Терри Пратчетт - Опочтарение

— Ты не обманул никого, кроме себя, — сказал мисс Добросерд и взяла его за руку.

Мокрист… стряхни ее руку, беги из здания, беги из города, вернись к прежней жизни, или жизням, всегда двигайся, продавай стекло за бриллианты, но каким-то образом так все обернулось, что это не сработает, талант утерян, веселье исчезло, даже карты перестали слушаться его, деньги ушли, и даже зима в безымянном отеле в трущобах, повернувшись лицом у стене…

И тут появился ангел.

— Что случилось? — спросила мисс Добросерд.

Может, ты получил второй шанс…

— Так, мысль одна, — ответил Мокрист.

Он позволил разгореться золотому сиянию. Он обманул их, даже в этом. Но была и светлая сторона: он мог продолжать, он не мог остановиться. Все что ему оставалось, это напоминать себе каждые несколько месяцев, что он может бросить все в любой момент. Он мог, но никогда не сделает этого. И здесь была мисс Добросерд, без сигареты во рту, всего в футе от него. Он склонился к ней…

Позади них раздался громкий кашель. Это оказался мистер Грош, державший в руках большую коробку.

— Извините, что прерываю вас, сэр, но это только что принесли для вас, — сказал он и неодобрительно шмыгнул носом, — курьер, не из наших. Я подумал, лучше сразу отнести ее вам, потому что там внутри что-то шевелится…

Так оно и было. И отверстия для воздуха, заметил Мокрист. Он открывал крышку очень осторожно, и поэтому успел отдернуть пальцы как раз вовремя.

— Двенадцать с половиной процентов! Двенадцать с половиной процентов! — закричал какаду и вспорхнул на шляпу Гроша.

Внутри не было никакой записки, и никаких надписей на коробке, за исключением адреса.

— Зачем кому-то посылать вам попугая? — спросил Грош, не рискуя поднять руку в пределы досягаемости кривого клюва.

— Это же попугай Позолота, верно? — заметила мисс Добросерд, — он подарил тебе птицу?

Мокрист улыбнулся.

— Да, похоже на то. Пиастры124!

— Двенадцать с половиной процентов! — снова завопил какаду.

— Заберите его, мистер Грош, ладно? — попросил Мокрист, — научите его говорить… говорить…

— «Доверьтесь мне»? — подсказала мисс Добросерд.

— Отлично! — обрадовался Мокрист, — да, так и сделайте, мистер Грош.

Когда Грош удалился, с попугаем, счастливо устроившимся у него на плече, Мокрист снова повернулся к женщине.

— А завтра, — сказал он, — я наверняка верну наши люстры!

— Что? — рассмеялась мисс Добросерд, — да здесь и крыши-то почти не осталось!

— Люстры важнее, начнем с них. Доверься мне! А потом, кто знает? Может быть, я даже смогу разыскать полированный прилавок! Нет пределов возможному!

И тут откуда-то из-под потолка наполненного суетой главного зала посыпались белые перья. Это могли быть перья ангела, хотя, скорее всего, они были просто перьями голубя, которого где-то на балке потрошил ястреб. Но, так или иначе, важно то, что они появились вовремя. Вопрос стиля.

Иногда правда открывается, если сложить вместе кучу мелкой лжи, а потом проанализировать все что известно.

Лорд Витинари стоял наверху лестницы, ведущий в Главный зал его дворца и смотрел на своих клерков. Для этого Конклюдиума понадобилось занять весь огромный зал.

Повсюду на полу виднелись нарисованные мелом фигуры — квадраты, круги, треугольники. Внутри них аккуратными стопками опасно высоко громоздились бумаги и гроссбухи. А еще здесь были клерки. Некоторые работали внутри начерченных мелом фигур, другие же бесшумно перемещались между ними, важно неся в руках бумаги, как священные дары. Периодически появлялись клерки и стражники с новыми грудами папок и гроссбухов, которые торжественно принимались, оценивались и добавлялись к соответствующей стопке.

Повсюду щелкали счеты. Клерки сновали туда и сюда. Иногда они встречались в каком-нибудь треугольнике, и, склонив головы, тихо что-то обсуждали. В результате они отправлялись в новых направлениях, или, что происходило все чаще по мере того, как тянулась ночь, отходили в сторонку и рисовали на полу новую фигуру, которая немедленно начинала заполняться бумагами. Иногда фигура пустела, и ее стирали, а бумаги распределяли между другими фигурами на полу.

Ни один магический круг, ни одна мистическая мандала никогда не рисовались с такой болезненной тщательностью, как эти фигуры. Действо продолжалось час за часом, с терпением, которое поначалу внушало ужас, а потом скуку. Это была война клерков, которые разоряют врага при помощи папок с бумагами и колонок цифр. Мокрист умел читать слова, которых нет, а клерки умели находить цифры, которых нет; цифры, которые есть, но неправильные; и, наконец, цифры, которые без нужды повторяются дважды. Они не спешили. Отскреби ложь, и появится правда, голая и смущенная, и негде ей будет скрыться.

В три часа утра в спешке и в слезах прибыл мистер Сырборо, чтобы узнать, что его банк был не более чем пустая оболочка из бумаг. Он привел с собой своих собственных клерков, одетых в ночные сорочки, наспех заправленные в штаны, которые опустились на колени рядом с клерками Витинари и разложили на полу еще больше бумаг, перепроверяя цифры в отчаянной надежде, что если посмотреть на них достаточно пристально, результат получится другой.

А потом появилась Стража и доставила маленькую красную тетрадь, и ее положили в отдельный круг, в окрестностях которого быстро выросла целая паутина новых линий…

Перед самым рассветом прибыли мрачные люди. Они были старше, толще и лучше прочих — но не напоказ, они никогда не одевались крикливо — и они двигались со степенностью больших денежных мешков. Это были тоже финансисты, более богатые, чем короли (хотя короли-то частенько бедны, как церковные мыши), но мало кто за пределами узкого круга знал их и мало кто узнал бы, встретив на улице. Они поговорили с мистером Сырборо тихо, как с человеком, понесшим тяжкую утрату, потом поговорили друг с другом, потом золотые ручки запорхали над аккуратными маленькими блокнотами, заставляя цифры танцевать и прыгать сквозь обручи. Затем решение было принято и скреплено рукопожатием, которое в этом узком кругу значило бесконечно больше, чем любой письменный договор. Первый камешек лавины не упал. Основы мира перестали трястись. Кредитный Банк откроется этим утром, и когда он откроется, счета будут оплачены, зарплаты выданы, город не пострадает.

С помощью золота они спасли город гораздо эффективнее, чем какой-нибудь герой с помощью стали. Хотя, по правде говоря, это было даже не золото, а скорее обещание золота, фантазия о золоте, чудесная мечта о том, что золото лежит где-то рядом, на том конце радуги, и будет и дальше там лежать, при том условии, естественно, что вам не взбредет в голову пойти туда и взглянуть на него лично.

Все это известно под названием Финансы.

Возвращаясь домой к своему незамысловатому завтраку, один из этих людей заглянул на минутку в Гильдию Убийц, просто чтобы засвидетельствовать почтение своему старинному другу лорду Низзу125, в ходе визита текущие события были затронуты лишь вскользь. И с этого момента Взяткер Позолот, куда бы он не направился, стал самым большим страховым риском в мире. Люди, стерегущие радугу, терпеть не могут тех, кто заслоняет солнце.

Эпилог

У человека, сидевшего в кресле, не было длинных волос или повязки на глазу. Не было у него и бороды, точнее говоря, у него не было намерения носить бороду. Но он явно не брился несколько дней.

Человек застонал.

— А, мистер Позолот, — сказал Витинари, поднимая взгляд от игровой доски, — вижу, вы проснулись. Извините за способ, каким вас сюда доставили, но некоторые весьма богатые люди желают видеть вас мертвым, и я подумал, что неплохо будет повидать вас прежде, чем это сделают они.

— Не понимаю, о ком вы говорите, — ответил человек, — меня зовут Рэндольф Стипплер, и у меня есть документы…

— И очень хорошие документы, мистер Позолот. Но довольно об этом. Теперь я желаю поговорить с вами об ангелах.

Взяткер Позолот, изредка морщась от болей, вызванных трехдневным путешествием на плече голема, со все возрастающим удивлением слушал ангельские теории лорда Витинари.

— …что я хотел предложить, мистер Позолот. Королевскому Монетному двору требуется совершенно новый подход в управлении. Честно говоря, он уже фактически умирает, потому что представляет собой вовсе не то, что нам нужно в Столетии Анчоуса. Но и тут можно кое-что предпринять. В последние месяцы знаменитые марки мистера Губвига стали второй валютой в городе. Такие легкие, такие удобные, их даже можно по почте отправить! Поразительно, мистер Позолот. Наконец-то люди готовы расстаться с идеей, что деньги обязательно должны блестеть. Знаете ли вы, что однопенсовая марка в среднем около двадцати раз переходит из рук в руки, прежде чем будет наклеена на конверт и погашена? Монетному двору нужен человек, который понимает, что валюта это не более чем мечта. Вам будет положена зарплата и, насколько мне известно, шляпа.