Изумрудный Армавир - Александр Нерей
— Из чего оно стреляет? — спросила моя подсказчица.
— Из всего! — огрызнулся я, имея в виду всякие палочки, карандаши и прочие снаряды, которые в далёком детстве умудрялся заряжать в оба ствола, а потом пулять ими в своих солдатиков.
— Тогда заряди его тем, что хулиганы у мальчишек отнимать собрались, — продолжила Оленька.
— Ёшкин-кошкин! — выдохнул я с облегчением и пошагал за угол кинотеатра, обрадованный подсказкой самого Скефия, а никак не соседки, которая, не отставая, семенила вместе со мной на битву с хулиганами. — Десятикопеечные жаканы, товсь! — скомандовал я миру и взвёл своё всеядное оружие.
— Кто это к нам пришёл? — обратили на нас взоры кандидаты на колонизацию малолетних учреждений.
— Отпустите парней подобру-поздорову! — потребовал я у «Фигур», как мы иногда называли хулиганов после фильма «Тимур и его команда».
— Валите, пока сопатки целые, — процедил сквозь зубы один из шести грабителей и мучителей.
— Напугали кошку грыжей. Вот и стала она рыжей, — не заставил я долго ждать ответа и сначала дедовой присказкой откупился, а потом и из ружьишка пальнул весомыми столбиками из десятикопеечных монеток штук, этак, по десять.
«Раз!» Одному по мягкому месту. «Два!» Другому по ноге. Передёрнул приклад и снова: «Раз! Два!» После третьего залпа хулиганов словно ветром сдуло.
— Но я же не рыжая, — почему-то обиделась Оленька.
— А ещё ты, как это ни странно, не кошка, — отбился я и от одноклассницы.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась она над моими словами, а, может, над спасёнными шкетами, которые опустились на четвереньки и начали усердно и споро собирать отстрелянные мной копеечные боеприпасы.
Я тоже пару раз хихикнул и поспешил в сторону перелётной скамейки, увлекая за собой смеявшуюся Дульсинею.
— Погодь. Дядя. Паря, — донеслось сзади от карапузиков-нумизматов.
— Что вам, господа хорошие? Нашли тоже, дядю Парю. Дядю Брею. Дядю Подстригаю, — отозвался я и остановился.
— Мы же для тебя монетки собирали. И это... Спасибо, что вы на тесто-невесту не обиделись, — сказали мне первоклашки.
— Ладно вам. Сами тратьте. Только больше не зевайте. Я тут не каждый день дежурю. Если не трусите, подставьте ладошки под дула, — решил я покуражиться и над спасёнными, а заодно испытать всеядность своего оружия.
— Больно не будет? — засомневалась троица оболтусов, разделив и попрятав мелочь по карманам.
— Чего желаешь отведать? Говорите, а я пальну этим вам в руки, — обратился я к первому пострелу.
— Мороженое «Эскимо», — заявил он и подставил ладонь прямо под мой игрушечный ствол.
— Чуть подальше. Чтобы не помялось, — сказал я и пальнул батончиком «Ленинградского».
— Ух, ты! И мне! — начали протягивать ладошки остальные карапузы.
Я ещё пару раз сморозил – с’эскимосил и пошагал к стартовой площадке.
— Добрая душа, да? А мне что-нибудь выстрелишь? — снова обиделась соседка.
— Заказывай. В пределах разумного, конечно. Чтобы в дуло поместилось, — рассмеялся я своей шутке.
Ольга ничего не ответила, и мы спокойно присели на скамейку, которая кое-чем отличалась от таких же местных, стоявших вдоль площадки перед кинотеатром-тёзкой.
Не успели мы облокотиться на спинку этой скамьи, как наши волосы от порыва ветра подпрыгнули, а окружавший пейзаж мгновенно и разительно изменился в армавирскую сторону.
— Всё на сегодня, — скомандовал я и поднялся. — Только забудь всё обо мне и… Чтобы не задразнили, не говори, что мы вместе гуляли.
— Если стрельнёшь шоколадкой «Алёнка», я тебя в упор не увижу, — выдвинула свои условия соседушка.
Пришлось стрельнуть себе в левую руку, а потом передать Оленьке её заказ.
— Что за фантазии у вас? Одни по два рубля в карманы попрятали, а пожелали мороженое за двадцать две копейки. Другая шоколадку, — причитал я по дороге домой.
— А давай тогда ещё одну для Элки. Если не жалко, конечно, — сразу же перефантазировала Оленька.
Я печально вздохнул, но фокус с шоколадкой повторил, после чего повесил проверенное в деле оружие на плечо.
— Ты же кошка. К тому же рыжая. Попросила бы шоколадную мышку-брюнетку размером с Серёжкину пинетку. Ха-ха! — попытался я скрасить наше унылое возвращение. — А ты «Алёнку».
— Теперь дразниться будешь?
— Буду. Но молча, — заявил я о честных намерениях. — И рыжей, и кошкой.
— Лишь бы не Стёпой, — согласилась Оленька, а я обмер.
«Откуда знает? Я же за эти пару дней её ни разу…» — начал уплывать в синие дали, но Скефий не дал.
— Пуфф! — отрезвил он мою голову, давая понять, что общаюсь не совсем с Оленькой.
— Оружие сдавать? — сразу спросил у мира.
— Пуфф! — повторил Скефий, и на этом наше кинопутешествие кончилось.
Мы с Ольгой разошлись по своим дворам, как совершенно чужие одноклассники-соседи.
* * *
— Где мотался? — встретил меня папка посреди двора.
— На безголового ходил. Который всадник. Жуть! — признался я сразу же.
— Ну, милорд, ты даёшь. А мамка знает?
— Зачем ей? Сводить в кино её хочешь? Там «Командир...», что-то там, какой-то щуки. А на какой бы ты хотел? А то я могу с Серёгой посидеть, — предложил я услуги исполнителя желаний.
— Потом как-нибудь.
— Ладно. Так я пошёл?
— Про неизвестных братьев не напомнишь? Я уже у всех спрашивал. Никто о таких не вспомнил. Знаю, что родные, а в памяти пусто.
— Что ты от них хотел? За бананы поблагодарить или за пепси? Я могу передать им привет. Если встречу, конечно, — снова предложил я волосок из бородки Скефия Хоттабыча.
— Как их звали?
— Колькой и Сашкой.
— Так-так-так. А они родные братья? — заблестел глазками родитель.
— Дядька и племянник. Между собой. А к нам… Бог знает.
— Уже кое-что. А фамилию их не помнишь? — пристал папка, как репей.
— Ага. Вам здрасти. Мы ваше счастье. А фамилия у нас «Ваша-родняшенко». Так по-твоему братья здороваются, когда в гости приходят? Или: «Мы из племени землян, из левого рукава обезьян, из шершавой ладони крестьян, из мизинца по имени «С-утра-весел-и-пьян».
— Значит, ясельный «Мишка Косолапый» на пользу пошёл. Ха-ха-ха! А повторить сможешь? Когда в гости кто-нибудь придёт? — раззадорился Григорьевич младший.
— Я тебе
