Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
— Были, есть и будут. Встретились две, осталась одна. У младшего. По закону. Потом сообразите.
— Любимчики?.. Стражи? Что ещё у вас сокрыто от глаз?
— Как у вас время считается?
— Ты ответь сначала, а потом задавай следующий вопрос.
— Который? Про время? Тут всё просто. Давным-давно двое влюблённых никак не могли соединиться. Как две…
— Звезды. Стартиния и Гринивелий. Жили, ручки-лучики один к другому тянули, а встретиться не могли.
— Начали они друг дружке лучиками своими весточки слать.
— Пошлёт Стартиния первой и ждёт, пока долетит её луч к любимому.
— А когда Гринивелий получает весточку, тогда и ответ шлёт не задерживая. Мы сейчас сказку рассказываем, или что?
— Быль и небыль. Легенду.
— Чтобы знать, когда ожидать весточку, придумали они время. И пошло-поехало. Когда от посылки лучика до его получения проходит время, тогда и считается оно отрезком.
— А каким, уже сами додумывайтесь.
— Что вас ещё интересует?
— Если все деревья в пустыне умрут… Не умрут! Кто это спросил? То есть, прислал?
— Не умрут, и не надейтесь. Всё, что умрёт, всё возродится. Читайте скрижали.
— Как правильно… Поклониться? Поклоняться? Поклоняться Богу? Вот мудрёно написали.
— Люди поклоняются своим отцам? А Бог и есть отец. И не нужно ему поклоняться. Уважайте.
— Любите. Верьте ему, а не в него.
— Когда сами детьми обзаведётесь, тогда и поймёте, как правильно с родителями общаться. Деточки вам наглядно продемонстрируют. Ох и больно бывает…
— Но молиться не забывайте. Не с просьбами приставайте, а славьте, как раньше язычники.
— Слава те, Господи.
— Надоело. Мне уже на рыбалку пора.
— И мне тоже.
— На этом, уважаемые слушатели, разрешите закончить сегодняшнее короткое вещание. До новых встреч в эфире.
…Ш-ш-ш.
— Всё?
— Решай сам. Стираем или сохраняем?
— Стираем, конечно. Возомнили из себя незнамо кого.
— Соединяемся, половинка?
— Соединяемся, четвертинка. Пошумим-побуяним.
— Ты про их очередной конец света?
— Вздрогнем!
— Потом снова разделимся? Они же не поймут ничего.
— Для кого-то это станет концом. Значит, не такой уж неправдой будет.
— Опять всех ввели в заблуждение?
— Не совсем. Туману подпустили, кое-где приврали, конечно. А что ты хотела? Ой, Боженька, а так правильно? А эдак верно? А сейчас я туда иду? Туда смотрю? А своя голова на что? Пусть думают, ищут, сомневаются, ошибаются, переделывают. Вот чем люди должны заниматься, а не готовые ответы получать. Пусть знают, что обращаясь к Богу, они обращаются к себе.
…Ш-ш-ш.
— Завершил, Творец?
— Завершил, Богослов. Где там, моя пазуха? Я там юрту с баранами забыл. Ха-ха-ха!
— И удочки. Удочки!.. Ха-ха-ха! Прости. Знаю, что чада твои тоже бывают баранами.
— Напомнишь о службе стражей рассказать в следующий раз.
— Не поймёт никто. Зачем Творец сам себя окорачивает? Как?
— Так и окорачивает. Нельзя же мне по нескольку раз в одном месте в одном времени находиться? Нельзя. А как себя «младшенького» надоумить не цацкаться с кем бы там ни было? А никак.
— Для этого экзамен на Бога придумал?
— Не только. Ты что же это? Не выключил ничего? Меня сейчас точно слышат несколько соседей-творцов. И ещё кое-кто.
…Ш-ш-ш.
И тут телевизор сначала зашипел, потом дёрнулся, а потом, и вовсе, взмыл к потолку комнаты и исчез.
— Д-дим-мка! — взревел я, заикаясь, и выскочил из комнаты.
— Тут я. В ванной. Обожди немного, — нашёлся, наконец, напарник.
— Твои шуточки? Где телевизор добыл? В Москву за ним летал? — замер я в коридоре и начал допытываться через дверь.
— Не мешай. Я воду таскаю.
— А к колонке ходил?
— Потом схожу. Не всё же одновременно. То нет мамки, а то сразу две на мою голову. И косичка-сестричка в придачу на красномедную сдачу, — бухтел Дмитрий, наполняя бочку.
Я погрозил двери кулаком и ушёл на кухню, собираясь схватить пару пирожков и с ними в обнимку обмозговать утренний теле-радио-морок.
Память не подвела, и перед глазами снова сидело два старичка и мирно острословили друг с другом.
«Знаменитые актёры? Почему их никогда не видел? И как они сняли на телевизор прозрачность? Нарисовали потом? Или стёрли? Запись какую-то точно стёрли», — думал я и жевал свой завтрак, сидя на стуле за раздвижным столом, не сразу заметив отсутствие хозяйки в квартире.
— Лопает уже, — возмутился юный водолей и прервал мои раздумья.
— На рыбалку захотел?
— На кой она мне? Я и не умею. Сегодня что, на Кубань махнём? — разразился он вопросами.
— Ты же сказал, что на судака.
— Таких не знаю. Усач, голавль, сом, пескарь, плотва. Что ещё? Карась, сазан, рак, — пересчитал он по пальцам всё, о чём знал.
— Я сам никогда судаков не ловил. Так что, не мути родники. Говори, что знаешь про телевизоры? — снова пристал я к недомерку.
— Ящик такой со стеклянным окошком, в который Москву видно. Всех, кто там кривляется и над нами издевается. Ещё новости в нём рассказывают. На следующий год такой в Екатеринодаре включат. Или продадут?.. Или продали, а потом включат?.. А давай лучше за раками. Махнём туда и обратно. Я с миром договорюсь. Пол ведёрка, и домой. Сварим. Добавим укроп, лавровый лист, соль.
— А по шее? Что ещё тебе добавить? Сам всё ловить должен. Так ты телевизор в комнате не видел? — прервал я рыбацкие страдания и напомнил о главном.
— Нет.
— Я же тебя звал, и ты мне про него говорил. Мол, кто-то его для тебя, то есть, для меня принёс. Вспомни. Ты ещё на рыбалку собирался, — перешёл я на крик.
— Не помню такого. А на речку съездить можно. С папкой последний раз там был. Рыбу потом кушал и сказки слушал. Не про телевизоры, а про… — неожиданно умолк сиротка и всхлипнул, должно быть, вспомнил отца и его сказки, его рыбалку и уху, или жареную рыбу, или ещё что-нибудь из недавнего детства.
— С телевизорами разобрались. Всё что видел – фальшивка. Морок среди бела дня. Стереть всё из памяти и работать дальше, — начал уговаривать себя забыть наваждение с телевизором и прозрачными дедушками.
Димка успокоился. Мы позавтракали. Я вымыл посуду, переоделся в старые вещи, в которых бродил целыми днями, борясь с бедою
