Александр Тюрин - Яйцо Чингисхана или Вася-василиск
И в третьих, иногда он оказывался в клетке для корольков, причем разбухшим, отечным, рыхлым, прижатым к ее прутьям. К нему приближалось что-то похожее на тучу, а потом это оказывалось лицом Асии Раисовны. Василий-из-сна просил его выпустить, жаловался, что все члены его отекли и болят, но голос просящего напоминал хлюпанье спелой груши на зубах, а ласковое воркованье тетушки Асии — грохот танка «Климент Ворошилов».
В девять звонил будильник. Василий долго ворочался в кровати, пытаясь выжать из жил тягучие, словно клейкие остатки сна, слушал, не вникая, бубнеж радио про бои во Франкфурте в районе Платц дер Републик и прочие гадости по всему миру. Асии Раисовны уже не было дома, поэтому он заглатывал порцию сосисок и поллитра кофе с таблетками витатона. Благодаря им проплывал по нервам сератонин, появлялось фальшивое воодушевление, и Василий поспешно бросался в пассажиропоток, промывающий Москву.
В какую-то из таких утренних поездок, когда он разминал пальцы и настраивал себя на борьбу с долбаным Яйцом, в глаза вдруг бросилась одна фигурка…
Поезд как раз остановился на станции «Национальная библиотека» и почему-то застрял. Или впереди что-то взорвалось, или откуда-то выбежали самонаводящиеся киберскорпионы, или кто-то опорожнил свой баллон с ОВ. В общем остановка затянулась минут на десять.
Двери были уже закрыты, вдоль вагонов прохаживались милиционеры в своих шлемах-горшках, помахивая электродубинками-угомонизаторами. А на платформе накапливался народ. И вдруг среди малоразличимого люда Василий приметил женщину — хотя и не девицу, но довольно свежую. Никакой тебе радужной или зеркальной волосни, ни стереоскопического маникюра, ни колготок типа «море волнуется». Обычная такая одежонка, джинсики, курточка… Но она смотрела на него. Впервые за последние десять лет девушка (не имеющая материального интереса) обратила на него внушительную часть своего внимания. Василий мучительно подумал, то ли ему уставится на спину соседа по вагону, то ли… Короче, он отозвался взглядом. А потом заулыбался, ну и молодайка тоже. В конце концов он так разошелся, что стал изображать мента, вышагивающего в своем горшке мимо вялого, как белье, народа (мент, конечно же, этого не заметил). Девушка откровенно смехотнула. Василий еще больше расшалился.
Стал корчить рожи, показывая какое личико у омоновца под забралом. Молодка до того развеселилась, что даже приставила кулачок к своему смеющемуся рту.
Василию страшно захотелось, чтобы в тоннеле метро еще что-нибудь взорвалось или пустило ядовитую вонь, а тогда двери вагона открылись бы, ну и… О нарушении заповеди «не прелюбодействуй, а то козлом станешь» он даже не думал, а вернее не мечтал. Просто хотелось постоять рядом с теплым существом противоположного пола. Но, увы, ничто больше не взорвалось и поезд двинулся по монорельсу, напрягая электрические свои силы. А девушка хоть и не провожала его неотрывным клейким взглядом, однако посмотрела напоследок как будто даже с сожалением.
И все утро на работе Василий вспоминал этот взгляд, отчего динамическое моделирование ладилось еще меньше, чем обычно. Особенно раздражал «Джинн Хоттабыч» на стене, который как будто сверлил его буравчатыми глазками профессионального подрывника. Василий даже повесил настырного старца лицом к стене (портрет на следующий день вообще исчез со своего поста.)
Однако в этот день случались моменты, когда казалось, что все уже склеивается, надо еще только утрясти трое-четверо параметров, но потом «белый шум» в считанные секунды увеличивал их количество до двадцатитридцати и поиски алгоритма начинались снова.
К исходу рабочего дня у Василия сложилась твердая уверенность, что вся задача эта — лабудовая, то есть бессмысленная и беспощадная, что труды рук его напрасны и что фирма эта — просто бандитская «крыша», здесь отмываются какие-то бабки под прикрытием программистских работ. И что это плохо для него кончится — ведь он лишний свидетель.
Вернулся Василий домой в очень плохом расположении духа, поэтому стал пригорошнями бросать в пиво амфетаминовые «колеса». И пробрало. Кинул еще в рот сератониновый «мудогрей»[7]. Врубил погромче музон, психотронную группу «Лоботомия». А потом добавил экстраморфина, к которому старался не прикасаться со времен таежного отпуска. (Однако все же не забыл после возвращения в город посетить того лекаря-калекаря, который снабжал его «ублаготворителями» еще с военной службы — благо, добрый доктор работал в питерской военно-медицинской академии.)
Как проглотил дозу, стало нечего себе. Забылись и молодка с перрона, и подозрения по поводу фирмы, и пронзительный старичок в рамочке. Василий сейчас хотел только одного, чтобы его не стало тошнить после принятия всего этого набора. Он помял руками купленную намедни игрушку — «умный пластилин». Если ты придашь ему более или менее приемлемую форму, то дальше он уже сам поможет начинающему скульптору и дооформится. Василий собирался вылепить танк, но опять получилась девушка. И хотя пластилиновая барышня была «ню», с длинными белыми волосами (которые еще колыхались как будто на ветру), перед внутренним взором ярко возникла метрошная незнакомка. Стрижка «под пацана», легкие ножки в узких джинсиках, расстегнутая до второй пуговки кофтюля. Вот зараза, изыди, изыди.
Василий размахнулся и засандалил пластилиновой девушкой в стену. И надо же — прилипла, правда превратилась в бесформенный ком. Неудачливый программист подумал, что неплохо бы достать из шкафа «Конструктор юного сексиста», который он купил сегодня за двести баксов, но до сих пор стеснялся распаковать. Любой умелец мог при желании собрать из пластиковых деталей подобия женских гениталий, заполнить их водой и растительным маслом, воткнуть в розетку, чтобы нагрелись и зашевелились, а затем использовать извращенческим образом. Он уже было протянул руку к большой коробке, как в комнату вошла Асия Раисовна. Наверное, она постучала, но Василий из-за наушников не услышал. Впрочем, он сразу скинул их с головы и постаралась пригладить всклокоченные сальные волосы.
— Ну что с тобой творится, Вася? — ее голос был стопроцентно заботлив. — Во-первых, надо меньше курить…
Она пригасила свет, чтобы комната была менее заметна шальным снайперам и распахнула окно, за которым летели к земле толпы водяных капелек, заодно выкинула наружу неоконченную пачку сигарет.
— Во-вторых, пить и есть надо вовсе не эту гадость.
— Ну, пить пророк запретил, — криворото усмехнулся горе-программист,учитывая гарем из малолетних жен, это можно понять.
— В-третьих, не говори того, чего не понимаешь. У них был в первую очередь духовный брак.
— Ну, это само собой. И во время забав возносились духовно на воздуся… Асия Раисовна, я вам, наверное, надоел, завтра съеду, поищу комнату поближе к этой чертовой работе. Да уж, достала меня такая работенка. Обменял бы ее с удовольствием на лесоповал.
— Зря ты со мной не делишься, Вася. Я же тебя вроде и подбила на нее.
— Да вы тут ни причем. У меня личностный, совершенно экзистенциальный кризис, связанный с общей недоразвитостью.
Он поморщился, потому что подступила тошнота и голова загудела.
— Накушался, значит, Васенька. Это по-русски, — несмотря на неодобрительные слова, действия были ласковые. — Вон весь в каких-то красных черточках.
Он даже не обратил внимания на ее слова, чувствуя общую неловкость.
Она подошла к нему и запустила свои чистые пальцы в его засаленные всклокоченные волосы. Вначале кожа головы зачесалась, но ладони были мягкие, теплые и как будто успокаивающие.
Василий прикрыл глаза и открыл их, когда действительно полегчало. Перед глазами были и шея, и грудь Асии Раисовны в значительно расстегнутом халате. Немалые округлости сейчас спокойно лежали под фланелью, слегка натягивая ее в районе сосков. Зрелые выпуклости хорошо сохранившейся немолодой женщины. Зачем это, зачем?
А при повороте глазных яблок вниз были видны ее коленки, конечно, круглые и гладкие.
Василий сглотнул слюну — где-то гурьбой побежали гормоны — более того, в нижней части живота вне зависимости от сознания оживились плоть и кровь.
Ни-зя, ай-ай-яй. Она же как будто родня.
— Ну, прижми головушку, так лучше будет, — женщина как будто не чувствовала опасности момента. Или словно провоцировала ее.
Голова одним виском легла на ее грудь, рука Асии Раисовны потерла другой висок.
Лежать на теплом и пухлом было приятно, от ее ладони шла какая-то легкость вначале без эротического фактора, потом все более возбуждающая. Тяжесть уходила из мозга, глаз и жил.
Прямо перед носом была прикрытая одним слоем мягкой ткани выпуклость соска. Рука его легла на талию Асии Раисовны — так как будто было удобнее прислоняться. Халат еще больше распахнулся, щека его заелозила по голой коже во впадине между двух главных элементов бюста. Желание прислониться сочеталось с нарастающим желанием присосаться, войти, проникнуть, вклиниться, ворваться. А потом разорвать и взорвать.
