Сонгоку - Татьяна Зимина
— Моя внучка, — кивнул Карамазов. — Она точно рассчитала момент, когда компания будет наиболее уязвима, — подняв пиалу, он сделал крошечный глоток чаю. — Мы… много спорили. Она не скрывала, что мои методы ей не нравятся. Хотела многое изменить. Я же просил её не горячиться. Обещал, что придёт время — и она получит возможность делать всё, что сочтёт нужным.
— Когда станет управлять Технозон вместо вас?
Мирон попытался представить, как это: с детства знать, кем ты будешь. Никогда не нуждаться в деньгах — да что там! Никогда даже не задумываться о них… И знать, что тебе предстоит управлять миллионами людских судеб.
— Да, я обещал ей отойти от дел в… скором времени. Но недавно изменил решение. Я испугался.
— Перемен? Того, что она может натворить? — спросил Мирон.
— Нет, — Карамазов меланхолично отхлебнул остывшего чаю. — Нет… Как это ни банально, я испугался за себя. Испугался остаться не у дел. Собственной никчёмности — ведь я работал всю свою жизнь, с восьми лет. Я не умею жить по-другому.
— Но подсознательно вы боялись, что Амели разрушит то, что вы создавали все эти годы, — сказал Мирон. — Я бы, во всяком случае, боялся.
— Возможно, — кивнул Карамазов. — Наверное… Но сделанного не воротишь. Я изменил решение, и внучка решила действовать. Решила рискнуть.
— Платон сказал, что приготовления к сегодняшним событиям велись несколько лет, — тихо сказал Мирон. — Да и компания Хиномару возникла не вчера. Не на пустом месте. Она давно хотела вас сместить.
— Наверное, я просто хотел думать, что у Орэн не осталось выхода, — слабо улыбнулся старик. — Так было легче.
— Простите, — смутился Мирон.
— Не извиняйся. Меньше всего в произошедшем ты должен винить себя.
— Я должен задать еще один вопрос, — он жестко посмотрел Карамазову в глаза. — Вы изменили решение уходить на покой после того, как узнали, что удалось сделать Платону?
Старик выдержал его взгляд. На пергаментном лице не дрогнул ни один мускул. Но потом он медленно кивнул.
— Это сильный соблазн. И огромные перспективы. Жить вечно… Обрести свободу, независимость от клетки, которой с возрастом становится тело. Научиться летать по-настоящему.
Мирон вспомнил то чувство, когда по его желанию в Плюсе появлялись различные вещи: мотоцикл, еда, сигареты… Если бы он тогда захотел, то мог вообразить что угодно. И получил бы это.
Он кивнул.
— Я вас понимаю. И не думаю, что Платон будет держать своё открытие в тайне. Вряд ли ему захочется быть единственным жителем киберпространства…
— Но пока у него большие проблемы, — вставил полковник. — И ему не помешала бы наша помощь.
— Кибератаки на Технозон происходят из разных точек земного шара, — сказал Мирон. — Хакеров, работающих на Хиномару, чертовски много. Но и Платону кое-кто помогает.
— Анонимусы? — поднял седую бровь профессор. — Парадокс: те, кто всегда выступали за анархию и разобщение, сейчас защищают корпорацию.
— Они помогают лично Платону, — сказал Мирон. — Многие из них обязаны моему брату.
— Разумеется, — кивнул Карамазов. — Мы знали о его подрывной деятельности среди маргинальных структур.
— И никак не препятствовали? — удивился Мирон.
— Знаешь, какой ущерб финансовым структурам моей компании могли причинить Анонимусы? Никакого. Технозон — монстр, разросшийся на весь мир. Некоторые отделения даже конкурируют между собой, — добавил он с сухим смешком. — И это идёт только на пользу. Как и атаки Анонимусов. Заставляют службу безопасности быть в тонусе.
— Но Амели удалось пошатнуть ваше положение, — возразил Мирон. — С помощью хакеров.
— Она — моя внучка, — осклабился старик с какой-то затаённой гордостью. — Разумеется, она знает все слабые места, все уязвимости. Она не лупит по площадям.
— Но если её не остановить, куча людей окажется на грани гибели.
Мирон вспомнил, как блуждал по аттрактору, не имея возможности найти выход.
— Поэтому, — Карамазов поднялся и надел пиджак. — Я собираюсь это сделать.
— Вы поедете к ней? — спросил Мирон.
— Конечно, — удивился Карамазов. — Долги надо платить лично.
— Тогда я с вами.
Мирон неожиданно понял, что именно так и должен поступить. Поехать вместе с Карамазовым к Амели.
— Скорее всего, у меня ничего не выйдет, — сказал старик. — Моя внучка — упрямая. Совсем, как я. Это очень опасная поездка.
— Ничего, — мотнул головой Мирон. — Если вы помните, мы немного знакомы. Я постараюсь на неё повлиять.
Глава 19
2.19
Мне теперь ничего не страшно
Салон представительского автомобиля Карамазова пах новой кожей и сигарами. Мирон почти утонул в мягком кресле, которое сразу подстроилось под его фигуру, да еще и принялось массировать спину.
Старик сидел напротив. Между ними столик с напитками, лёгкой закуской — сасими, маринованные ростки бамбука, мидии с оливковым маслом.
Машину вёл Иск-Ин. На месте шофёра никого не было — хотя рулевая колонка и ручка переключения передач были на месте. Приборная панель вспучивалась жидкополимерным экраном, на котором всё время менялся узор из огоньков.
Совсем, как сейф, — подумал Мирон, вспомнив танец светодиодов на сервере в кабинете Платона.
— Вы знаете, где искать Амели? — спросил он.
Оставшись наедине со стариком, он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Я всегда знаю, где моя внучка, — устало ответил Карамазов.
Мирон вспомнил, что он уже упоминал имплант — что-то там о мониторинге всех функций организма.
— А она знает о том, что вы за ней наблюдаете?
— Разумеется.
— Но всё равно строит против вас козни, — восхитился Мирон. — Она или очень умная, или сумасшедшая.
— Всего понемногу, — согласился старик.
Даже в мягком, как перина, кресле он умудрялся сидеть очень прямо. Выставив подбородок и сложив руки на груди, он напоминал фотографию какого-то древнего, из прошлого века, политического деятеля.
— Но вы всё равно её любите, — сказал Мирон. Глаза старика на мгновение подёрнулись мутной плёнкой.
— Я её вырастил, — сказал он. — Её отец… Он недееспособен. Очень давно. Мать не интересовалась дочкой — роль светской львицы ей нравилась больше, чем роль матери. И я взял воспитание девочки на себя.
— Наверное, баловали. Заваливали подарками…
— Лучше бы я так и делал, — грустно ответил Карамазов. — Но я всё время боялся вырастить избалованную капризную принцессу — как случилось с её отцом. И пытался привить внучке понятие дисциплины. Держал дистанцию. Она получила прекрасное образование — во всех областях. От музыки и науки, до боевых искусств. Но лучше бы вместо этого я водил её в парк, кататься на каруселях…
— Вы сами учили её?
— Я в те времена много работал. У меня не было времени заниматься ребенком… лично.
— И тогда вы приставили к ней своего клона. Ясунаро.
— Это было лучшее, что я мог сделать. Во всяком случае, тогда так казалось… Слишком поздно я понял, что совершил ошибку, — старик потянулся к столику, взял квадратную бутылку, на вид — очень тяжелую, и плеснул из неё в широкий стакан. По салону поплыл запах древесной золы и хвои. Мирону он не предложил.
— Какую? — он сам налил себе выпить — чуть меньше, чем у старика. Но в горле слишком пересохло, а воды не хотелось.
— Я всю жизнь жертвовал близкими людьми ради работы. Казалось, так я о них забочусь. Наращивая броню капитала, не позволяю невзгодам прорваться в их уютный мирок.
— Золотая клетка.
— Скорее, бункер, — усмехнулся Карамазов. Стального цвета усы чуть разошлись над верхней губой. — Комфортабельный, набитый деликатесами и игрушками бункер. Мой сын не выдержал такого давления. Впал в детство. Сноха, вовремя распознав опасность — сбежала. А вот Орэн… Мне всегда казалось, что она из другого теста. Что она крепкая, устойчивая. Не поддастся соблазнам. Станет моим продолжением.
Перед глазами Мирона возник образ Амели. Короткая юбка, огненно-оранжевая шубка… Нервический смех, безумный, оторванный от реальности взгляд. Платон сказал: она или сумасшедшая, или очень хорошая актриса.
— Возможно, вы правы, — сказал он, глядя на старика. На его по линейке подстриженные усы, жесткую осанку, на стрелки брюк и начищенные до блеска ботинки. — Она — ваше продолжение. В изменившемся мире.
Карамазов тяжело вздохнул и поставил стакан обратно на столик.
— Я должен тебе кое-что сказать, — произнёс он, сцепив руки с худыми мосластыми пальцами на колене. — Что бы там не говорили Китано и Сергей, я виноват в смерти твоего отца больше всех. Я прошу за это прощения, — он наклонил голову с безупречным серо-стальным пробором. Мирон
