Майкл Гаррисон - Нова Свинг

– Как было бы классно, – сказала она мечтательно, – если бы вы повзрослели наконец. Ну хоть кто-то из вас.

– Эдит…

– Ты знаешь, что мне это все напоминает? – спросила у него Эдит, обведя широким жестом Элизабет Кьелар, бар Лив Хюлы, далекую перспективу Стрэйнт-стрит, куда она даже не глядела, и Саудади, песчинку на Пляже, заправочную станцию для чьих-то круизов. – Мне это напоминает бои.

– Эдит…

– Мне это напоминает тот вечер боев, – сказала она.

Она опустила глаза на свои запястья в плену рук Вика, потом подняла и посмотрела ему в лицо.

– Мне насрать на то, что там происходит, Вик.

Не найдя ответа, он выпустил ее, и Эдит ушла на Стрэйнт под дождь. Остановилась лишь однажды, чтобы добавить, не оборачиваясь:

– И ты знаешь, что дело тут не в Эмиле.

После чего стук ее каблуков продолжил удаляться, следуя простой, ясной и неизбежной акустической кривой затухания. Вик долго глядел ей вслед. Обернувшись, он обнаружил, что Кьелар разбила бокал о стену, сидит, обхватив себя руками, как обиженный ребенок, на почерневших половицах у окна, глядя вдоль Стрэйнт-стрит на ореол Зоны Явления – заметный отсюда на пределе видимости, линией ржавых крыш, разбитых окон и колючей проволоки, – и говорить отказывается.

Лив Хюла терпеливо подметала осколки.

– Мне чувство юмора тут малость изменяет, – сообщила она Вику. – Может, тебе стоило бы найти себе другой офис?

При этом она думала: «Сегодня после обеда я просто без сил. После обеда везде слишком плохо одной».

7

Космический нуар

Вик отвез Кьелар в Хот-Уоллс на рикше. Наутро, когда он возвращался домой, его арестовали. Арест провели быстро и ловко: «кадиллак» с откидным верхом, неслышно проскользнув между жерновами трафика, нагнал его у тротуара и передняя дверца с пассажирской стороны откинулась ровно настолько, чтобы идущий рядом Вик влетел прямо в нее.

– Эй! – возмутился он. Тут с ним поравнялась ассистентка Эшманна, улыбаясь ему прямо в лицо, и сказала:

– Вик, садись в машину.

День выдался приятный, с моря дул легкий освежающий бриз. Зеркальце на идеально блестящем крыле автомобиля посылало солнечные зайчики Вику в глаза. Вид у Вика, наверное, сделался не самый приветливый, потому что ассистентка улыбнулась еще шире и активировала выкройку; он краем глаза уловил подкожную и подсознательную рябь нанодвижений. Взгляд ассистентки опустел. По ее предплечью заструился поток данных: зрелище само по себе было захватывающее.

– Вик Тестостерон, – сказала она, – можешь, конечно, попытаться надрать мне зад, но я тогда, – многозначительный взгляд в небо, – вызову группу поддержки. Или же, что было бы проще всего, ты поедешь со мной, и в этом случае никто не погибнет. Что скажешь?

Вик пожал плечами и сел в «кадиллак».

Ассистентка мгновение глядела на него прежним пустым взглядом, потом покачала головой и захлопнула дверь.

– Пристегнись, – посоветовала она.

Вик ожидал оказаться в КПЗ. Ожидал допроса. Вместо этого, ассистентка молча рулила в слабом трафике около пяти минут, достаточно, чтобы Вик немного отошел и стал размышлять, что вообще происходит, а потом внезапно сказала:

– Ты, наверное, с Лэнсом уже давно знаком.

– С кем? – переспросил Вик.

– Ты встречался с его женой?

– У своей руки спроси, – посоветовал Вик. – Она тебе наверняка поможет.

Он не понял ее вопроса. А если бы и понял, то не стал бы закапываться.

– Или это у тебя результаты боев только подоспели?

– Он здесь, – сказала ассистентка, открыв линию.

– Клевая тачка, – произнес Вик, словно кто-то третий в «кадиллаке», на заднем сиденье, мог его слышать, – и мне нравится запах натуральной кожаной обивки сидений. – Он крутанул хромированный шишак переключателя станций на приборной панели, зазвучала музыка. WDIA,[29] сиречь «Радио Ретро», – по воздуху на всей планете. Ассистентка Эшманна, не прекращая разговора по своей линии, потянулась к радио и заглушила его.

– Нет, – проговорила она, пустыми глазами обводя Вика и улицу, – он не доставил мне проблем.

Вик Серотонин сидел в офисе на втором этаже полицейского участка на пересечении Юнимент и По. Он провел в одиночестве уже минут десять. В участке недавно побрызгали настоящим лаком для мебели, жалюзи были опущены, хотя и не полностью, так что неровные, но яркие полоски света лежали на всем, от коричневого кожаного кресла и слегка кривоногого стального стола с множеством ящиков до отполированного зеленого линолеума на полу. С потолка на Вика глядела парочка теневых операторов, вид у них был уставший и одновременно грустно-невостребованный.

– Его еще нет, дорогой, – извинились операторы. – Хочешь чашку чаю?

Вик стал рыться в ящиках стола. Он обнаружил там стопки писем на хрупкой голубоватой бумаге, тщательно сложенных конвертиками. Края конвертиков от времени истрепались. Одно из писем начиналось словами «дорогой Лэнс», но больше Вик узнать не успел: пришлось засунуть его обратно в ящик, потому что вернулся Эшманн.

– Вик, не вставай, – сказал сыщик. – Приятно тебя видеть таким расслабленным. Если операторы тебя напрягают, ты просто скажи.

– За что меня арестовали?

– Я плащ тут повешу, вот на этом крючке, – указал Эшманн, – чтобы тебе не мешать. И, Вик, ты еще не арестован.

Серотонин поднялся и пошел к двери.

– Приятно было с вами увидеться, – бросил он.

– Ты еще не арестован, но это ведь Полиция Зоны, а не бар на Стрэйнт-стрит. Сядь, поговори со мной. Разве тебе так тяжело?

Вик снова сел, нагло угнездившись в уютном кожаном кресле за столом, а Эшманну оставил жесткий стул перед столом. Если детектива и рассердило подобное нарушение протокола, он своих чувств не выдал, а лишь устроился поудобнее, давая отдых коленям, подвернул светло-коричневые брюки, так что стали видны короткие черные носки и белые щиколотки с признаками варикоза, и произнес:

– Вик, каково там, в Зоне?

– Да вы шутить изволите, начальник. Да откуда ж я знаю?

Детектив кивнул собственным мыслям, словно ожидал именно такого ответа или, точнее, как если бы принимал в расчет несколько вариантов ответа, каждый из которых, случись Вику его дать, обладал бы в глазах Эшманна одинаковой важностью. В конце концов, вопрос был с подвохом.

– Я трубку раскурю, если ты не против, – сказал он, – а ты пока подумай.

На стене напротив Вика стали прокручиваться черно-белые кадры скверного качества с ним в главной роли. Вик Серотонин идет по улице к Хот-Уоллс; Вик Серотонин ставит на боях с пышкой под ручку; Вик Серотонин покупает кепку; Вик идет по улице, где живет, сбив кепку на затылок. Жизнь его была задокументирована с исчерпывающей полнотой: на одном снимке Вик прокладывал себе путь через толпу виповских клиентов в клубе «Семирамида» у Поли де Раада, остановившись на миг поговорить с лучшей девочкой Поли; съемка внезапно обрывалась у дверей задней комнаты клуба и возобновлялась в городе, прослеживая путь Вика до Лонг-бара, где в тумане помех и артефактов декодирования угадывался дуэт из кафе «Прибой», играющий маленькую авторскую композицию, – называлась она «Декода». Эта видеозапись словно обладала собственным интеллектом, строила нарратив и сама себя редактировала. Сопровождала Вика в туалет, проплывала над облупившейся краской и шахматным линолеумом, потом обратно, чтобы показать в итоге, как Вик стоит на влажном песке за баром, озадаченно глядя через периметр в Зону. Эшманн наблюдал, как Вик смотрит сам на себя. Курил трубку. Спустя несколько минут остановил воспроизведение.

– Итак, – сказал он. – Дальше мы посмотрим, что происходит в этом заведении почти каждый вечер. Вик, тебя на этой записи нет, но не будешь ли ты так любезен уделить ей некоторое внимание?

На стене крались в полумраке фигуры, совершая трудноинтерпретируемые движения; дверь с одного ракурса, неоновый знак «ЖИВАЯ МУЗЫКА ВЕСЬ ВЕЧЕР» с другого, еще одна дверь и море. Нанокамеры роились в свете фонарей на тропинке перед морем, словно икринки. Вик увидел, как дивные новые люди нерешительно удаляются от кафе «Прибой» – недооформленные, эмергентные, озадаченные, но полные надежд и предвкушающие новый опыт.

– Возможно, это и днем происходит. Может, мы недостаточно пристально наблюдаем.

Двое парней в выходных рубашках. Девушка, неумело танцующая на песке. Держась за локти, бредут по Марикашель-Хилл вверх, к центру города. Пытаются завязать разговор, но вместо этого, прильнув друг к дружке, затягивают обрывки композиций, слышанных двадцатью минутами раньше в кафе «Прибой». Мало-помалу находят то, за чем пришли, и исчезают. Задумчиво взирают на неоновые вывески, с мягкими медитативными улыбками утягиваются в переулки, проскальзывают в тату-салоны и бордели. Вот они на камере – на миллионе камер, – а в следующее мгновение город уже поглотил их. Камеры мигнули.