Чайна Мьевиль - Железный Совет
Фехкарион рождался из пустоты.
– Быстрее, – повторил Каттер.
Элементалисты отступали, прикрывая заклинателей луны. Они хлестали кнутами голема, с каждым ударом отрывая от него все новые и новые пучки света. С голема летели световые брызги. От каждого удара головы Каттера и Толстонога дергались. У обоих шла кровь. Но они заставляли голема двигаться.
О проазмах все забыли. Последний из них, с ревом проглотив двух стрелков, унес свое тело из костей и внутренностей в степь – догонять собратьев, убегающих от Дрогона и Рахула. Дрогон все шептал, но милиция прибегла к какой-то магии и больше не подчинялась ему. Враги нападали на него с кнутами и на голема тоже.
– Скорее, скорее!
Но вот ноги голема – яркие столбы – наступили на атакующих его людей, и те взорвались, переполненные светом. Лунный дух приближался, он уже протискивал в открывшуюся перед ним щель свое ледяное, пронизанное серым сиянием тело, и Каттер, увидев, какое оно огромное, чудовищно огромное, сделал рывок, и голем тоже сделал рывок и заблокировал лунную пушку, заполнив собой отверстие и продолжая проникать сквозь тело элементаля в орудие, где они с лунным духом сцепились не на жизнь, а на смерть, так что ослепительный свет – то холодный, то горячий, то серый, то белый, как магнезия, – струился из ниоткуда, точно пот.
Граждане Совета, увидев отступление проазмов, выслали вперед свою тяжелую гвардию: кактов и крупных переделанных.
– Пленников берите! – закричал кто-то, пока какты направо и налево рубили живых и полумертвых милиционеров, но тут раздался взрыв, все содрогнулось, и лунная пушка разлетелась на куски, рассыпавшись брызгами золотого и лунного света.
Милиция была повержена: ее остановили Дрогон со своими людьми и световой голем. Землю устилали тела мертвых элементалистов и многочисленных граждан Совета вперемешку с обгоревшими останками элементалей плоти и их жертв, среди которых валялись комья света, постепенно утекавшие в землю. Уцелевшие милиционеры удирали в глубь степей по скользкому следу одичавших теперь проазмов – влажных окровавленных пузырей, начавших скитаться по равнинам Рохаги.
Раненые милиционеры лежали на земле, обездвиженные пулями, чакри или светом голема. Когда подходили граждане Совета, они яростно плевались.
– Так вас и растак! – повторял один сквозь обломки своего отражающего шлема. Злость в его голосе преобладала над страхом. – Трусы гребаные, заставили нас лезть в пятно, думали, оно нас остановит? Половина нашего отряда осталась там, но мы все равно сильнее, мы догоним вас где угодно, и теперь мы знаем дорогу сквозь пятно, мы нашли ее, а вам просто повезло с этим световым представлением и проклятым шептуном. Мы знаем путь.
Его пристрелили.
Никого из уцелевших милиционеров не оставили в живых. Погибших бойцов Совета закопали где могли, кроме одной переделанной женщины, прославившейся своим посредничеством во времена Идиотизма. Совет проголосовал за то, чтобы похоронить ее на передвижном кладбище – открытой платформе, где лежали все великие граждане. Милиционеров оставили гнить на месте, кое-кто не удержался от осквернения их тел.
Когда солнце снова встало над опаленной ягами равниной, Каттер нашел Анн-Гари и других вожаков Совета. Все выглядели измученными. Дрогон, Рахул и Толстоног были с ними. Каттер и сам шатался от усталости. Он крепко обнял Дрогона и передела, который вез того на себе.
– В прошлый раз мы убежали от милиции, – сказал Толстоног. – Теперь мы ее побили. Мы им показали.
Даже Каттер, хорошо знавший, насколько случайной оказалась победа, поддался всеобщему ликованию:
– Ага. Вы победили.
– Да, мы. Ты… свет… мы вместе это сделали.
– Ну хорошо, мы. Мы это сделали.
– Мы выскочили, и все, – сказал Рахул.
Дрогон зашептал, подтверждая его слова.
– Мы заблудились. Тот тоннель или переулок привел нас прямо в центр. Мы не сразу сообразили, куда попали. Но в ту ночь столько всего случилось. Вас мы больше не видели и не слышали. Никого. Мы даже не знали, справились вы с тем тешанином или нет. Понятия не имели. Но, похоже, справились?.. Дорогу в Коллектив пришлось поискать, но, честно говоря, нам встретилось столько дыр, куда можно было сунуться. Когда мы узнали, что вы ушли, – нет, нет, я не виню тебя, сестра, вы же не знали, что мы вас ищем, – нам тоже пришлось возвращаться. Выбрались мы, значит, из города, и тут старина Дрогон исчез, а через два дня вернулся со своими друзьями.
– Нас, всадников-скитальцев, не так много, – сказал Дрогон Каттеру. – Можно всех известить. Я знаю, где их искать. И они в долгу передо мной.
– А где они сейчас?
– Большинство погибли. Другие будут здесь завтра. Эти люди – бродяги, Каттер. Скажи им «спасибо» да не пожалей монет, вот все, что им нужно.
– Мы знали, что милиция близко, – сказал Рахул. – И гнали изо всех сил.
– Вы как из-под земли выскочили.
– Мы шли охотничьими тропами. Дрогон знает их как свои пять пальцев. Мы неслись во всю прыть. В жизни не видел таких лошадей, как у этих ребят. Кстати, о тайных тропах. А где монах? Курабин. О нет… О боги. А Ори? Он тоже… Ори? О боги, боги. И…
– Элси.
– О нет. Нет. Боги мои.
– Не думал, что у вас получится, – сказал гражданам Совета Каттер. – Признаю, что ошибался. И я счастлив. Но этого мало. Я говорил вам, почему Иуда не пришел со мной… он над чем-то работает. В Коллективе. И все равно уже чертовски поздно. Слишком поздно. Он делает, что может. Выслушайте меня… Коллектив пал. Нет, заткнитесь и слушайте… Коллектив был… мечтой, но мечта кончилась. Рухнула. Если он еще существует, то это ненадолго. Остались считаные дни. Дни, понимаете? Пока Совет доберется до города, от Коллектива не останется и следа. В Нью-Кробюзоне установится военная диктатура. А что потом? Стем-Фулькер убили, и ни фига не изменилось: систему не свалишь, и не смотрите так, мне она нравится не больше, чем вам. Так что, когда вы прикатите в город со словами: «Привет, мы – ваше вдохновение, принимайте», сами понимаете, что будет. Сами знаете, что вас ждет. Каждый гребаный милиционер в Нью-Кробюзоне, все до единой военные машины, все карсисты, маги и конструкты, все шпионы и перебежчики выйдут против вас. Вас убьют на подступах к городу, и надежда, которую вы до сих пор олицетворяете, умрет вместе с вами. Слушайте. Я повторяю вам слова Иуды… Вы должны повернуть назад. Железный Совет должен повернуть назад. Или оставить поезд. Поход на Нью-Кробюзон – самоубийство. Вы умрете. Вас уничтожат. А этого не должно случиться. Это невозможно. Железный Совет должен повернуть назад.
Глава 32
– Вас уничтожат. Вы смерти хотите? Ваш долг перед миром – жить, вы нужны нам всем.
Но переубедить их, разумеется, не удалось. Они продолжали двигаться по холмистой земле, оставив следы боя позади. Каттер демонстративно ужасался тому, что они не хотят его слушать, но ничего другого не ожидал. Он изложил свои доводы, и граждане Совета ответили ему – каждый по-своему.
У одних Каттер встречал шапкозакидательство, приводившее его в ярость.
– Били мы Нью-Кробюзон раньше, побьем и теперь! – приговаривали они.
Каттер отвечал им подчеркнуто недоумевающим взглядом, зная, что они тоже знали, насколько их слова лживы и как все будет на самом деле. Они знали.
Другие подходили к делу более вдумчиво. Каттер не сразу находил что возразить.
– Кем мы станем? – говорил Толстоног. На тыльной стороне руки какта был рубец: вытравленное изображение змеи с крокодильим зубом. – Кем ты хочешь нас видеть, бандитами? Мы были свободными гражданами своей собственной республики. Ты хочешь, чтобы я забыл об этом и превратился в пустынного бродягу-головореза? Я лучше умру, сражаясь, Каттер.
– На нас лежит ответственность, Каттер, – говорила Анн-Гари.
В ее присутствии он всегда вел себя скованно. Присущий Анн-Гари пыл лишал Каттера воли – он сразу уставал и терял веру в себя, словно боясь, что против своей воли согласится с ней. Он понимал, что ревнует: никто не имел на Иуду Лёва такого влияния, как Анн-Гари.
– Мы – мечта, – говорила она. – Мечта простых людей. Все сошлось в ней, все вошло в нее. Мы вошли в нее. Мы – это она. История подталкивает нас.
«Что за тарабарщина? – думал Каттер. – О чем ты?»
– Настало время прорваться. Любой ценой. Мы должны вернуться сейчас, понимаешь?
Больше она ничего не говорила.
Друзья мастера шепота вскочили на своих коней, обычных и переделанных, и стали облачками пыли на горизонте, умчавшись кто на юг, а кто на восток. Дрогон остался. Каттер не мог понять зачем.
– Что тебе нужно от этого сброда? Ты же был в городе… ты знаешь, что нас убьют, если мы вернемся.
– Их, может, и убьют, – пожал Дрогон плечами. – Они сами знают, что делают. Кто я такой, чтобы им указывать? Они уже не могут остановиться. Раз встав на рельсы, будешь идти по ним всю жизнь. Им нельзя сворачивать.
