Человек из Кемерово - Олег Николаевич Борисов
Завтра. Завтра возьму у ювелира готовые монетки в оправе и в четверг скатаюсь в Берёзовский. Без подарков туда лучше не соваться. Но возможные контакты мне назвали, так что будет повод прогуляться. А пока в еще одно место зайду.
* * *
Монастырское подворье смотрит воротами на Объектный переулок. За невысоким забором красное двухэтажное кирпичное здание. Железная крыша, слева над крохотным пристроем-церквушкой торчит колокольня с золоченой маковкой. Еще одна башенка позади, но я без понятия, что там находится.
На заднем дворе — цепочки затянутых пленкой теплиц, сарайки с несушками и картофельные грядки. Перед забором рядом с дорогой — полоска прилавков под деревянной крышей. Здесь по утрам монахини продают собранные овощи. Рядом с ними выставляют бидоны с молоком с небольшого грузовичка. Владельцы коровника в Солнечном добираются сюда через песчаную лесную дорогу. В город товар не везут — там надо за место на рынке платить. А тут — местные с удовольствием выстраиваются в небольшую очередь, покупают молоко, домашний творог и сметану.
Сняв головной убор, прошел через ворота, повернул налево и вскоре уже стоял внутри церкви. Утренняя служба уже прошла, до вечерней еще несколько часов. Прихожан почти нет, только бабушка сгорбилась в уголочке, шепчет что-то свое. Я тоже ей мешать не стал, медленно прошел вдоль правой стены и замер перед небольшой иконой. Я был здесь один единственный раз и запомнил ее. Старец сидит на пне, придерживая рукой посох. Перед ним непонятный зверь. Слишком мелкий для медведя, но крупнее волка или той же росомахи. Не знаю, что хотел изобразить художник и какую местную легенду запечатлели на века. Но у меня возникло ощущение, что я чем-то похож на этого старика с длинной седой бородой. От изображения, покрытого тонкой паутиной трещин, веяло легкой печалью и спокойствием. И все это — без следов магии, либо спрятанных в окладе рунных знаков.
— Это праведный Даниил Ачинский. После того, как закончил ратное служение и отказался от наград и званий, был отправлен на Нерчинские рудники. Освобожден начальником каторги, которого исцелил молитвой. Многих грешников наставил на путь истинный, особо из бывших разбойников и душегубцев.
Как бесшумно ходит настоятельница.
— Мое почтение, мать Милослава.
— Решили исповедоваться?
Я снова посмотрел на икону и отказался:
— Боюсь, не в этой жизни. Есть секреты, о которых даже вам лучше не знать.
— Тайна исповеди…
— Прошу меня простить. Но последнего любителя держать уши ближе, чем надо, удавили стальной струной. Будет очень жаль, если монастырь останется без должного присмотра.
Сердито поджав губы, высокая старуха неодобрительно посмотрела на меня, крепко сжав янтарные четки:
— Тогда зачем вы здесь? Наши двери открыты для заблудших, но вы явно пришли не для того, чтобы вести религиозный диспут.
— Совершенно верно. Я просто хотел послушать тишину и посмотреть в глаза старца, изображенного на иконе.
— Но его глаза закрыты!
Не стал спорить. Я увидел то, что хотел. Успел зачерпнуть тишины и умиротворения. Перестал сомневаться и волноваться. Да, это чужой для меня дом. Да, я не верю в местных богов: что в Иешуа, что Эру Илуватара или Магомета. Я видел, что миров множество. И очень сомневаюсь, что к их появлению приложили руки могущественные создания из местного пантеона. Скорее всего — они собрали последователей, чтобы бороться с соседями. Та же история магический свершений говорит об этом однозначно — любой из архимагов упорно старался прибить конкурентов и выпотрошить накопленные сокровища.
И при всем этом — здесь я хотя бы на минуту отбросил накопленный груз проблем и забыл о неизвестных охотниках, вставших на мой след.
— Спасибо, я пойду, пожалуй. У вас тут хорошо, но я здесь точно лишний.
Недовольная странным визитером настоятельница проводила меня до самых дверей. Там я замер на секунду и процитировал:
— «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят…» Наверное, я неправильно стучал, раз вы решили закрыть для меня врата церкви. Но я не жалуюсь. Просто так устроен настоящий мир. Снага готовы поделиться со мной последним куском, а соплеменники стараются лишний раз не идти по одной стороне улицы.
— Но вы пришли сюда. Зачем?
— Отдохнуть душой. Хотя бы пару минут.
Я медленно шел на север, удаляясь от монастыря. Дальше небольшая площадь, там всегда можно найти «бомбилу». Автобус ходит редко, да и нет желания пихаться локтями в толпе. Проще заплатить чуть-чуть и вернуться домой. Поужинать, прогуляться мимо дамбы. Шепнуть пару слов местной пацанве, кто за карасями в пруду охотится.
А еще я пытался ответить на заданный вопрос. Зачем я зашел в церковь? Наверное, потому что я простой человек. И я тоже могу ошибаться. И мучаться сомнениями в правильности выбранного пути. Это аристократы и вершители судеб в больших должностях считают себя правыми всегда и во всем. Я же зачастую лежу ночью без сна и думаю — а в самом ли деле поступил по справедливости? И где та тонкая грань, которая отделяет меня от того же Калиты?
Не знаю. И очень надеюсь, что мне никогда не придется плевать в собственное отражение в зеркале.
— День добрый. До Нахаловки не подвезете?
— За три деньги — с ветерком домчу!
— Спасибо, я тогда лучше автобус подожду. Вон, уже виднеется. Народ выгрузит, десять минут покуковать и можно в город садиться.
— Да вас там бабки с кошелками испинают всего!
— Утром — да. Сейчас обратно полупустым пойдет.
В итоге сторговались за полторы деньги и еще заехать в кафешку, на ужин судочек собрать.
* * *
Одной из причин, по которой я выбрал именно этот дом — вид с заднего двора на местный пруд. Аборигены называют его Большим, потому что он и в самом деле под километр длинной, с густой порослью деревьев по бокам. Если подниматься к истокам Кривого ручья, то дальше будут еще три «лужи», каждая метров под двести. Но больше всего мелкой рыбешки водится именно здесь.
Ну и пешком по дамбе до работы чуть ближе. И машин практически нет, никому особо не хочется по грунтовке ползти, застревая в канавах. Зато малышне раздолье. Слева большая поляна у
