Уильям Гибсон - Виртуальный свет
Хорошо бы, конечно, принять душ, но с этим придется повременить, переодеться удалось – и то слава богу.
На этот раз очки Уорбэйби оказались прозрачными.
– Фредди рассказал тебе немного насчет моста?
– Ну да, – кивнул Райделл. – Они там все сатанисты, пьют кровь христианских младенцев.
Уорбэйби сверкнул глазами на скромно потупившегося Фредди.
– Описание излишне колоритное, однако, очень близкое к истине. Место не из самых приятных. К тому же оно фактически выпадает из сферы действия правоохранительных органов. К примеру, там ты не встретишь наших друзей Шитова и Орловского, во всяком случае – в их официальном качестве.
Еще один ледяной взгляд, и улыбка, появившаяся было на лице Фредди, увяла.
– Фредди мне все уже объяснил. Вы хотите, чтобы я отправился на мост и нашел эту девушку.
– Да, – мрачно кивнул Уорбэйби, – совершенно верно. Очень хотелось бы сказать тебе, что ничего опасного там нет, однако это не так. К крайнему моему сожалению.
– Да-а… И насколько же это опасно?
– Очень, – вздохнул Уорбэйби.
– А эта девушка, она что, тоже опасна?
– В высшей степени, – отчеканил Уорбэйби. – Тем более что внешность ее не внушает ни малейших опасений. Да что там говорить, ты же сам видел, что они сделали с горлом этого человека.
– Господи, – поражение выдохнул Райделл, – неужели вы думаете, что эта девочка способна на такое?
– Ужас, – печально кивнул Уорбэйби. – Люди делают ужасные вещи.
Только теперь, вернувшись к машине, Райделл заметил, что припарковал ее прямо под огромной стенной росписью. Джей-Ди Шейпли, в черной кожаной куртке на голое тело, возносится в рай на руках полудюжины белокудрых, предельно педерастичных ангелов. Голубыми сверкающими спиралями ДНК, исходящими из его живота, Шейпли поражал вирус СПИДа – ржавый, отвратительного вида шар со множеством зловещих механических лап, очень похожий на боевую космическую станцию из какого-нибудь фантастического фильма.
До чего же это было дико – быть этим вот парнем, Шейпли. А быть кем-нибудь другим, разве это не дико? Тоже дико. Но вот что особенно дико, так это быть Шейпли и умереть, как он, а потом глядеть на эту вот картинку.
«ТЕПЕРЬ ОН ЖИВЕЕ НАС, – гласила надпись большими, в добрый фут высотой, буквами, – И ТОЛЬКО ИМ МЫ ЖИВЕМ».
Истина, с которой мог бы поспорить разве что Саблетт, так и не сделавший себе ни одной прививки.
18. Конденсатор
У Шеветтиной матери был одно время дружок по фамилии Оукли, который пил по-черному, а в свободное от пьянки время возил бревна на лесопилку, если, конечно, не врал. Долговязый мужик с голубыми, широко посаженными глазами и лицом, изборожденным глубокими вертикальными морщинами. Мамаша восхищалась этими морщинами, говорила, что с ними Оукли похож на самого взаправдашнего ковбоя. И никакой у него не ковбойский вид, а такой, ну вроде как опасный, думала про себя Шеветта, но с матерью не спорила. К слову сказать, ничего опасного в Оукли не было, ну разве что примет на грудь слишком уж много – бутылку там виски или две – и перестанет понимать, что к чему. Иногда он начинал приставать к Шеветте, путал ее с мамашей, но Шеветте каждый раз удавалось вывернуться; проспавшись, Оукли не знал, куда глаза деть, и он шел в лавку и покупал ей всякие побрякушки, ну чтобы вину свою хоть как-то загладить. А сейчас, глядя сверху, через люк, на этого незнакомого мужика, Шеветта вспомнила тот случай, когда Оукли, трезвый как стеклышко, отвел ее в лес и дал пострелять из револьвера.
У этого, в комнате, было лицо вроде как у Оукли, и глаза такие же, и морщины на щеках. Такие морщины, как вроде человек много улыбается, да он и сейчас улыбался, тип этот, только вот улыбка у него была такая, что никого не развеселит, не успокоит, и еще эти золотые зубы.
– Спускайся, – сказал он не очень громко, но все равно это звучало как приказ, за невыполнение которого того и гляди поставят к стенке.
– Ты что, парень, с буя сорвался? – в голосе Скиннера не чувствовалось страха – недоумение, любопытство, но никак не страх.
Сухой, совсем негромкий щелчок, и яркая голубая вспышка. Японец осел на пол, сразу как-то осел, неожиданно. Шеветта даже сперва подумала, что этот тип его застрелил.
– Заткнись, – бросил бандюга Скиннеру и снова повернулся к Шеветте. – Спускайся. Сколько раз тебе говорить?
Пальцы Сэмми Сэла тронули ее за затылок, чуть подтолкнули к люку, снова исчезли где-то там сзади.
Этот тип, он же, пожалуй, и не подозревает даже, что здесь, на крыше, есть еще какой-то Сэмми Сэл. А очки у Сэмми Сэла. И никакой этот мужик не коп, скорее уж наоборот.
– Извините, пожалуйста, – сказал японец. – Мне очень неудобно перед вами, но…
– Сейчас я всажу тебе пулю в правый глаз.
И все лыбится, лыбится, и голосок – ну прямо словно предлагает: «Хочешь, я куплю тебе сэндвич?»
– Сейчас, – сказала Шеветта, – иду. – И этот не стал больше стрелять ни в нее, ни в никого.
Она вроде как слышала, как Сэмми Сэл шагнул по крыше, отступил от нее и от люка, но не стала, конечно, оборачиваться. И она не знала, стоит закрывать за собой люк или нет, и решила, что не стоит, ведь мужик сказал ей спуститься и ничего больше. Чтобы закрыть, ей нужно будет повернуться и протянуть руку назад, к крышке, а хрен там хрена этого знает, подумает еще, что она достает оттуда пистолет или еще что. Ну прямо тебе как в кино. Чистый цирк.
Спрыгивая с нижней ступеньки на пол, Шеветта старалась держать руки на виду, чтобы хрену этому было видно.
– Что ты там делала?
И улыбочка, все та же долбаная улыбочка. Пистолет и близко не похож на старый громадный и неуклюжий револьвер, привезенный Диком Оукли из Бразилии. Маленькая такая, тупорылая, почти квадратная хреновина из тускло-серого, точь-в-точь как инструмент в Скиннеровом ящике, металла. А на кончике дула, вокруг дырки, кольцо другого металла, блестящего, вроде как глаз с черным зрачком.
– На город смотрела.
Шеветта не ощущала особого страха. Да она сейчас и вообще ничего не ощущала, кроме дрожи в ногах.
Тип поднял голову, скользнул взглядом по черному зеву люка; рука, сжимавшая пистолет, не шевелилась, как каменная. Шеветта боялась, а вдруг он спросит, одна она была на крыше или с кем; ответишь неуверенно, или там со слишком горячей уверенностью, так он ведь сразу поймет, что врешь.
– Ты знаешь, за чем я пришел.
Скиннер сидел в кровати, привалившись спиной к стенке; от недавней его сонливости не осталось и следа. Японец – не только живой, но, похоже, даже не раненый – сидел на полу, широко раскинув длинные костлявые ноги.
– Ясненько, – сказал Скиннер, – наркотики или деньги. Только ты сильно ошибся адресом. Если хочешь, могу дать тебе пятьдесят шесть долларов и лежалый хабарик с дурью.
– Заткнись. – Золотоносная улыбка исчезла, теперь у мужика словно вообще не было губ – тонкая, как карандашом проведенная линия и все. – Я не с тобой разговариваю.
Скиннер хотел вроде бы что-то сказать или, может, засмеяться, но не сделал ни того, ни другого.
– Очки.
Тип снова сверкнул этой своей улыбкой, которая и на улыбку-то не похожа, и поднял пистолет, так что Шеветта глядела теперь прямо в злобный черный зрачок. Ну, пристрелит он меня, – мелькнула у нее мысль, – ну и что? А где он их потом искать будет?
– Хэпберн, – сказал Скиннер с этой своей легкой, чуть ненормальной улыбочкой, и только теперь Шеветта заметила, что во лбу Роя Орбисона, который на стене, на постере, появилась круглая, аккуратная такая дырочка.
– Там. – Она указала на люк. На нижний люк, люк в полу.
– Где?
– В багажнике велосипеда.
(Только бы Сэмми не наткнулся в темноте на эту ржавую тележку, не загремел.)
Тип взглянул на потолочный люк – ну прямо мысли слушает.
– Лицом к стене, раскинь руки. – Он подошел ближе. – Ноги пошире. – Холодное прикосновение к затылку, пистолет, наверное. Бесстрастная, словно механическая, рука скользнула под куртку, ищет оружие…
– Так и стой.
Скиннеров нож – тот, керамический, с фрактальным лезвием – бандит прозевал. Шеветта чуть повернула голову и увидела, как он одной рукой обкручивает запястье японца чем-то красным и вроде как резиновым – яркая такая штука, ну вроде как эти мягкие жевательные конфеты, на червяков похожие, которыми торгуют из больших стеклянных банок. Потом он проволок косоглазого дурика через всю комнату, пропустил красную хреновину через стальной кронштейн столика, того самого, за которым Шеветта завтракала, и обмотал свободным ее концом второе, покорно подставленное запястье. Этим дело не кончилось. Затянутая в резиновую перчатку рука извлекла из левого кармана черного дождевика еще одну такую же штуку и встряхнула ее, как игрушечную змею.
– Сиди, старик, на своей кровати и не рыпайся.
Бандюга ткнул Скиннера пистолетом в висок, наклонился и опутал его руки. Скиннер молчал и не шевелился.
