Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения

— Портрет на память, — снисходительно пояснил гном, опустив до боли знакомый мобильник. Полюбовался картинкой на сенсорном экране; с будничностью того, кто знаком с подобной техникой всю свою жизнь, заблокировал смартфон и сунул в карман. — Вы с ней хорошо смотритесь.

Ева удержалась от желания попросить у него гаджет на пару дней. Для изучения магических методов починки — едва ли в мире гномов располагался аналог Савеловского рынка, где торговали сменными аккумуляторами.

— Так вы, — лишь робко уточнила она, — смогли его…

— Мы недаром считаемся лучшими мастерами всех миров. — Гном бесстрастно отступил к двери. — Удачи.

Миг, который он отворачивался к каменной арке, для Евы растянулся тянучкой мучительных колебаний.

— Неужели просто за то, что я проявила честность?

Вопрос полетел в бархатную спину обитателя Потусторонья, вынудив его замереть в шаге от медленно бледнеющего прохода.

— Она и правда живая. Я не вправе ее неволить. — Гном не смотрел на нее, но в словах Еве почудилось странное сочувствие. — Она привязалась к тебе. Она заинтересована в твоей безопасности. И она тебе еще пригодится.

Дверь истаяла в пустоте, стоило гному исчезнуть в мареве за порогом. Оставив Еву наедине с зимним лесом, белесым полумраком и тишиной, хрустевшей чьими-то тихими шагами по снегу.

— Странная щедрость, — прокомментировал Герберт, подойдя к ней.

— Ты все слышал?

— Почти.

— И что думаешь?

Некромант посмотрел на следы, оставленные гномом на льдистой белизне.

— Думаю, что жизнь долгая, и волшебный клинок любому человеку в ней может еще как пригодиться. — Приобняв ее за плечи, Герберт мягко повел Еву назад, к ручью в низине и телепорту в столицу. — Не бери в голову.

Ева кивнула. Не хотела портить редкий вечер, что они могли провести вместе, страхами и домыслами. Но она достаточно хорошо знала Гербеуэрта тир Рейоля, чтобы понять: он-то в голову взял все. Еще как.

…«она тебе еще пригодится»…

Недавние слова Мэта, вторящие этому предсказанию, зловещим эхом прозвучали в ушах — и Еву пробрал холод, никак не связанный с морозом.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 20.07:

— …лиоретта?

Вернувшись мыслями из заснеженного леса в дворцовый зал, убранный цветами и шелком, Ева сфокусировалась на том, кто сейчас к ней обращался.

— Раз я здесь не единственный, кто не заинтересован в десерте, — невозмутимо проговорил господин Дэйлион, — хотел пригласить вас подышать свежим воздухом. Духота здесь жуткая.

Она посмотрела на Миракла, сидевшего во главе стола — Ева устроилась по его левую руку. Очень хотела посмотреть на Герберта, сидевшего по правую, но вовремя вспомнила, что разрешения ей положено спрашивать не у него.

Дождавшись от свежеиспеченного короля лаконичного кивка, позволила убийце учтиво отодвинуть свой стул и, приняв руку в черной перчатке, прошествовала к выходу.

— Удивлен, что вы согласились, — хмыкнул мужчина, когда они миновали лакеев и дежурных гвардейцев, а Евина юбка зашелестела по розовому мрамору галереи, ведущей к зимнему саду.

— Мы удалились слишком открыто, чтобы это могло вызвать кривотолки, — пояснила Ева сквозь зубы, скрытые очаровательнейшей из улыбок. — К тому же я не отказалась бы прояснить некоторые моменты.

— К вашим услугам.

— Нет, ваши услуги мне точно не потребуются.

Господин Дэйлион лишь посмеялся. Коротко, грубовато — его голос, щекочущий нервы вкрадчивой хрипотцой, всегда звучало грубовато, — но добродушно.

Удивительно добродушно для убийцы.

Оттягивая момента откровения, Ева смотрела на оконные витражи, расцвечивавшие кремовую стену. В цветном стекле запечатлели картины из жизни великого основателя династии Тибелей, но темнокудрый юноша на витражах, остро напоминавший Миракла, никак не ассоциировался у Евы с тем самым великим Берндеттом, сумевшим призвать саму Смерть.

Вернее, самого.

— Совсем мальчишка здесь, — безошибочно угадав ее мысли, с отеческой снисходительностью заметил господин Дэйлион. Скучающим взглядом скользнул по стеклянному рисунку — на нем крылатого Берндетта осеняло белое сияние, которое Ева узнала даже на витраже. — По магическим меркам в тот день он только из пеленок вылез. Говорят, даже на свои тридцать не выглядел. А уж если тир Гербеуэрту удастся провернуть свое дельце… В двадцать три для старичков из Ковена ты вообще младенец, пускающий пузыри.

Евины шаги сбились с того размеренного ритма, что отбивали по мрамору ее невысокие каблучки.

— Какое дельце? — как можно небрежнее спросила она.

— Бросьте, лиоретта. Уж вы-то знаете получше меня. — Убийца не смотрел на нее, но даже голос его заставил Еву ощутить себя ребенком. Ребенком, который категорически отрицает свою причастность к пропаже конфет, припасенных к приходу гостей, неловко пряча за спину измазанные шоколадом руки. — Слух в высших кругах гуляет уже с месяц.

Может просто блефовать. Прощупывать почву, подумала Ева, притормаживая напротив очередного витража. Насколько она поняла, подготовка к ритуалу проходила в обстановке строжайшей секретности. Ни Герберт, ни Айрес не собирались афишировать грядущий подвиг — мало ли что могло пойти не так.

— Уэрт не из тех, кто болтает о своих планах, — туманно откликнулась она, не раскрывая карты раньше времени.

— Зато его наставница вполне может. Особенно если это в ее интересах.

— Зачем бы это Айрес?

Глядя в окно, по которому разливалось белое сияние хрустальных люстр, господин Дэйлион заложил руки за спину: Ева отняла свою уже давно.

— Свернуть назад, пока никто не знает, что ты вообще собирался шагать по этой дорожке — одно. Свернуть назад, признав перед всеми собственную трусость — другое. Особенно когда помимо такого таланта боги отвесили тебе такого гонору. — Слова звучали абсолютно равнодушно, без намека на оскорбление. — Учитывая, что призыв Жнеца был едва ли не последним способом удержать на голове лиоры Тибель падающую корону…

Сучка, без всяких угрызений совести выругалась Ева про себя. Играть на слабостях, прекрасно тебе известных, отрезать все пути отступления, заставлять родного племянника рисковать жизнью, чтобы ты могла усидеть на троне…

Любящая тетушка, ничего не скажешь.

Учитывая события последних недель, они с Гербертом давно не поднимали тему ритуала. Ева даже подзабыла о нем, если честно.

А, может, просто надеялась, что это Герберт о нем подзабыл.

— Тогда логичнее было бы объявить это во всеуслышание, разве нет?

— Вряд ли бы наследнику это понравилось. Вот украдкой пустить слух, который вполне могла пустить и не она — совсем другое дело. — Лицо, рубленый профиль которого даже Еве внушал нечто вроде суеверного уважения, чуть повернулось в ее сторону. — О ритуале знал кое-кто еще, кроме королевы и ее племянников… правда, он не особо любил болтать с придворными сплетниками.

Понять, о ком речь, было нетрудно.

Думать о Кейлусе Еве хотелось еще меньше, чем о самоубийственной затее Герберта. Так что она старательно уставилась на витраж напротив.

— Не припомню в житии Берндетта такого эпизода, — сказала она. На картине, сложенной холодными стекляшками, коленопреклоненный двойник Миракла — в белом, как везде — держал на руках юношу в черном.

Судя по крови, пятнающей мантию основателя династии и одежду незнакомца, и общему сходству витража со скорбящей Мадонной Микеланджело, объятия были отнюдь не любовными.

— Странно, юные особы его обожают… хотя да, вы ж в нашей стране чужая. С вашей дрессировкой и забыть немудрено. — Укол Ева решила простить. Хотя бы за то, что господин Дэйлион великодушно повелся на ее неловкий перевод темы. — Это Гансер. Ближайший сподвижник и лучший друг старины Берндетта. Университеты тогда еще не построили, так что они учились у одного учителя. По старинке.

— Он умер?

— В точку.

— Почему?

— Берндетт убил его.

Ева потрясенно воззрилась на линии, складывавшие печальное лицо Берндетта Тибеля, и облако золотых осколков, обрамлявших лик мертвого юноши.