Андрей Белянин - Черный меч царя Кощея

Андрей Белянин

Черный меч царя Кощея

*****

— Никита Иванови-ич!

— Уволен.

— Ну-у, Никита Иванович, отец родной...

— Митя, если бы я был твоим отцом, я бы уже сто двадцать восемь раз повесился, утопился или выпил яду. А если бы не помогло, попросил Еремеева расстрелять меня всем взводом у ворот!

— Никита Иванович, ну простите, за Христа ради-и-а...

— Митя, не приплетай сюда Господа! — окончательно взбесился я. — Из-за тебя всё наше отделение без Страшного суда прямым маршем в рай отправится! Если Бог любит милицию, то тебя дал нам во спасение и искупление! Как, как ты умудрился отца Кондрата за международный терроризм арестовать?!

— Дык как... — развёл руками на три метра в стороны наш младший сотрудник. — А чего, дело-то нехитрое... И главное, всё по уставу! С мордобоем, но не без вежливости, как вы и учили...

Следовательно, опять во всём виноват я, верно? У меня задёргалось левое веко, горло перехватило, и тот же заботливый Митяй осторожненько усадил меня на чурбан для колки дров.

Позвольте представиться, Ивашов Никита Иванович, старший лейтенант Лукошкинского отделения милиции. Лукошкино — это такой столичный город, на тридцать тысяч душ населения. Стоит в сказочной Руси, у речки Смородины, среди лесов да полей, во времена славного царя Гороха.

Нет, кстати, царь у нас действительно неплохой. С закидонами, тараканами, натура холерическая, увлекающаяся, где-то самодурствующая, но вполне себе отходчивая. Его ещё, конечно, царица цивилизованным манерам учит. Лидия Адольфина у нас из Европы, бывшая принцесса Австрийского правящего дома, но за Россию на танки пойдёт, решительная женщина.

А я попал сюда прямо из Москвы, во время плановых учений. Влез в подвал в заброшенном деревенском домике, а вылез уже здесь, в тереме Бабы-яги.

Бабка у нас хорошая.

Это рекомендуется запомнить и повторять как мантру, а не то съест! Шучу...

Яга на редкость прогрессивная и понятливая старушка, глава нашего экспертного отдела. Мы без неё как без рук — здесь ведь в любом преступлении колдовства и чародейства порой как вшей, хоть горстями выгребай. Вот в этом смысле равных нашей бабуле нет, а ещё она мужское враньё насквозь видит, представляете? С женским у неё сложнее, ложная солидарность мешает.

За время моей службы нам удалось раскрыть ряд довольно громких дел, добиться уважения к милицейскому мундиру, определённого законопорядка в городе, и если бы не Митька...

— Так вот, Никита Иванович, иду я, стало быть, по базару, — вдохновенно врал этот нахал, прекрасно зная, что свидетелей у меня нет и придётся верить ему на слово. — Всё чин по чину, никого зазря не обижаю, честь сотрудника органов берегу, а тут навстречу, эдак бочком, бочком, отец Кондрат. Подозрительно же, правда?..

Да, а ещё я женат! Недавно. Если честно, целых три дня. Пока мы вдвоём живём в моей комнате, на втором этаже терема Бабы-яги. Нет, финансы вполне себе позволяют снять отдельное жильё, просто негде и не у кого. Гостиничный бизнес в Лукошкине не особо развит. Все приезжие, как правило, селятся по своим: в Немецкую слободу, армянское подворье, азиатский караван-сарай, купеческие дворы, ну а кто победнее, те в доходных комнатах при трактирах и кабаках.

Антисанитария там, конечно, аховая, всех удобств — на пять квадратных метров четыре лавки с рогожей, туалет на улице, за забором, завтрак за свой счёт — горбушка хлеба да жидкий чай. Государь, конечно, сразу же подарил нам с Олёной терем в честь женитьбы, только его ещё построить надо.

— Я ж тётке Матрёне и говорю: «Пошто в капусте квашеной рябина вместо брусники залежалась?» Она в крик! Но ить тоже не по совести, верно? Задал тебе вопрос сотрудник милиции, так ответь и не кучевряжься! А тут из-за спины отец Кондрат эдак баском, дескать, не по-христиански на рабу божью голос повышаю. Ну я ему и...

Да, ещё у нас в отделении служит стрелецкая сотня под командованием Фомы Еремеева. Хороший мужик, немногословный, но дисциплинированный, своих ребят в кулаке держит и в субординации разбирается. Даже не вспомню, сколько раз мы с ним и лаялись, и спасали друг друга.

Шли долгие разговоры о создании конной полусотни, но пока с лошадьми напряг. В нашей конюшне места хватает только рыжей кобыле Сивке Бурке (та ещё скотина!) и одной, не нашей, корове. Это Митина знакомая из деревни привела. Я с ней сталкивался. И с коровой, и с Маняшей, обе яркие личности, нарисовались — не сотрёшь...

— Я ему резонно эдак: «Невкусная капуста с рябиною!» А он мне: «Нет, вкусная!» — и цельную горсть в рот кладёт, а?! Я пробую — нет, вкус-то не тот! А он пробует — тот! Ну, когда мы первый бочонок в споре на двоих приговорили, тётка Матрёна в обморок хлопнулась. Тут уж я и не стерпел...

В общем, на арест отца Кондрата сбежалась посмотреть половина базара. Батюшка у нас собой не хилый, весом хорошо за сто кило и в излишнем смирении отродясь не замечен. То есть, судя по солидному синяку в полщеки у нашего младшего сотрудника, священнослужитель оказал решительное сопротивление силам милиции. Сам был доставлен в отделение при помощи стрельцов, с пустым бочонком на голове, это уже Митя постарался.

А вот вытаскивать батюшку из поруба и с извинениями отпускать на свободу придётся, естественно, мне. Кстати, чем раньше, тем лучше. Разок было дело, к нам сюда целый крестный ход под арест попал — больше пятидесяти священнослужителей! Заодно и отделение освятили, почему нет...

— Митя, я тебя всё равно уволю.

— Да за что ж, а?!

— За всё, — многозначительно ответил я, прекрасно понимая, что он меня уже уболтал и шанс чрезмерно позверствовать упущен. — Марш территорию мести! И баню вытопи! И в конюшне прибери, лошади не чищены, сено лежалое, вода уже три часа как несвежая! Мить, ну это я, что ли, делать должен?!

— Слушаюсь, батюшка сыскной воевода!

Один миг, и его будто мышкой в корзину перетащило — был и нет.

Я присел на крылечке нашего отделения, устало кивнул Фоме, распекающему своих молодцов за участие в драке на базаре, и крепко задумался о жилищном вопросе. Тема, кстати, вполне себе актуальная, поскольку в данный момент на вверенном мне участке нас как-то быстро стало очень много.

Если помните, то терем и всё подворье Лукошкинского отделения милиции принадлежат Бабе-яге. Я у неё лишь квартирант, за моё проживание здесь платится из государственной казны.

Митя тут тоже прижился, но он, по крайней мере, выполняет всю домашнюю работу не хуже пушкинского Балды, а маленькое жалованье почти целиком отправляет маменьке на деревню. Милейшая женщина, широкой русской души, разок виделись, ещё бы столько же не встречаться.

Я занимаю свободную комнату на втором этаже, Митяй ночует в сенях. А теперь ещё ко мне переехала бывшая бесовка Олёна, моя законная жена, а к моему напарнику завалилась в гости Маняша, дочь кузнеца, с коровой.

Нет, не дочь кузнеца с коровой, в их деревне о таких греческих штучках и слыхом не слыхивали. Просто с коровой. Дрессированная она у неё, в большом городе не была ни разу, Маняша её теперь по столице на познавательные экскурсии водит, достопримечательности показывает.

Вот сегодня упросила мою Олёну отвести их царский терем посмотреть. К чему я всё это? А к тому, что меня никто не понимает...

— Никита Иванович, там дьяк у ворот, — подошёл ко мне Еремеев. — Нам выгнать или ты своей ногой начальственной ему пинка дашь?

— Не искушай, — простонал я. За последний год идея пнуть возмутителя спокойствия в рясе и скуфейке была у меня почти навязчивой, превращаясь в болезненную потребность...

— Отца Кондрата требует, а тот в порубе сидит.

— Ну и суньте дьяка туда же, будем считать это посещением заключённого.

Сотник с пониманием отвалил, а я уныло поплёлся в терем. Уныло, потому что ничего хорошего меня там не ждёт. Метнувшись из горницы в сени, толстый кот Васька едва не сбил моё благородие с ног и, на секунду обернувшись, послал мне пылающий взгляд и выразительно провёл когтем по шее. Типа это я так довёл его хозяйку, и месть не заставит себя долго ждать.

Баба-яга сидела в светлице одна, за пустым столом, прихлёбывая настойку «от нервов» прямо из полулитровой бутылки. И это второй день...

— Русский метод лечения психики включает в себя не только алкоголь, но ещё и разговор по душам. То есть некий вариант исповеди на пьяную голову. Поговорим?

— Чего с тобой говорить-то? Изменщик ты и есть, — прокурорским тоном тихо пробормотала Яга.

— Да вы же сами хотели, чтоб я женился!

— Ну и брось меня, старую, одну-одинёшеньку. Собирай вон вещички да вали отсель с молодой женой в новый терем! Я-то вам на кой шиш сдалась?

Если женская логика просто ставила меня в тупик, то старушечья подразумевала ещё и кучу столь же безысходных ответвлений. В круглых глазах вернувшегося Васьки плескалась такая обида за любимую хозяйку, что было ясно — обгаженными тапками я не отделаюсь, он мне когти в нос запустит, как только усну. Коты... они на всё способны...