Сага о Головастике. Изумрудный Армавир - Александр Нерей
Правдолюб долго протирал платочком свой чёрный бинокль для просвечивания, потом регулировал резкость, или ещё какие настройки своего прибора, потом глубоко вздохнул и осветил фибру моего заклятого дружка-пирожка.
— Готов? — спросил он то ли у меня, то ли у парящего ТА.
— Он же, вроде, под лучом заснуть должен? — уточнил я.
— Он и спит. Ты готов услышать правду? Правду от Правдолюба.
— А до этого…
— И до этого была правда. А сейчас ещё правдивее будет. Ещё чуднее. Обещаешь хранить её секрет? — пристал ко мне Виталий, освещая под разными углами такую же фибру с молниями, как у первого и второго осколка.
— Какие могут быть секреты? Осколок ТА… — начал я причитать.
— Тогда читаю: «Талантия. Россия. Армавир. Александра Валентиновна». Дальше читать?
Я просто рухнул на пол. Вернее, все мои шесть треугольников одним махом распрямились и выпали в осадок, а я снова стал мутным паро-призраком.
— Не может быть, — выдохнул я из тумана.
— Может-может, — не согласился со мной Правдолюб. — Ну-ка, соберись. Я дальше читаю. Сам не могу во все это поверить, но… Читаю.
Я «собрался» в подобие своей обычной человекообразной фигуры, не сгибая и не скручивая свои треуголки, а Виталий продолжил изучение женского варианта нашего же осколка из Талантии.
— «От особи женского пола». Ясное дело. «Отвечала за романтичность». Эвон. «Отторгнута по согласию с душой во избежание травм и прочих мировых неприятностей». Ещё страннее. «Несёт полную сжатую информацию о человеке для последующего…» Что-что? «Для последующего слия…» Этого я читать не стану, — категорически заявил рентгенолог, превратившись в обычного Правдолюба, из которого никогда ничего интересного не вытащить даже клещами.
— Мне этого ни в жизнь не переварить, — вздохнул я невесело.
— Уже можно выметаться? — ожила фибра сестрёнки Шурки из двенадцатого правильного мира первого круга.
— Свободна, — согласился Правдолюб и впал в оцепенение.
— И это… Не проболтаюсь я, — пообещал я сестре ТА.
— Отставить! Она остаётся, а ты в фибру! — скомандовал Правда, когда очнулся от недолгого забытья.
— Моя тайна – на твою тайну, — поставил я условие сестричке. — Он читает. Ты на ус мота… Запоминаешь. Потом всё мне, как на духу.
— Уговор, — пообещала ТА и переконструировалась в фигурку одиннадцатого.
«Ещё бы ты не согласилась, — размечтался я, разбираясь на части и превращаясь в фибру. — А какие фигуры у девчонок можно…»
Не успел представить себе осколочную фигурку сестрёнки из Талантии, и возможных сестёр из Амвросии и Фантазии, как мигом отключился под усыплявшим лучом рентгенолога Правдолюба.
* * *
— Долго ещё висеть? Всё прочитали? — канючил я точь-в-точь, как первый КО.
— Нет-нет, — в который раз услышал от Правды. — Ещё чуточки, и все будут туточки.
— Ты же уже не светишь. Алё! А где ТА? Где подпольная лисичка-сестричка? — спросил я, но мне никто не ответил.
Я перестал парить посреди комнаты и осмотрелся. Правдолюб сидел на стуле у своего стола и глазел куда-то на стену. Его обычные очки валялись на полу, а просвечивающий бинокль и вовсе куда-то девался. Ни ТА, ни волшебного прибора в комнате не было.
— На кой ты отдал ей свою драгоценность? — опешил я от такого поворота дел.
— Нет-нет. Ещё чуточки, и все будут туточки, — услышал заевшую пластинку Виталия.
Я мгновенно разобрался на части и собрался в человекообраза. Никакими изгибами и скручиваниями не заморочился, а стал обычным колючим осколком с треугольными руками, ногами и головой. Стеклянный дикобраз, да и только.
— Виталий! Очнись, зараза. Что с тобой? — взревел я сверхзвуковым самолётом и набросился на Правду.
Но куда там. Правдолюб был здесь, вот он, а душа его или разум, или кто там в нём только что был и вёл заумные беседы, отсутствовал или отсутствовала напрочь.
Я сначала обнюхал отключившегося, заподозрив его в скоростном пьянстве, а когда вспомнил, что нюхать мне, собственно, нечем, обессилено упал своим несуразным туловищем на стул.
— Что он такого во мне вычитал, если сломался, как заводная игрушка? — смутился я не на шутку. — И где эта…
Я неожиданно вспомнил о безвозвратно потерянном братце-одиннадцатом, о вновь обретённой сестрёнке-подпольщице Александре, и подпрыгнул на стуле.
Бросив Правду на произвол судьбы, пошагал из его комнаты, собираясь устроить хорошенькую взбучку человекообразине Шурке из правильного двенадцатого мира Талантии.
Глава 3. Конец Того Света
— Что за укроп? — вырвалось у меня, когда, переступил порог барака и вышел на… Белый свет.
Кавказ изменился до неузнаваемости. Конические горы не просто исчезли, а вросли своими вершинами обратно в футбольное поле, выдавив на поверхность подобие бесцветной лавы, которая застыла над их острыми пиками огромными прозрачными лепёшками.
«Школа» тоже потеряла этажей восемнадцать и снова стала двухэтажной. Всё изменилось до неузнаваемости, но осталось тем же самым.
Коконы-кастрюльки валялись на своих старых местах и никуда не исчезли, а мои братья-осколки, не обращая на меня внимания, резвились на освободившемся от гор пространстве, играя в подобие чехарды. Только вот, братьев у меня, вроде как, прибавилось. Как минимум вдвое.
— Что же случилось? — спросил себя и помчался знакомиться с пополнением, заодно косясь по сторонам в поисках Шурки-партизанки.
Как в такой неразберихе можно отыскать сестру из Талантии, я не задумывался, а просто шарил взглядом и смотрел, нет ли у кого на груди или в «руках» бинокля Правдолюба.
— Бум-бум! СК-РОт! — посыпались издёвки от старослужащих мушкетёров.
— Я сейчас вам уши поразгибаю! — рявкнул я на близнецов. — Признавайтесь, кто вас размножил, и куда делись горы?
— Ты номера сверь сначала. Это тебя размножили и приумножили. Так умножили, что теперь с неба сыплешься, как манна небесная, — ответил мне восьмой ФЕ.
«Мать честная. И правда. Все, на кого ни глянь осколки СК-РО, — ошалел я, разглядев ИИНПФ на сновавших туда-сюда и по земле, и по воздуху фибрах, и их человекообразных углобратьях. — Как есть, конец света».
— Пока ты с Правдой дурью маялся, горы и школа изменились, а с неба тебя сыплют! — налетели на меня с объяснениями мои оболтусы-осколки НА, ГВ и МЕ.
— Тише вы. По порядку всё расскажите.
