Майкл Гаррисон - Нова Свинг
Эшманн резко остановил запись.
– Артефакты ли это? – спросил он. – Или люди? Вик, а вдруг ты нам поможешь там, где бессильна аппаратура? Кем бы они ни были, они полностью лишены жизненного опыта – в буквальном смысле. У них нет связи с реальностью. – Он помолчал мгновение. Потом наклонился вперед, положил трубку на стол рядом с пепельницей и сказал: – Моя жена была немного похожа на них.
Вик уставился на него.
– Что?
– Они очень быстро выгорают, Вик, большинству и часа не продержаться. Но те, кто выжил!.. – Эшманн покачал головой. – Как тебе описать? Они учатся, как есть, Вик, как одеваться. Они учатся тому, что город от них хочет. Снимают жилье…
Он восхищенно качал головой.
– Вик, я должен узнать, какова твоя роль во всем этом.
– Вы считаете, что это мы с Поли затеяли? Контрабандой провозим их в город? Мы тут ни при чем!
Эшманн пожал плечами. Вик сердито глядел на него. Оба молчали. Близ потолка сновали и шерудились теневые операторы, похожие на летучих мышей. По стене офиса опять забегали зернистые картинки: Вик Серотонин входит в Лонг-бар, сдвигает на затылок новую кепку, перебрасывается парой слов с барменом. Выходит через туалет и идет по сырому песку к ореолу Зоны Явления, который камеры отображали зеленоватой люминесценцией. Эшманн кивнул с таким видом, словно камеры предложили ему не просто новую улику, а scienza nuova,[30] новую науку постижения вещей. Потом проговорил:
– Вик, я вынужден перед тобой извиниться. Из этого фильма, конечно же, очевидно, что ты никогда не бывал в кафе «Прибой», а особенно на задах этого заведения, у колючей проволоки, на расстоянии пары бросков от Зоны, той самой Зоны, которую ты посещаешь регулярно, и даже не пытайся это отрицать…
Вик возмущенно фыркнул.
– Я в жизни не бывал в кафе «Прибой», пока от вас про него не услышал. Я сходил туда на разведку. Положитесь на меня – более гадостной стыковки тут нету.
Детектив, впечатлившись профессионализмом этой отговорки, задумался. Но к каким бы выводам ни пришел, а, когда заговорил снова, слова его потянулись по прежней колее.
– Представь себе, Вик, что они интегрируются. Зачем? Что с ними дальше происходит? – Он помолчал, словно взвешивая вопрос, на который у него не было готового ответа. Наконец закончил: – Вик, я тут не эксперт. Мне нужен твой совет.
– Я просто турагент.
Выдвигая это возражение, никем из них всерьез не воспринятое, Вик вдруг ощутил прилив воспоминаний о Зоне, о той встрече с артефактом, который впоследствии удалось сбагрить Поли де Рааду. Артефакт наблюдал за Виком с расстояния десяти ярдов. Существо нервничало, но от взгляда не уходило. Вик провел в ореоле два-три часа, а от Перехода углубился в Зону ярдов на пятьсот; он стоял под вишневым деревом, которое тут цвело уже шесть лет изо дня в день, и вдыхал обычные запахи Зоны, походившие на прогорклый жир. Вдалеке шумели животные. Долетали обрывки знакомой Вику музыки. Казалось, что рядом чей-то голос читает наизусть стихи. Все теряло здравый смысл. Воспоминание из тех, какие быстро отступают; но Вик погрузился в задумчивость и вдруг захотел оказаться подальше от полицейского участка.
– Приятно было с вами поговорить, – произнес он. – Может, еще увидимся.
Эшманн с неожиданным для своего возраста проворством рванулся к двери и преградил Вику путь. Схватил того за руку.
– Вик, не уходи, – потребовал он. – Это не всё. Я сегодня был у Эмиля, но он не в себе. Он давно уже не в себе.
– При чем тут Эмиль?
– Вик, этой записи можно дать устраивающее всех объяснение. Я закрою глаза на все, что вы там натворили. Даже на это.
– И что для этого требуется?
– Мне туда нужно. Мне нужно, чтобы ты отвел меня в Зону.
– Господи, – вырвалось у Вика, – да ты ж не хуже моего на голову ебанут.
Он смотрел в лицо сыщика, на его заЗипированные черты знаменитости – мешковатые щеки, ударную волну седых волос, дружелюбные глаза чуть навыкате. В глазах этих сияло необъяснимое возбуждение, они слезились и предательски юлили, уголок рта бессильно обвисал. Сорок лет никому, ни ассистентам Эшманна, ни его начальству, ни даже супруге, не удавалось заглянуть под выкройку детектива, а теперь сыщик взял и раскрылся перед обычным турагентом в пустом неряшливом офисе, в середине утра, под сенью мертвой листвы теневых операторов, раскрылся без всякой видимой причины. Он подорвал этим глубинные основы представления о себе, то, что заставляло его уважать как сыскаря-профессионала, делало достойным соперником Вика. Маниакальная верность Эшманна делу Полиции Зоны вывернулась наизнанку и оказалась просто той же самой одержимостью, какая глодала Эмиля Бонавентуру или Вика Серотонина. Вик инстинктивно почувствовал, что копаться в этой информации не стоит. Он только оттолкнул сыщика с пути и вышел из офиса. Ему не было дела до мотивов Эшманна. Ему не было дела до причин внезапной перемены в поведении Эшманна. Ему не хотелось заглядывать в душу, которая на поверку оказалась такой же слабой и уязвимой, как его собственная, потому что он боялся поколебать хилую свободу своих действий.
– Арестуйте меня или отпустите, – сказал он через плечо. – Мне тут не нравится.
– А кому сейчас в гало легко? – напомнил ему Эшманн и посмотрел Вику вслед. – Ты бы лучше поосторожничал – на тот случай, если я тебя не смогу спасти от тебя самого.
Он связался с ассистенткой.
– Наведи на него все камеры, какие у нас есть, – велел Эшманн.
Но орбитальная группировка микроспутников системы слежения, списанная с какой-то войны в десяти-двадцати световых вдоль Пляжа, не работала.
– Эти поликремниевые движки и к своей-то керамике неласковы, – проинформировала ассистентка. – Они сегодня в отключке, и завтра, наверное, тоже будут, они извиняются. Ограничения в обслуживании, потеря связности.
Вскоре после того, как Вик Серотонин на ярком дневном свету поймал рикшу на перекрестке Юнимент и По, он стал так же невидим, как его приятель де Раад.
– А я думала, мы его арестуем, – заметила ассистентка.
– Мы передумали.
Как всегда, объяснял подчиненным человек, похожий на Эйнштейна, полицейская работа полностью лишена романтики, но напоена всеми разновидностями тайны. Он считал эту жизнь противоположностью жизни, которую прожила его жена, но понимал, что его восприятие себя, способность оценивать свои действия в непрерывности, уже на ранних этапах их связи пострадало из-за попыток сфокусироваться на супруге. Но разве это имеет теперь значение, коли он наконец стал понимать, что творится в тесной эпистемологической щели между Саудади и Зоной Явления?
* * *Вик Серотонин из полицейского участка поехал в клуб «Семирамида», потому что это было ближайшее место, где он мог опрокинуть стакан. В этот утренний час клуб походил на большой магазин, и атмосфера там царила примерно такая же, за вычетом высококлассных феромонов и дешевого ликера. Тут убирались. Несколько работников Поли, встревоженные его отсутствием, сидели за столиками у дальней стены, и меж ними Толстяк Антуан Месснер со своей телочкой Ирэн, судача на самую популярную тему дискуссий в гало в любой час любого дня – как дальше жить, когда они наконец слиняют с планеты. Ирэн воображала, как займется мелким бизнесом. Она признавалась, что идей у нее на этот счет не меньше, чем улыбок, но знала доподлинно, как его назовет, когда ей улыбнется удача: «Нова Свинг». Она полагала, что это имя толстяку понравится, и, действительно, он с ее идеей согласился, как соглашался со всеми планами Ирэн, словно та его уже убедила исчерпывающими аргументами. Он предлагал купить корабль. «Нова Свинг», считал Антуан, отличное имя и для ракеты, и для бутика, а ракетный корабль, как ни крути, тоже бизнес-актив. Антуан был уверен, что им удастся заработать ракетным извозом. Ирэн, услышав это, протянула руку через столик и усмехнулась всеми частями тела.
– О Антуан, это ведь только старт, а каких успехов мы достигнем потом, и представить сложно!
Тут на них наткнулся Вик.
– Привет, Толстяк Антуан! – воскликнул он, подтягивая один из многочисленных пустых стульев. – Я как раз о вас думал по дороге сюда, ну надо же!
Это утверждение отвечало истине, хотя более всего на пути в «Семирамиду», который разморенная поутру рикша преодолевала без особой прыти, Вика занимала другая проблема: что делать с его обещанием Элизабет Кьелар? Время для похода с клиенткой в Зону было неудачное. С другой стороны, не приходилось сомневаться, что если так пойдет и дальше, то вскорости Вик вообще лишится возможности посещать Зону. Он не знал, чего боится больше: ареста за участие в делишках Поли де Раада, чем бы тот ни занимался в кафе «Прибой» (ибо Вик теперь был уверен, что кафе «Прибой» причастно к каким-то теневым операциям Поли, очевидно, при поддержке ребят из ЗВК), или оскорбительного для своего профессионализма увязания в вялотекущем умопомешательстве высокопоставленного сотрудника Полиции Зоны, спровоцированном вышеозначенными операциями Поли. Размышляя об этом, Вик чувствовал, как колеблется его уверенность в себе. Поэтому он обрадовался, завидев Толстяка Антуана, хотя уже через минуту передумал.