Брюс Стерлинг - Zeitgeist
И никаких «если», "и", «но». Долой отказ от собственных слов, скороговорку и сюсюканье. Необходимо было испытать, что значит принадлежать к человеческой породе, нырнуть с головой в бытовой омут. Он не мог запереть Зету в шкаф в перерыве между съемками, не мог платить за ее воспитание другим людям. Он должен был растить ее сам. Круглосуточно. Кормить ее, одевать, водить на обязательные прививки, учить плавать и ездить на велосипеде, давать ей карманные деньги, переносить ее капризы и взрывы дурного настроения, унимать ее кошмары, сковыривать струпья с ее сбитых коленок, ловить вылетающие молочные зубы, лечить корь и не психовать, когда у нее сильно поднимается температура. Успокаивать ее, когда она бесится, подбадривать при приступах хандры. Мамаши Номер Один и Номер Два занимались всем этим целых одиннадцать лет, так что он не имел права жаловаться, когда пришел его черед внести свою лепту.
— Почему, папа?
— Потому что таков мир, и мы в нем живем. Я покажу тебе приводные ремни согласованной реальности. Твои мамаши никогда бы этого не сделали. У нас будут документы, Зета: номера социального страхования, нормальные американские паспорта. Я получу право исключительного попечительства, предоставленное судом штата Колорадо, — со всеми подписями, печатями, с уведомлением о вручении. Оплаченное. Заверенное свидетелями. В архив лягут копии. После этого мы станем настоящими отцом и дочерью. Мы будем даже лучше настоящих. Мы будем официальными. — О!..
Джуди, Мамаша Номер Два, официально ответственное юридическое лицо, не смогла опротестовать процедуру установления опеки. Скорее всего, она о ней даже не пронюхала. Суд Колорадо признал Старлица единственным опекуном. Адвокатские услуги он оплатил за счет обязательной усушки-утруски подотчетного ему в магазине товара.
А потом появились два зернистых синих паспорта, прилетевшие за считанные часы прямо из Вашингтона в красивом конверте, перехваченном резинкой. Старлиц завороженно уставился на документы. Они были верхом совершенства. Даже к фотографии Зеты невозможно было придраться. В действительности она была на девять десятых фиктивной: он поработал над размытым отпечатком с помощью Adobe Photoshop, и в результате его усилий улыбающаяся девчонка с косичками приобрела стопроцентный пропуск в экономическую глобализацию — настоящий, весь в печатях, паспорт Соединенных Штатов. Неправильно написанное имя — «Зинобия» — было мелочью, не способной испортить торжество.
Ему не верилось, что О'Хулихан справилась с задачей. Но благодарить следовало именно ее. Джейн О'Хулихан была добросовестной государственной чиновницей. Правда, она служила прокурором в министерстве юстиции, поэтому привлекать ее внимание было опаснее, чем сломать себе оба бедра, и все же у нее имелись неоспоримые достоинства. В отличие от большинства коллег-юристов, она не просто набивала себе карманы, а была истовой подвижницей федеральной законности и порядка, незапятнанной воительницей за буржуазную конституционную демократию, редчайшим оригиналом своего отмирающего века. Зета со скучающим видом полистала свой паспорт.
— Чему ты так радуешься, папа?
—Тому, что мы примкнули к привилегированной касте человечества. Нас снабдили документами. И не какими-нибудь, а документами последней на свете сверхдержавы!
— Подумаешь, какая-то паршивая пустая книжица! Всего одна фотография.
— Это верно, но ты предлагаешь детский вариант правды. — Старлиц вздохнул. — Зета, нам пора серьезно поговорить.
Узкие плечики Зеты обвалились в предчувствии боли.
— Опять, папа!..
— Это жизненно важно, милая. Мы стоим перед выбором вероятностей. Ты не представляешь, до чего трудно обзавестись такими документами, зато теперь мы оба их имеем. Это огромное достижение. Ничто не помешает нам жить так и впредь. В следующем году ты сможешь перейти из младшей школы в среднюю. Я куплю тебе новую одежду, такую же, в какой Бритни Спирс снимается на MTV. Я буду помогать тебе с домашними заданиями по математике, куплю тебе мопед, во всем стану поддерживать. Я законопослушный и трезвый человеку меня нормальная работа, я всегда вовремя прихожу к своей смене, полностью отдаю сдачу и не таскаю из кассы. Я образцовый работник. Меня бы уже повысили и назначили заведующим секцией, если бы не вынос товара через служебный выход, создающий магазину убытки.
— Папа, мне уже надоели эти сласти. Раньше я их любила, но три коробки — это слишком.
— Зета, перед нами широкая дорога. Сейчас в Соединенных Штатах экономический бум. Высокая занятость, низкая инфляция, два миллиона человек заперты в местном ГУЛАГе, поэтому резко снижается преступность. Янки процветают. Мы можем переехать в лучшее жилье. Я уйду из ненадежной розничной торговли на улице — это двадцатый век, это старо. У меня другие планы: четыре-пять личных электронных счетов и торговля по Интернету. Мы будем вести чрезвычайно мобильный образ жизни среднего класса, мы осуществим американскую мечту. Купим медицинскую страховку, будем есть витамины, ты вырастешь высокой, сильной и грамотной, с большими белыми зубами, богатыми фосфором, без шрамов и судимостей. А самое лучшее — это то, что, поселившись в городе яппи, в самой середине главной демографической тенденции, мы наверняка проскользнем через Y2K!
— Разве все это хорошо, папа?
— Я не говорю, что мы останемся совершенно невредимыми. Возможны перебои с электричеством здесь, в Боулдере, поломка светофоров, разорение некоторых банков… Ничего, мы заранее закупим рис и свечи. Зато мы угнездились в очень плотной части повествования. Все готово для того, чтобы проскочить в двухтысячный год, хотя ты в любом случае легко бы там оказалась. Но теперь с тобой буду я, твой бесценный папаша. Отныне я буду совершать только предсказуемые поступки в стиле отца-одиночки. Может быть, куплю подержанную машину, увлекусь ловлей форели в Скалистых горах, заделаюсь бейсбольным болельщиком. Или даже женюсь!
— Как все это невыносимо скучно, папа!
— Милая, скучно это только в тот случае, если не знать никакой другой жизни. Но если посмотреть на это под другим углом, то следование обыкновеннейшему среднеамериканскому образцу может оказаться чрезвычайно захватывающим, настоящим приключением. Представь, что значит жить так с полной убежденностью,
без всякого сомнения! Это все равно что искать истоки Нила. Это превосходит воображение! Зета обдумала услышанное.
— Хорошо. Какой еще образ жизни мы можем выбрать?
— Что ж, у нас новые паспорта… — Голос Старлица становился все ниже, все скрипучее. — Нам ничего не стоит сесть в самолет и вернуться на поп-сцену. В совершенно другом мире, чем тот, где обитают школьники-шестиклассники из Боулдера, назревает сербская заваруха. НАТО — огнедышащий дракон. Мир «Макдональдса» противостоит миру джихада, навороченный «лексус» с размаху врезается в оливу. Лопается версия реальности образца девяностых годов, зашкаливает счет трупов, вспыхивает беспощадная культурная война в Косово, Черногории, Греции, Италии, Македонии, Хорватии, Турции, Болгарии, Венгрии, Албании и Азербайджане. Мои знакомые из русской мафии погрузятся во все это по самые уши.
— И ты забрал бы меня из школы, не дожидаясь результатов за четверть?
— Обязательно. Я подумываю об учебе экстерном и об отдельном преподавателе. Тебе понадобится лэптоп. Но сперва надо кое-куда позвонить…
— Возьми спутниковый телефон, папа.
С помощью своих кредитных карточек Старлиц за неделю утроил свое состояние, удачно поторговав на интернет-аукционах. Теперь у него были деньги для звонка на Кипр.
— Shtoh vy khotiti?. — спросили на том конце по-русски.
— Мне нужен Виктор.
— Виктор Билибин Эфенди слушает. Кто говорит?
— Виктор, это я, Лех Старлиц.
— Кто?! Что?!
— Лех Старлиц!
— Вспомнил, — угрюмо проворчал Виктор. — Бывший друг моего бывшего дядюшки.
— Ты не пьян, Виктор? — Старлиц слышал музыку и поющие девичьи голоса, похожие на русские. Балканская радиостанция, диатонические трели, сербохорватская речь.
— А вам какое дело? — спросил Виктор, с трудом ворочая языком. — Убирайтесь в Америку! Покиньте нас в нашей беде!
— Твой дядя близко? Дай мне Пулата Романовича.
— Мой дядя находился в белградском авиационном ангаре. Первая волна натовского налета все там уничтожила. Он пропал без вести и считается погибшим, слышите, палач Балкан? Натовский агрессор, размахивающий бомбой!
Новость была неприятная, но выглядела недостоверной. В ней ощущалась ритуальная фальшь.
— Ты сам видел Пулата Романовича в цинковом гробу, Виктор?
— Нет, они все еще собирают куски от МИГов.
— То есть труп не найден? Афганского ветерана нелегко укокошить. Раз даже моджахедам не удалось сбить его «стингерами», то где там новичку-голландцу на французском «мираже»!
