Роман Тус - Звериный футбол
— Можно? — тихо прошла и села на свободное место Лидия Алексеевна. Ой я про нее забыл, хотя она всегда так приходит и уходит.
— Садитесь конечно. Рады вас видеть.
— Ну что начинаем — сказал я. Застучали ложки и вилки. Деловито сопела правая половина стола под руководством Петра.
— Не буду я отраву энту. Ибо господь зело осчерчает, не увидев в душе маей агнца — привычно закрыл рукой свою рюмку Пётр. Все блин со второй начнёт. Ночка будет, закачаешься.
— Террариум мать их, все в сборе — тихо произнес Марио.
— Что вы сказали?
— Раки говорю передайте те, они с моря.
— Ой, а мне другое послышалось.
— Чтобы все — дружно продолжили разговор дядя Коля и Иван Савелович, опрокинув невесть как уже налитые стаканы. Эти товарищи и Пётр пьют из стаканов. Правда для начала Петру я ставлю и рюмку, дабы мог он вещать некоторое время о грехах человеческих.
— Сидим непотребно. Да снизошло благословленье, аки свет распахнул очи мои на этих аспидов двух со стаканами. Нельзя оставить их во греху одних, ибо помощь брату своему окупается сторицей, сгинь нечистая. Нацеди ка и мне слепец чарку — обратился Пётр к Косте.
— Это он кого слепцом называет?
— А аспиды энто кто — наливая по второй деловито поинтересовался Николай, оглядывая комнату в поисках увесистых предметов. Драка будет точно, я их знаю.
Рука Марии Петровны незаметно для остальных потянулась и легла на брюки Константина закрыв его, как он сам думает большой, предмет гордости. Костя жалостно посмотрел на меня, ища защиты и помощи. А Маша то не промах, тянет её видимо к каличам переходящим. Поскольку в данной компании глаз больше положить было некуда, ибо все новоприбывшие на дух друг друга не переносили, выбор был небольшим. Или Пётр с Колей и Иваном Савеловичем или Костя.
Последний немного выигрывал в сравнении с первыми и можно было даже гипотетически предположить, что он сможет и в постели что–то, виртуально. Таким образом Мария Петровна действовала логично и абсолютно верно. Попался Константин, а судя по одежде заведующей, в лучшем случае его ждет порка. В худшем случае всякие там куни, золотые дожди и ботинки хозяйки. «Только он не вернулся из боя».
— А давайте еще по одной за гостеприимных хозяев этого дома — нашелся Константин, испуганно хватая стопку с водкой и стремительно опрокидывая её в себя, тут же при этом наливая новую. Ага боится тетеньки собака, будет знать как мой галстук поносить.
— Сие творите в Мое воспоминание, абы завтра не забудьте лик мой и не отверните глаза свои от соседа вашего, примите, обогрейте и напоите, — всё конец правой половине стола, решили уйти в штопор. Во как старец наяривает.
В этот момент раздался стук в дверь. Пришлось идти открывать. На пороге в отменном синем костюме стоял почтальон с толстой сумкой на ремне, как в знаменитом стихе.
— Лидия Алексеевна тут? Ей телеграмма — заявил почтальон и его будёновские усы зашевелились.
— Все здесь ик, и прокурор тоже. Заходите, присаживайтесь. Ничего страшного. Дайте ему тарелку и стакан.
При виде «почтальона» американцы скорчили очередную рожицу. Марио нахмурился. Мария Петровна прижалась к Косте, а Равшан с Генри вообще перестали есть, уставившись на гостя.
Почтальонов я смотрю тут тоже не любят. Впрочем сам «Будёнов» при виде указанных лиц, тоже не выказал явной радости. Быстро уткнулся в тарелку что–то бормоча под нос по поводу, что и эти тоже здесь. О чём это он или о ком…
— Предашь меня? Вижу по зенкам твоим лукавым, что продашь за тридцать серебренников. Отвечай — схватив Костю за руку, вещал Пётр. — Говори мне так, — не я ли Равви, — повтори.
— Это вы мне Ик, не я ли ралли.
— Не ралли, а Равви.
— А кто это. Равви, где Равви, женщина уберите руки я вас боюсь — наливая очередную рюмку бубнил Константин.
— На занюхни хлебушком — протянул Пётр кусок хлеба, густо посыпанного солью, Косте. Последний, снова выпив без тоста, занюхал хлебушком.
— А взял! — возопил Пётр. — Что делаешь, делай скорее. Идите продайте меня дети. Уж не долго мне быть с вами — обвел застолье мутным взглядом Пётр и опять остановился на Марии Петровне и Константине.
— Заповедь новую даю вам. Да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Соблазнитесь вы в эту ночь. Говори бесов сучок, что никогда не соблазнишься — воткнул перст в Костю Пётр.
— Я никогда, она сама пристает, что делать не знаю? Налейте кто сколько может.
— Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде чем пропоет петух, ты трижды отречешься от меня и скажешь, что не знаешь меня. Давай выпьем на брудершафт.
— Саша, ик, что они от меня хотят.
— Это ты утром узнаешь. Вы Мария Петровна следите за ним, а то его в апостолы насильственно вербуют.
— Обязательно — попутно пнув почтальона, облизнулась заведующая и прижалась аппетитной грудью к Константину.
— Масло картину портить может нет. Природа божество красоты веранды представляет… А я говорю может нет.
— Дык где красота скажи ему Савелыч! Под гору надо идти на ту сторону, там в лесу лепота. Только ты басурманин водки, али самогонки возьми, а то не поведу.
— Ежели б не звери эти, как черти носятся. Только понимаешь спустился вчера огурцы посмотреть, поднес ко рту, всё разлили аспиды эти…
— Дак можно и показать нехристю этому картины настоящие. Только скажи ему чтоб поболе бутыль брал, огурцы с меня.
— А ты пойдешь с нами? И девицу свою захвати. Закусь будете тащить.
— С какой, ик, девицей.
— Ну вон к тебе Машка льнёт.
— Это, ик, не моя. Она сама. А я это, налейте что ли.
— А вы собственно откуда будете, таджик али из другой какой местности.
— Таджика я, моя работать приехала, плов делать, шашлык, баба Лида…
— За сборную России и Андрея Аршавина, долой испанцев — вскочил раскрасневшийся Фредрик и незаметно плюнул в стакан с чаем доктору. Все дружно выпили, а кто–то с Машкой на плече и два раза.
— Ты приходи ко мне ежели что надо — ласково обнимала Равшана Лидия Алексеевна. Все усиленно налегали на спиртное, только доктор пил чай.
— А что это ты не пьешь, брезгуешь с нами холопами выпить — приподнялся Николай, подхватывая табуретку. Генри, не обращая внимания, продолжил пить чай.
— Так ну ка брейк. А действительно, тут как бы это не принято, вон даже Равшан пригубил.
— У меня язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки. Могу только чай пить и есть нежирное что–нибудь.
— Тьфу дантист одним словом.
— Чего у него там с кишками, я ничего не понял. Савелыч ты понял кого он там послал.
— Аааа, болеет. Не наш человек, городской. Я когда болею, завсегда принимаю по двести и к ночи как огурчик. Наливай француз чего сидишь.
— Итальянец я, Римом столица зовется люблю которую.
— Вот я и говорю наливай немец давай. Время водки пришло.
— Да не смущается сердце ваше, веруешь в Бога Отца и в Сына Божия? Скажи нехристь? Веруешь!
— Верую — промычал Константин, уже обращенный в последователи и преданно смотря поверх Марии Петровны на Петра.
— Я умолю господа, и Он даст вам другого утешителя, духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит его и не знает его. А вы знаете его, потому что он с вами пребывает и в вас будет. Наливай и в нас будет это. Машка наливай, чего сидишь отродье бесово.
— Ох хорошо пошла — держась за стол поведал громко Пётр.
— Еще немного и мир уже не увидит меня, а вы увидите меня, потому что я живу, и вы будете жить, потому что вы сначала со мною.
Хм думаю еще бутылки две и увидим его под столом вместе с последователем его. Того вон какая тетенька из немецкого фильма обнимает, а он закладывает за воротник каждые две минуты с архиереем этим. Вот, что значит опыта нет, упустит ведь заведующую, а утром причитать будет.
— Много зла и бед придется вам вытерпеть за это. В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь. Я победил это зло — допив бутылку, выкинул её на пол Пётр.
— Вон ту передайте нам с последователем моим. Машка не мешайся, прокляну!
— Дай я тебя облобызаю предатель — полез целоваться, со смотрящим в другую сторону, Константином наш проповедник…
— Не вы ли недавно пошалили в одной Нью — Йорской церкви господин Равшанчик.
— Пейте свой чай и не забудьте про «файф о клок» мистер Генри.
— Передайте еще свёклы Равшанчик, какое вы себе имя выбрали подходящее, там бы и оставались, а то мало ли чего.
— А вы мадам Лиза за своим бедолагой смотрите, а то потом опять его лечить в клинике будете.
— Все уроды в сборе. Будете лезть ко мне в тарелку я вам вилкой глаз выколю.
— Вы можете себе вилку сами знаете куда вставить.
— Девочки не ссорьтесь. Есть предложение собраться всем вместе и обсудить по хорошему.
