей сауны, и наслаждались приятной прохладой, которая постепенно отвоёвывала этот двор.

Яра дышала тихо, ровно, её голова лежала у меня на груди. Её пальцы неторопливо чертили невидимые узоры на моей коже, словно пытались оставить здесь что-то своё. Мы молчали.

Я провёл ладонью по её спине, чувствуя тепло её кожи, медленный ритм дыхания.

Не знаю, сколько времени мы просто лежали так.

Я думал о том, как мы оказались здесь. О том, что мы только что сделали. О том, что это было не просто желание заглушить боль. Это было другое. Что-то настоящее.

Это был не просто секс. Я впервые испытал то, чего не мог испытать ни с одной женщиной за свою жизнь. Даже наша враждебная, разрывающая страсть с Дилей казалась мне сейчас какими-то нелепыми потугами получить настоящее удовольствие.

Но ничто не длится вечно.

Я почувствовал, как Яра напряглась. Пальцы замерли.

— Макс… — её голос был тихим, почти неуверенным.

Я закрыл глаза. Уже по её тону я понял, что сейчас случится. Что-то хрупкое вот-вот рухнет.

— Что?

Она провела ладонью по моему плечу. Легко, но уже без прежней нежности. В её прикосновении было напряжение. Задержка. Внутренняя борьба.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

Я открыл глаза и медленно приподнялся, опершись на локти.

— Что?

Она села, подогнув под себя ноги, как будто собиралась защищаться. Волосы спадали на лицо, пламя освещало только половину её взгляда. В другой половине была тень.

— То дело в «ТатТехе»… я знала, что это подстава. С самого начала.

Словно что-то оборвалось внутри меня. Воздух стал тяжёлым, будто его можно было разрезать ножом.

Я убрал руку с её бедра, сел, спустил ноги на землю и уставился в огонь. Всё скрутилось в узел.

— Повтори, — проговорил я, не оборачиваясь.

— Когда Вик сказал, что простит мне долг, если я уговорю тебя… я сразу почувствовала, что что-то не так. Я спросила, с чего вдруг такая щедрость. Он уклонялся. Врал.