Сергей Соболев - Скриптер
Сотник некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Налил из графина в стакан воды, осушил его крупными глотками. Затем, глядя не на Авакумова, а чуть в сторону – словно хотел заново увидеть там то, о чем собирается поведать – продолжил свой рассказ.
– Я ощутил сильный толчок. Какая-то сила опрокинула меня… В первые мгновения я было подумал, что нарвался на растяжку, которую там установили боевики. Состояние было шоковое; просквозила мысль, что сработала граната, или же подорвалось СВУ… И вот я уже лечу, образно выражаясь, кверху тормашками… прямиком на тот свет!
– Но потом поняли, что это не так? Потом все ж осознали, что с вами происходит нечто необычное, нечто из ряда вон?
– Да… но не сразу. Упал я не как тренированный человек, не на бок, а завалился на спину… Знаете, – Сотник задумчиво улыбнулся, – я ощутил себя совершенно беспомощным… Не мог пошевелить ни рукой, ни ногой! Я также не способен был издать ни единого звука… к примеру, не мог позвать на помощь.
– Иными словами, вы оказались между небом и землей?
– Очень точное сравнение! Я как бы завис над земной твердью – лицом к небу и совсем близко к поверхности…
– Опишите местность… Своими словами, так, как вам она приснилась уже в этом вашем повторном сне.
– Это была речная долина, зажатая между двух горных гряд, – взгляд Сотника стал отстраненным. – Удивительное место… ничего красивее, и в то же время, необычнее этой долины с альпийскими лугами я в своей жизни не видел…
Они проговорили еще около получаса. Авакумов, закругляя разговор, вдруг поинтересовался:
– Вы в одном из докладов указали, что понимали, о чем вам кричал тот субъект, с которым вы имели уже несколько стычек кряду… Хотя и не знали, на каком именно наречии он с вами пытался… общаться, запугивая вас, назовем это так.
– Ахмед?
– Да, именно о нем речь.
– Так точно, указывал.
– Еще вы указали, что язык, на котором он бранился, не походит ни на один из языков Кавказа…
– Я не лингвист и не этнограф… И все же, как звучат языки основных кавказских народностей от нохчо до черкесов и аланов я знаю… Слышал своими ушам во время командировок.
– Я сейчас назову вам несколько слов. А вы попытайтесь перевести их максимально точно на русский… Готовы?
– Я готов.
– Busti-rapus!..
– Кладбищенский вор!.. – без запинки ответил Сотник.
– Pabulum, i Acheruntis!..
– Пища ада… То есть, некто, заслуживающий казни.
– Abi dierecte!.. di te eradicent!
– Да истребят тебя боги!.. Так говорят о тех, кому суждено быть повешенным.
– Caenum!..
Сотник замялся.
– Хм… Скажем так… нечистоты!
Авакумов задал еще несколько вопросов на том же языке. Выслушав ответные реплики молодого сотрудника, довольно покивал головой.
– Валерий Викторович, вы неплохо усвоили материал… Я также вижу, что вы пока и сами не поняли, что за наречие пополнило ваш словарный запас?
– Пока лишь смутно догадываюсь…
– Это ни что иное, как sermo vulgaris… Или же, говоря языком родных осин – народная латынь, вульгата.
– Латынь, – Сотник задумчиво посмотрел на визави. – Я так и думал. Хотя большая часть этого нового для меня языка… она, как бы это помягче сказать… далека от нормы.
– На латыни написаны многие великие произведения; на этом языке изданы великие правовые указы, на него переведена Библия… Но не будем забывать, что на простонародном латинском наречии, – Авакумов смотрел молодому сотрудники в глаза, – общались и простые люди, как римские граждане, так и италики, не имевшие до определенного времени гражданства. На нем же разговаривали иноземные торговцы, разного рода наемники и рабы… С одним из них, или же с хроном одного из них, по всей видимости, вам и довелось иметь дело.
Авакумов бросил взгляд на циферблат напольных часов, стоящих в простенке между зашторенными окнами.
– Об этом мы поговорим несколько позже. Потому что нынешней ночью, полагаю, вульгата вам будет без надобности.
– Этой ночью? – переспросил Сотник, ощутив, как по телу забегали мурашки. – Что-то готовится именно этой ночью?
– Вам интересно знать, за кем вы следили несколько дней и ночей подряд? – вопросом на вопрос ответил Авакумов. – Вы хотели бы знать, кто находился внутри синего редакционного фургона? Все передвижения которого вы столь точно и въедливо фиксировали?
Не дожидаясь ответной реакции, Хранитель веско сказал:
– Я вас познакомлю с ними, товарищ Сотник. Один из них – ваш коллега. А второго, если в том будет необходимость, вы уже этой ночью будете сопровождать – и охранять! – там и тогда, где и когда никто из нас еще не бывал.
Глава 5
Монастырская зона
Двое молодых людей и их четвероногая спутница перенеслись – или прошли – в то странное, необычное место, где состоялось фактически их первое знакомство.
Они оказались в пространстве между двумя высоченными заградительными стенами. Дэн приготовил было карту, чтобы открыть панель и выбрать – по согласованию с девушкой – какое-нибудь покойное уединенное место, где они смогут провести время до наступления «часа „Х“». Но Юлия, положив ладонь ему на плечо, сказала:
– Сначала отведи меня туда – к ней! Хочу посмотреть своими глазами…
Дэн посмотрел на девушку с сомнением.
– Не знаю, сможете ли вы туда пройти?
– Раз ты смог, значит, смогу и я… Это же элементарно, Дэн.
Девушка, присев на корточки, почесала кошку за ушком (заодно и проверила, хорошо ли, удобно ли приспособлен «ошейник»).
– Лиза, мы недолго там пробудем. Дождись нас здесь, ладно?
Логинов заметил, как в стене внутреннего периметра, пульсируя розовато-золотистым, высветился арочный проем.
– Ну что ж, пойдемте, Юлия, – прерывисто вздохнув, сказал он. – Было бы странно, и, наверное, неправильно, если бы я не показал вам… место ее временного упокоения.
Пройдя к началу центральной кладбищенской аллеи, молодые люди остановились у одной из могил. Она, как и соседняя могила, имеет временную – деревянную – ограду. Могильный холмик еще не успел осесть; усопшая была захоронена всего неделю назад. У изголовья вкопан деревянный – тоже временный – крест. В том месте, где сходятся перекладины, помещена табличка, на ней – фотография светловолосой девушки, а также – ниже – две даты: рождения и ухода из жизни. Сама могила и все пространство внутри убраны венками, корзинами с искусственными цветами; очень много живых цветов, которые за прошедшее со дня похорон время не то, что не завяли, но казались срезанными только что.
Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Дэн смотрел то на фотографию похороненной здесь девушки, то – словно сравнивая их – на ту, что стоит сейчас с другой стороны ограды.
– Ее зовут… Любовь?
– Да, – севшим голосом сказал Дэн. – Хорошо, Юлия, что вы сказали о Любе не в прошедшем, а в настоящем времени.
– Красивая девушка. Это даже по фотографии видно…
– Вы очень похожи на нее, Юлия… Она, правда, «белоснежка»… то есть, я хотел сказать, кожа у нее – белоснежная, алебастровая. А у вас ровный светло-бронзовый загар… и это вам очень идет. А вот глаза у вас с ней одного цвета – зеленые.
– Это единственное сходство?
– Нет, конечно… – Дэн продолжал разглядывать ту, кто имел полное право здесь находиться. – Вы похожи на нее, как…
– Как кто?
– Так, как будто вы ее родная сестра… Кстати, у вас есть сестра?
Поняв, что сморозил глупость, – и тем самым мог обидеть свою спутницу – Логинов чуть побледнел. Но девушка и не подумала обижаться, или как-то пенять ему за прозвучавшие только что слова.
– Конечно, есть, – Юлия странно улыбнулась. – Так ведь не бывает, милый, чтобы что-то – или кто-то – появилось на ровном месте.
– Да, тут я с вами согласен, – задумчиво сказал Логинов. – Как говорят знающие люди – Ex nihilo nihilfit…[89]
– Кроме упомянутого тобой Лукреция, нечто схожее утверждал и другой достойный муж – Марк Аврелий.[90] А именно, что из ничего не выходит ничего, так же как ничто не переходит в ничто…
– Для всего на свете, для любого действия или явления, должны иметься предпосылки и основания?..
– Так что, у меня, милый, все как у людей… – после паузы продолжила Юлия. – Имею сестру… не родную, но по линии приемных родителей. А также уйму двоюродных сестер и сестриц разного возраста. – Сказав это, она усмехнулась какой-то из своих мыслей. – Вижу, для тебя это новость? Ты представлял меня себе как-то иначе?
– Я пока очень мало что о вас знаю, Юлия…
– Не пора ли тебе перестать мне «выкать»?! Ей-богу, как не родной!..
