Вместе - Дэйв Эггерс
– Я надеюсь, мы будем поощрять правильный выбор, – добавила женщина. – Например, можно дарить путешественникам, снижающим свой углеродный след, скидки на другие товары и услуги.
Рамона согласилась, что это имеет смысл, а потом со смехом заметила, что пока мы “Стöяли и Смöтрели”, время пролетело незаметно, и тут же в зале зажегся свет. Так закончилась первая для Дилейни Мечтательная Пятница. Когда они вышли из зала, их приветствовал огромный деревянный щит с вырезанными буквами: “ЕСЛИ ВЫ ЛЮБИТЕ МИР, ОСТАВЬТЕ ЕГО В ПОКОЕ”.
13
Путь всякой плоти
– Я бы воспользовался, – сказал Уэс. – Хоть сейчас! Ненавижу самолеты.
Была суббота. Они сидели в колченогих складных креслах в маленьком дворике между домом Гвен и ее подруги Урсулы и Хижиной. Это было одно из немногих мест в районе, куда не заглядывала ни одна соседская видеокамера. Запах, мощными волнами накатывающий от “Рыбной компании Долджера”, субботним утром был особенно силен. Проведя час во дворе, Дилейни чувствовала себя так, как будто объелась морепродуктов.
– Я вечно что-то цепляю в самолетах, – продолжал Уэс, – даже в автобусе к самолету. Еще до всех этих вирусов я заболевал каждый раз, а потом болел весь отпуск. И потом, уже вернувшись, тоже.
Дилейни какое-то время пыталась спорить с ним, но в конце концов со смутной тревогой осознала, что Уэс не только ее сообщник, но и идеальный потребитель продукции “Вместе”. Он постоянно искал способы не выходить из дома и не общаться с людьми в реальной жизни и, хотя был озабочен проблемой приватности, удобство ценил выше. Поэтому он пользовался десятками изобретений “Вместе” – особенно новыми – безо всякой защиты. Он пробовал все, и его было легко увлечь, но так же быстро ему все прискучивало.
Из Хижины, хромая, медленно приковылял Ураган, свернулся у ног Уэса. Поврежденная лапа воспалилась и опухла.
– Постоянно срывает бинты, – пожаловался Уэс. Он уже трижды возил пса к ветеринару Кэти, чтобы наложить повязку, но пес всякий раз принимался терзать бинты, как только они возвращались домой. – Кэти говорит, что можно попробовать таблетки. Собачьи антидепрессанты.
Дилейни наклонилась, чтобы потрепать Урагана по морде. Нос у пса был холодным и липким.
– Бегать он теперь не может, – вздохнул Уэс, – так что торчит здесь и грызет повязки. Видела задние лапы? Он и их постоянно кусает.
Через окно кухни большого дома Дилейни увидела Гвен и помахала ей.
– Кстати, тебе пришло письмо, – сказал Уэс. – Бумажное.
Он потрусил к Хижине и вернулся с конвертом. Письмо было написано от руки, аккуратным почерком. Конечно же, от профессора Агарвал. После того как Дилейни окончила колледж, они время от времени писали друг другу, Дилейни сообщила ей о своем переезде в Калифорнию и начале работы в “Факторе 4”, но ответа от Агарвал не было уже год.
– Твоя профессорша? – спросил Уэс.
Он хорошо знал профессора Агарвал – заочно, по рассказам Дилейни. Именно на ее теории – и, что не менее важно, на ее праведный гнев – они опирались в своих планах по уничтожению “Вместе”.
– Не обращай на меня внимания, – сказал Уэс и, прикрыв глаза, подставил лицо солнцу.
Дорогая Дилейни!
Недавно я узнала о твоей работе в компании “Вместе”. Я решила написать тебе обычной почтой, чтобы письмо не перехватили. Я боюсь, что иначе это может попасть в какую-нибудь базу данных и сработает против тебя.
Должна тебе сказать, я несколько ошарашена. Не то чтобы мне казалось странным, что кто-то из моих учеников пошел туда работать, – кажется, там уже не меньше половины моих выпускников. Но только не ты!.. Ты же всегда относилась к технологиям с подозрением. До твоего диплома, конечно, который крайне меня удивил – ну ты об этом знаешь.
Ты именно поэтому всегда мне нравилась. Ты умела размышлять. Ты видела фундаментальные перемены, происходящие в обществе, видела, как мы превращаемся из уникального вида, гордящегося своей независимостью, в сообщество, радостно готовое смириться и подчиниться в обмен на бесплатные услуги.
Теперь ты работаешь там – в организации, которая порождает рабов. Я старый человек, поэтому не боюсь говорить что думаю. Мне кажется, ты достойна большего. У меня сердце кровью обливается, когда я представляю тебя там, когда думаю, что они подчинили еще одну бунтарскую душу.
Пожалуйста, беги оттуда!
Всегда твоя
Агарвал
Дилейни сложила письмо, в горле встал комок. Такое происходило всегда, когда она чувствовала свою беспомощность. А сейчас она сознавала, что не может ничего рассказать профессору Агарвал, как бы ей того ни хотелось. Она даже не может написать такое же бумажное письмо в ответ – риск слишком велик.
Агарвал – радикалка, непредсказуемая, да что там, даже слегка сдвинутая. Дилейни вспомнила, как профессор вышла в кампусе на одиночный пикет против видеонаблюдения. Стояла, маленькая и решительная, и полным яда голосом декламировала в огромный мегафон. Она обвиняла колледж в том, что он установил слежку во всех общественных местах кампуса. Дилейни была в числе трех десятков человек, слушавших ее. Агарвал говорила, что в кампусе почти две тысячи камер, что “Сфера” продала их колледжу с огромной скидкой, что все записи доступны местной полиции и принадлежат “Сфере”, что они хранятся где-то вне кампуса и их можно использовать как угодно, что они синхронизированы с местной сетью онлайн-банкинга (наличные там были запрещены), что жизнь каждого студента записывается и отслеживается практически круглые сутки. Их оценки, рейтинги и посещаемость попадают в единое цифровое досье, к которому имеет доступ пугающе большое число сотрудников университета.
– Если за вами наблюдают, – кричала Агарвал в мегафон, – вы не свободны! Человек, за которым постоянно следят, не может быть свободен!
Студенты торопливо шли мимо, закупорившись наушниками.
– Не существует ни безопасного асбеста, ни безопасного видеонаблюдения! – надрывалась Агарвал. (Старшекурсник с кафедры антропологии направил на нее камеру телефона.) – Этот колледж не имеет права вас снимать, нигде и никогда! (Идущие мимо уже обходили ее по большой дуге.) Студенты, я умоляю вас очнуться!
Никто не очнулся. Студенты привыкли к видеонаблюдению еще с детского сада. Родители знали, где их дети, в любой момент, и это было само собой разумеющимся – они просто никогда не жили иначе.
Дилейни смотрела на письмо Агарвал, и ей отчаянно хотелось увидеть профессора, посвятить ее в свои планы, посоветоваться с ней. Но она знала, что Агарвал попытается ее отговорить, будет убеждать, что действовать надо иначе – протестовать, писать письма, поддерживать реформаторов вроде Голеты. Ее планы она наверняка сочтет безумными и неосуществимыми.
Дилейни подняла взгляд и обнаружила, что
