Сергей Палий - Братство

— Подожди, Маньякюр. Дай договорить. Я настаиваю, чтобы вы сейчас не сообщали о своем выборе. Не торопитесь. Пусть решит ваше сердце.

Никто не издал ни звука.

— Я могу взять всех, присутствующих в этом зале, — проговорил Кулио. — Думайте.

— Зашибись! — воскликнул Маг. — Это всё?

— Да. Иди-ка сюда, Шу!

— Чего? — насторожился Маг. — Чего я тебе сделал? Это не я цистерну, между прочим, заказывал…

— Ничего ты мне не сделал, — улыбнулся Кулио. — Я просто хочу с тобой чокнуться.

Шу встал со своего места и приблизился к шефу, недоверчиво зыркая на него исподлобья.

— Давай-ка, Шу, за Братство! — Кулио поднял бокал. — И чтоб вино потекло рекой!

— Вот это тема! — обрадовался Маг. — Так бы сразу, а то развел тут патетику.

Они с силой сдвинули бокалы, и хрусталь лопнул в их руках. Красные капли брызнули во все стороны вперемешку с осколками.

— На счастье… — пробормотал Кулио, глядя, как из пальца сочится кровь.

На другом конце стола Фантик постучал ложкой по горшку с жюльеном, привлекая внимание.

— Я вот точно не помню: жрать, согласно этикету, уже можно после первого битья посуды?..

Час пробежал незаметно…

Приподняв лицо из тарелки с остатками спагетти, Маньякюр облизал губы, снял с наглазной повязки макаронину и провозгласил:

— Короче… анекдот… — язык у морского волка порядочно заплетался. Камзол от Гуччи был залит кетчупом. — Знаете, почему… заи… тьфу!.. заболел Самурай? Не знаете? А я вам расскажу, мидию мне в ухо! Потому-у что он хотел сделать… с-себе харакири грязной стамеской и подхватил зар-разу…

Викинг заржал и шарахнул дрыном по столу.

Самурай обернулся. Хотел протереть салфеткой очки, но уронил их в супницу и, немного поразмыслив, решил не вынимать. Близоруко щурясь, он помахал указательным пальцем в воздухе и категорично заявил:

— Позвольте, сударь! Давайте это обсудим…

Праздник продолжался.

Степан пригубил немного аперитива и на этом ограничился: после попойки в румынской таверне с Куклюмбером и Генагогом к алкоголю он относился прохладно. Так же вменяем был трезвенник Бюргер, который уже минут десять развлекался тем, что бросал шпагу морского волка в старинный буфет на манер дротика.

А вот остальные набрались порядочно.

Парадный мундир Кулио был расстегнут, форменная рубашка помялась, а галстук вообще валялся в салатнице. Шеф, размахивая руками, возбужденно орал в отупевшее от грога рыло Генагога:

— Как на халяву водку хлестать — так всем не влом было подрядиться, да? А когда реально мир спасать пришлось — по кустам? Вразброд? А кишки на турбину никто, случайно, намотать не хочет?

— Вот это правильно! — кивал Генагог и бахал древком трезубца по полу. — Вот это по-нашему!

Куклюмбер соорудил из своего песцового манто лассо и демонстрировал тете Эмме чудеса ловкости. Аттракцион назывался «Зааркань Эльфа». Эльф, визжа от радости, бегал по зале и мимоходом дарил всем исключительно дружеские поцелуи. Коротышка в последнее время был особенно счастлив, потому что каждый день чатился с Томми.

Фантик, Киборг и Викинг резались в преф. Каждый из них, залихватски глотая коньяк из горла, уже раз по пять заказывал «мизер», и поэтому «горы» у всех троих были выше тибетских.

Шу показывал Моху магические фокусы. Зрелище было не для слабонервных. Пьянющий в слюни Маг создавал вокруг розовощекого толстяка кольцо огня и запускал рядом с ним шаровую молнию. Мох носился по кругу от грозно потрескивающей сферы как угорелый и крыл матюгами сверхъестественные хреновины…

А Степан смотрел на всё это форменное безобразие, и лишь одна мысль пульсировала в мозгу: что решат эти разгильдяи завтра? Кто-то из них ведь полетит с Кулио, а кто-то останется на Земле.

И не станет больше Братства…

За спиной вежливо кашлянули. Степан обернулся и увидел охранника, который старался сохранять деловой вид, но краем глаза наблюдал за царящим вокруг бедламом, и лицо его не могло полностью скрыть эмоций.

— Мистер Степан, — обратился он. — Там вас спрашивает какой-то человек. Я знаю, что было велено не отвлекать, но посетитель утверждает, что знаком с вами и проделал долгий путь.

— Хорошо, спасибо. Проводите в переговорку на втором этаже. Я сейчас поднимусь.

— Слушаюсь.

Охранник откланялся.

«Странно, кто бы это мог быть в такой поздний час?» — подумал Степан.

Глотнул минералки, одернул новый пиджак и вышел из залы, тихонько притворив за собой тяжелую дверь. Поднимаясь по лестнице, он все никак не мог отделаться от противоречивых мыслей.

Не мог решить.

С одной стороны, Степану очень хотелось отправиться вместе с Кулио к звездам, навстречу небывалым приключениям, новым горизонтам, навстречу открытому пути. А с другой — жаль было покидать родной дом. Ведь на этой неуклюжей планете он появился на свет, вырос. Здесь — его маман. Его город. Здесь — его мир…

В переговорке было тихо. Отблески свечей, горевших в тяжелых канделябрах, дрожали на старинной мебели, ковер под ногами был похож на какое-то мистическое покрывало. Пахло миндалем, стеарином и дорогим табаком.

Посреди комнаты стоял Генрих Карлович. Редактор провинциальной газетенки, в штат которой Степан так мечтал попасть.

Господи, как же давно это было.

— Здравствуйте.

Редактор вздрогнул, резко обернулся.

— О! Здравствуй, голубчик! Как хорошо, что я добрался до тебя! — Генрих Карлович засеменил к Степану, схватил за руку и принялся усердно ее трясти. — Не хотел посылать никого из сотрудников. Думаю, поеду лично, чтобы наверняка…

— Вам налить чего-нибудь выпить?

Редактор туповато посмотрел на Степана, усваивая информацию. Потом замотал головой:

— Нет-нет. Я вот, собственно, о чем хотел спросить, голубчик…

Генрих Карлович замялся. Видимо, ему было непросто перешагнуть психологический барьер и обратиться с просьбой, а не с требованием, к бывшему подчиненному. Наконец он решился. Проговорил:

— Я вот, собственно… Не мог бы ты мне, голубчик, дать эксклюзивное интервью для нашей газеты? Это будет настоящая сенсация!

Степан думал не больше секунды.

— Нет.

Редактор опешил. Правая его щека еле заметно задергалась. В конце концов, он нашел в себе силы спросить:

— Но почему?

Пламя свечей дрогнуло от сквозняка, и тени запрыгали по всей комнате непокорными призраками.

— Бесперспективняк, — тихо сказал Степан.

Прислушался к ощущениям.

Противной горечи во рту не возникло.

Редактор смотрел на него, непонимающе моргая, раззявив рот. Смешной и нелепый среди этой тибетской роскоши. Лишний.

И неожиданно Степан понял, что ответит завтра Кулио. Понял и вздрогнул. Но смятение длилось лишь миг. А потом на его место пришло небывалое спокойствие и уверенность в будущем.

Ведь будущее — уже сейчас.

Степан улыбнулся, взглянул Генриху Карловичу прямо в глаза и еще раз со смаком произнес:

— Бесперспективняк.