Александр Клыгин - The Y-files

— Можешь мне не рассказывать, я понимаю ситуацию. Да и сэр Эльдорадо, наверняка, понимает. Просто… за все эти века ни разу не было такого, чтобы он кого-то простил. Он не умеет прощать и не желает этому учиться. Поэтому он никогда не позволит тебе объясниться…

— Так, Абдурахман, ты что, совсем обалдел? — спросил Эльдорадо. — Вот гады, а? Все же нашли способ передать мне сообщение Зоркого Глаза! Даже слушать не желаю! Он чуть меня не убил, даже хуже — оставил умирать, безо всякой надежды. Я понимаю, что он не хотел, чтобы так вышло. Но он знал, на что шел. И, думаю, он даже втайне надеялся, что я там умру, чтобы ему было не перед кем оправдываться. Да вот все пошло не так. Я выжил каким-то невероятным образом, порубил в капусту легионы темных сил и, вернувшись, предъявил счета помощникам и предателям.

— Ну, ты бы мог побыть милосердным шефом, — рассмеялся Альф. — Например, вызвать к себе Зоркого Глаза, выпить с ним, похлопать по плечу, сказать: «ты, мол, хороший парень». И все.

— Да неужели? — удивился Эльдорадо. — Я считаю, что я и так проявил к нему снисхождение. Парень живет в Калифорнии и мирно режет морковку вместо того, чтобы жариться на астральной сковороде в моих лучших пыточных камерах нижнего астрала. Ну, а то, что я ему заблокировал карьерный рост… блин, а чего вы хотите? Если он вдруг кого-нибудь другого так же кинет в ходе важной операции? Я не могу моими людьми рисковать.

— То есть, ты не испытываешь к нему ненависти? — спросил Эль-Абдурахман.

— Я к нему не испытываю никаких эмоций, — сказал Эльдорадо. — Те, кого я ненавидел, обречены много жизней подряд воевать на Ближнем Востоке — не важно, на чьей стороне. А Зоркому Глазу я оборудовал персональный рай. У него свой дом, жена, дети, любимое дело. Он может спокойно беседовать с помидорами хоть до скончания времен. Блин, если бы у меня был выбор, я бы согласился на такую спокойную жизнь. А этот парень живет в раю и имеет наглость жаловаться!

— Хорошо, я ему так и передам, — сказал Эль-Абдурахман.

— И не вздумай говорить ему, что я его не ненавижу! — воскликнул Эльдорадо. — Должна же быть в его бочке меда хоть одна ложка дегтя.

File Folder 3. «Агент Малдер»

File 1. «Агент Малдер и Ум»

Истина где-то рядом

Исподтишка, косым взглядом

На нас смотрит… видит все…

Молчит… сволочь!

Агент Малдер уже довольно долго брел вдоль набережной. Было темно, и рядом шел человек, одетый в длинный черный плащ и широкополую шляпу. Агент Малдер не мог рассмотреть лицо незнакомца, да и не хотел. Потому что было куда интереснее слушать этого странного человека.

— Знаете ли вы, агент Малдер, кто на самом деле скрывает от людей то, что вы обычно называете «истиной»?

— Правительство? Инопланетяне? Мировая масонская закулиса? — предположил агент Малдер.

Прошло какое-то время, прежде чем его собеседник перестал смеяться.

— Ну что вы, Малдер, — заговорил, наконец, человек в черном. — Детский лепет какой-то, в самом деле. Нет, все гораздо проще. А в известном смысле, сложнее.

— И кто же тогда? — спросил Малдер. — Кто же так успешно скрывает от людей всю правду о жизни?

— Ох, — вздохнул человек в черном. — Вот так вот сразу и не объяснишь. То есть, конечно, можно, но… Придется по порядку.

— Ладно, давайте по порядку, — кивнул Малдер. — Я никуда не спешу.

— Малдер, вы смотрели фильм «Револьвер» Гая Ричи? — спросил незнакомец.

— Смотрел недавно, — кивнул Малдер. — Я не все понял, но фильм интересный.

— Очень интересный, — согласился собеседник. — Честно говоря, я от старика Ричи ничего такого не ожидал. Он меня очень сильно удивил.

— Правда? — спросил Малдер. — И что же там такого особенного?

— Помните, в фильме был такой главный злодей по имени Сэм Голд? И его все боялись? Помните?

— Помню, — кивнул Малдер.

— А в конце главному герою сказали, что Сэм Голд — это просто его внутренний голос, всю жизнь указывавший этому самому герою, как себя вести и что делать, — продолжил незнакомец в черном.

— Ну, и что вы хотите сказать? — спросил агент Малдер. — Что мы сами себя обманываем?

— Почти, — кивнул собеседник. — Но — не совсем. То, что вы называете «истиной», люди просто не видят. И это происходит из-за… скажем так, ложных предустановок сознания.

— Чего? — спросил Малдер.

— Современные дзен-буддисты называют это Умом, — объяснил собеседник. — Термин, в принципе, правильный, хотя недостаточно точный. Правда, современные дзен-буддисты вроде меня чихать хотели на точность формулировок, но… когда приходится иметь дело с острым умом вроде вашего или моего, приходится затачивать и формулировки. Ибо заточенный Ум так просто не взломаешь. Вот с Джоном Дебри все намного проще — показали ему Царство Тьмы и Царство Света, показали, что смерти нет — он и просветлился. А определенным людям простейшей демонстрации бывает мало.

— Это как понимать? — спросил Малдер.

— Ну, уж вы-то знаете, Малдер, как много на свете людей, твердящих на разные лады одну фразу: «Я просто не могу в это поверить!». Такие люди, даже увидев перед собой зеленого инопланетянина, приняли бы его за эмигранта из арабских стран.

— Это точно, — вздохнул Малдер.

— Вы, дорогой мой Малдер, конечно, куда более продвинутый человек, — судя по интонации, собеседник слегка улыбнулся. — Но и вы попали в своеобразную ловушку. Вы верите в существование многих невероятных вещей, потому что вы их сами видели. Вы многое повидали и многое пережили и не можете всего этого отрицать.

— И в этом моя проблема? — спросил Малдер.

— Нет, ваша проблема в том, что вы отчаянно пытаетесь убедить в этом других, — снова улыбнулся собеседник. — Да и в этом, на самом деле, нет никакой проблемы, просто вы не с того края заходите. Да, знаю, я когда-то тоже пытался. Давно, правда. Потерпел сокрушительное фиаско. И теперь действую другими методами.

— И каким же методом вы бы воспользовались, чтобы открыть глаза людям? — спросил Малдер.

— Ну… — собеседник задумался. — Можно, например, так. Допустим, я бы написал повесть. И начал бы с совершенно идиотского названия — чтобы все безнадежно прозябающие под властью Сэма Голда шарахались уже от одного названия. Такая повесть могла бы называться, например, «Приключения Джона Дебри».

— Интересная мысль, — кивнул Малдер.

— Эта повесть началась бы с пары-тройки идиотски смешных и совершенно нелогичных историй, точно отражающих жизнь, — продолжал собеседник. — Чтобы уже где-нибудь к десятой странице ее бросили читать люди не самые безнадежные, но почти безнадежные.

— А что было бы дальше? — спросил Малдер.

— Сейчас увидите, — кивнул собеседник. — Итак, мистер Малдер, дальше я взломаю ваш Ум. Предупреждаю: всякое сопротивление бесполезно.

— Ну, попробуйте, — усмехнулся Малдер.

Собеседник достал из кармана чайную ложку и согнул ее взглядом.

— Ложки нет! — торжественно заявил он.

— Бесполезно, — сказал Малдер. — Я смотрел «Матрицу».

— А вы поняли, что это значит? — спросил собеседник.

— Это значит, что продюсер фильма нашел деньги на спецэффекты, — улыбнулся Малдер.

— Острый ум, — кивнул собеседник. — Очень острый. Придется так. Из чего сделана ложка?

— Из металла какого-то, — ответил Малдер.

— Из чего состоит металл? — спросил собеседник.

— Э-э-э… — не понял Малдер.

— Из молекул, — подсказал собеседник. — Молекулы состоят из атомов, атомы — из элементарных частиц, элементарные частицы — из каких-то еще более элементарных частиц. Какая потрясающая система, не правда ли?

— Да, физика — сильная штука, — кивнул агент Малдер.

— Физика — это типичная уловка ума, — улыбнулся собеседник. — Смотрите, Малдер. Что произошло раньше — ученые экспериментально доказали, что все состоит из молекул и атомов, или сначала какой-то умный чувак, вроде вас, высосал из пальца идею о том, что все состоит из молекул и атомов?

— Ну, идея была раньше, конечно, — кивнул Малдер. — В Древней Греции, атомизм Демокрита…

— Если помните, помимо атомизма Демокрита, были и другие концепции, — сказал собеседник. — Гераклит, например, утверждал, что мир есть огонь. Пифагор — что все есть число. Ну, и все в таком духе. Помните?

— Да, — кивнул Малдер. — А как бы вы описали мир?

— Мир — это совокупность наложенных друг на друга субъективных галлюцинаций, складывающихся в общую картину в процессе коммуникации. Эту общую картину принято называть «объективной реальностью», — сказал собеседник.