Андрей Белянин - Черный меч царя Кощея
— Поехали, — повторил я, аккуратно засовывая яйцо в карман форменных милицейских брюк.
Можно было, конечно, побегать меж дубов ещё часок-другой в поиске других брошенных яиц, но смысл? Очень маловероятно, что по лесу их целая куча разбросана.
Те добры молодцы, которым каким-то чудом удавалось снять сундук, поймать зайца и не упустить утку, наверняка потрошили несчастную или просто по-богатырски выжимали из неё яйцо. А получив требуемое, ехали показывать кузькину мать Кощею Бессмертному! Где-то в районе Лысой горы, полагаю, их и хоронили. Если было что. Старина Кирдыкбабаевич, по общему мнению, страдал каннибализмом. Или, правильнее, наслаждался им. Меня, по крайней мере, он всё время обещался предать смерти лютой и непременно съесть!
— Не обязательно, что всё это правда. Бабу-ягу тоже в чём только голословно не обвиняли.
— Брехня! Бабуленька у нас святая просто, — неожиданно поддержал серый волк. — Когда не голодная, конечно...
— Я опять говорю сам с собой вслух, Мить?
— Да уж, частенько у вас энто дело, — подтвердил он. — Вам бы отдых нужен, Никита Иванович. Съездить куда-нибудь, вона Кнут Гамсунович как-то говорил, что у них за границею лечебные грязи дюже полезные. Лежишь в них, стало быть, свинья свиньёй, а здоровье-то так и прёт, так и прёт отовсюду!
— Спасибо, дружище, как только выдастся свободная минутка, оформлю загранпаспорт и свалю на воды. Напомни мне, как покончим с этим делом: посадим Кощея, найдём царя с царицей, вернёмся в Лукошкино, спасём всех, разберёмся с боярской думой и, наконец, сходим в баню!
— Всенепременно напомню, — серьёзно пообещал он и, пользуясь моим настроением, на всякий случай уточнил: — А можно я сразу на Маняше жениться не буду? Надо ить сперва присмотреться друг к дружке толком, чувства проверить, венки цветочные сплесть, ответного петушка на палочке подарить...
— Хочешь продлить конфетно-букетный период?
— Агась...
— Ну, если у вас дальше поцелуев ничего никуда не заходило...
— Ни-ни! — широко перекрестился волк правой лапой. — Я ж не кобель бесчувственный, понимание имею. Да и Манька девица порядочная с рукой тяжёлою!
Мне сразу вспомнилось, что примерно недельку назад он заявился под вечер в отделение с весомым фонарём под левым глазом. Сказал, что споткнулся в темноте. Значит, врал, Митька всегда врёт, но по большей части безобидно...
Ладно, пока не прижали к стенке окончательно, чего раньше времени запугивать парня женитьбой. Чего-чего, а этого ему не миновать, такова русская народная литературная традиция: в конце любой сказки герой непременно должен жениться, жить долго и счастливо и умереть со своей супругой в один день. Так что просто тупо ждём-с...
Мы вышли из дубово-сундучного леса, наполненного копиями зайцев, уток и игл. Печь терпеливо ждала нас там же, где мы её оставили. Тихая, спокойная и верная, как крестьянская савраска. Ворон по-прежнему сидел на трубе, чистя клювом перья.
— Мить, — тихо попросил я, — сделай уставшую морду. Ну, словно ты весь лес обегал, пока мы нужное дерево нашли.
— Намёк понял, — подтвердил он, выкатил язык наружу, свёл глаза в кучку, повесил хвост и пошёл дальше на полусогнутых. Видуха — словно он в одиночку Китайскую стену строил, ему недоплатили юаней и выгнали пешком из страны по личному указу Мао Цзэдуна.
Ворон купился и встретил нас злорадным хриплым хихиканьем...
— Нешто устали, люди милицейские? А я-то, грешным делом, думал, что вас из железа куют, в ледяной воде закаляют, ни мечом, ни пулей таких не возьмёшь! Поняли теперича, недалёкие, с кем связались-то, а?
Мы молча вернулись на печь.
Посланник Кощея продолжил, как ему казалось, изгаляться над очередными неудачниками:
— Поди, со всех дубов сундуки посшибали? На башку ни одного не упало? А жаль, говорят, некоторые с того резко умнеют. Ну настока, чтоб понять — на Кощея пасть раскрывать не стоило, не по масти он вам, борзота зелёная! Вы ещё под стол пешком ходили, половины букв не выговаривали, а он уже любого врага не силой, так хитростью на корню изводил! А? Ну? И? Чё скажешь-то, участковый?
— Какой матёрый человечище, — согласился я, доставая из кармана найденное яйцо.
Ворон спал с лица... с морды... с физиономии... Ну, в общем, с чего ему там положено спасть!
— Энто чё... это твоё?
— Нет, не моё, — чуть не покраснел я. — В лесу добыли. Оказывается, идти надо было не с медведем или соколом, а с обычной служебно-розыскной собакой. Митя в полчаса нашёл дуб, который ещё пах Кощеем.
— Не может того быть... ик?!
— Может, ибо, — серый волк весомо поднял вверх лапу, отогнув указательный палец, — господину твоему мыться почаще не мешало бы. А то разит кислым потом да запущенным алкоголизмом...
Говорящая птица переводила безумный взгляд с меня на Митю, с Мити на лес, с леса на золотистое яйцо в крапинку и никак не могла определиться с ответом. Ступор полный.
Я его не виню. Мы в милиции просто обязаны по службе уметь врать с каменным лицом. Больше трети преступников попадают в подобные ловушки и, махнув на всё рукой, сдаются под «неумолимым» напором самых слабеньких косвенных улик...
— Я всё про вас расскажу, — наконец всхлипнул Ворон, резко взмыл вверх и, хлопая крыльями, взял курс к солнышку.
— Догонять будем?
— Нет, — улыбнулся я, покусывая нижнюю губу. — Мы и так знаем, куда он полетел, нас будут ждать на Лысой горе. Но, как ты только что убедился, теперь у нас есть козырь в переговорах.
— Думаете, ежели ворон поверил, что яйцо настоящее, то и Кощей забоится?
— Понимаешь, ведь по большому счёту совершенно не важно, поверит Кощей в то, что это яйцо именно то самое, или не поверит. Главное, что он не будет знать наверняка. А вот захочет ли рисковать с таким раскладом...
Митяй многозначительно хмыкнул, а я спрятал яйцо в старый чугунок, прикрыв заслонкой.
Кощей был серьёзным противником, но предпочитал игру по своим правилам, никогда никуда не бросаясь очертя голову. Возможно, и свою легендарную кличку он получил не за то, что действительно обладал бессмертием как таковым, а за вековое умение выживать в любой ситуации.
Печь бодро несла нас назад к придорожному валуну, туда, где в избушке Бабы-яги осталась моя Олёнушка. От бесовки Василисы я особых сюрпризов не ждал, хотя бы потому, что сейчас мы и без того действовали согласно утверждённому Кощеем закулисному плану.
Он хотел, чтобы милиция разобралась с его старым конкурентом? Мы это сделали. Он хотел поржать над нами в своём однообразном Диснейленде? Мы съездили в его лес, посмотрели аттракцион с сундуками, вернулись. Он потребовал, чтоб я лично предстал перед ним с повинной головой, петлёй на шее и на коленях умолял отпустить двух пленниц? Ну всё, нарвался, мы идём!
Нас с Митей долго уговаривать не надо, лукошкинская опергруппа всегда была легка на подъём. Очень надеюсь, что ворон долетит первым, и до нашего приезда его подлейшество гражданин Бессмертный проведёт некоторое время как на иголках, лихорадочно вспоминая: а где, его в душу мать, точно стоит тот самый, подлинный дуб? Столько лет прошло, память-то не компьютерная...
— Никита Иванович, а вона и наши, — радостно взвыл Митяй, вставая на задние лапы и махая высунувшемуся из окна дьяку.
Филимон Митрофанович делал страшное лицо, что-то кричал, ставил руки крестом и в общем-то именно своим неадекватным поведением спас нас от верной гибели.
— Поворачива-ай! Засада-а-а! Ша-ма-ха-ны-ы!!!
Ох, а вот о таком повороте сюжетной линии мы не договаривались.
Нам навстречу, уже не скрываясь, выскакивая из перелеска, неслось не меньше сотни грозных азиатских всадников на низеньких степных лошадях. Свернуть по бездорожью значило бы раздолбать печь к чертям собачьим или застрять в каком-нибудь буераке.
Но и ударить по врагу всей массой, как по змеёнышам, тоже было невозможно: опытные в военном деле шамаханы просто обошли бы нас со всех сторон и расстреляли из луков. Осталась бы посреди чиста поля брошенная Емелина печка, а на ней два «ёжика», утыканные стрелами.
Положение спас Митя. И не потому, что такой уж сообразительный, а просто инстинкты звериного тела взяли верх. Серый волк запрокинул голову к уходящему солнышку и протяжно завёл прощальную песню...
Не знаю, так или не так пел вожак Акела у Киплинга, но душераздирающие нотки волчьих переливов мгновенно отозвались генетическим сигналом опасности в лошадиных мозгах. Мите ответили ещё два, три, шесть волков со всей округи, и уже под их дружным хором шамаханские кони встали на дыбы, поскидывали на фиг верещащих всадников и бросились наутёк во все стороны!
— Кавалерии можно не опасаться, — вытирая со лба холодный пот, пробормотал я. — Идём на избушку. Если кто попрётся на абордаж, кусай его за нос без жалости!
— Яволь, герр полицай, — бодро рыкнул Митяй.
